Заложенная Филаретом методика обучения кадров в монастырях получила достойное развитие. Прямым подтверждением этому алы считаем и факт хранения в приказе Тайных дел картографических материалов некоторых монастырей (Воскресенского Иерусалимского, Иверского, Валдайского и Крестного Онежского), и произведение любых строительных работ в них только с разрешения царя[108].
Карьере сотрудников приказа способствовало усердие при выполнении особых заданий государя: подьячие назначались дьяками в другие приказы, а дьяки становились думными дьяками, но при этом они оставались доверенными лицами царствующей особы. Таким образом расширялась внутренняя агентурная сеть в различных социальных слоях общества. Некоторые из этих людей успешно продолжили службу при преемниках Алексея Михайловича.
Во второй половине XVII в. наиболее близким Алексею Михайловичу становится А. С. Матвеев[109], многократно выполнявший личные (в том числе и по линии Тайного приказа) царские поручения. В частности, он проявил немалую активность при подавлении «народного» восстании 1670–1671 гг. под руководством Степана Разина. После поимки Разина А. С. Матвеев писал царю: «А в том деле работишка моя, холопа твоего, была»[110].
Слово «народное» взято в кавычки не случайно. В советской историографии трактовка этого выступления была однозначной: вооруженное восстание народа против царя и бояр-угнетателей. Однако в настоящее время имеется несколько версий этого события. Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко считают Разина представителем ордынской династии, отстаивавшим свои права на престол. Они отмечают, что победа правительственных войск была одержана благодаря превосходству в вооружении. От себя добавим – и благодаря работе А. С. Матвеева и других «слуг государевых». Таким образом, речь может идти о борьбе за московский трон «старой» и «новой» группировок.
Н. М. Михайлова полагает, что разинское выступление – первое в череде «раскольнических бунтов», потрясавших Россию на протяжении почти ста лет – с 1668 по 1774 г. Напомним читателю, что незадолго до восстания патриах Никон[111] провел реформацию Церкви. В числе прочего Разин обещал вернуть «старую веру», но при этом совершались убийства священнослужителей, надругательство над церковными святынями и ограбления храмов. После смерти Алексея Михайловича силовая «раскольническая» деятельность не прекратилась, о чем будет рассказано в следующей главе.
Отметим идеологический момент, связанный с оценкой любого вооруженного выступления. Удачное объявляется революцией; его организаторы, взявшие власть, проводят комплексные пропагандистские мероприятия, призванные поднять их реноме в глазах иностранных государств и всех слоев населения. Подавленное называется бунтом, мятежом; пропагандистские мероприятия проводят люди, власть сохранившие. В любой стране и в любое время народ, от имени которого выступают и мятежники (или революционеры – все зависит от точки зрения), и представители правящего режима, является объектом политического воздействия со стороны различных сил. Специальная пропаганда, активные мероприятия, черный пиар – эти термины хорошо знакомы читателям.
Никогда нельзя исключить, что вооруженное выступление, имеющее признаки внутреннего противоборства, инспирировано другой страной, преследующей собственные внешнеполитические цели. В этом плане главе государства (царю, президенту) следует проявлять крайнюю осторожность. Его секретные службы должны постоянно «держать руку на пульсе», чтобы выявить угрозу иностранного вмешательства на ранней стадии. Это позволяет выстроить систему противодействия внешней угрозе с минимальными экономическими затратами и «бить врага его же оружием», лучше всего – малой кровью и на чужой территории. На наш взгляд, Алексей Михайлович и его службы хорошо понимали реальность иностранной угрозы, стараясь работать профессионально.
В первые годы правления Тишайшего общее руководство царской охраной осуществлял боярин – руководитель приказа Большого дворца, с 1663 г. дьяк приказа Тайных дел. За безопасность царской семьи отвечало несколько охранных подразделений с различными функциями и подчиненностью. В сочинении Г. К. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича», написанном для государственного канцлера Швеции (!), есть любопытные сведения не только о российском государственном устройстве, но и об охране царской семьи. В приведенных далее выдержках стиль и орфография оригинала сохранены.
В. И. Савельев организацию охраны царя Алексея Михайловича в Московском Кремле описывает так: «При особе государя в качестве телохранителей постоянно находилось двести человек – выходцев из дворянских семей. Ночью подле царской спальни дежурил главный спальничий с одним или двумя приближенными царедворцами. В соседней комнате находились шесть телохранителей, а в следующей располагались еще сорок человек»[112].
Во времена первых Романовых спальники были одними из наиболее приближенных к царю людей. В сочинении Котошихина о них говорится так: «Спалники – которые спят у царя в комнате, посуточно, по переменам, человека по четыре. И многие из них женатые люди, и бывают в том чину многие годы, и с царя одеяние принимают и розувают. А бывают в тех спалниках изо всех боярских и околничих, и думных людей дети, которым царь укажет, а иные в такой чин добиваются и не могут до того притти. И быв в спалниках, бывают пожалованы болших бояр дети в бояре, а иных менших родов дети в околничие, кого чем царь пожалует, по своему разсмотрению. И называют их комнатной боярин или околничей, а в посолственных писмах пишут ближними бояры и околничими, потому что от близости пожалованы»[113].
Как мы видим, спальники («спалники» у Котошихина) – дежурившие посменно сотрудники дворцовой охраны. Во главе каждой смены находился постельничий: «И того постелничего чин таков: ведает его царскую постелю, и спит с ним в одном покою вместе, когда с царицею не опочивает. Так же у того постелничего для скорых и тайных его царских дел печать»[114]. При царе Алексее Михайловиче постельничим был Ф. М. Ртищев.
Вернемся к описанию Савельева: «Кроме того, у каждых ворот и дверей дворца стояли отборные молодцы. К постоянной дворцовой страже принадлежали также две тысячи стремянных стрельцов, которые поочередно стояли день и ночь с заряженными пищалями и зажженными фитилями – по двести пятьдесят у дворца, на самом дворе и у казначейства»[115]. Напомним, что в те времена в Москве было свыше 20 стрелецких полков, в том числе «выборный» (отборный) Стремянный полк, личный состав которого насчитывал, как мы уже говорили, 1000 человек.
Котошихин утверждал, что в охране Кремля участвовали все московские стрелецкие полки: «А на вахту ходят те приказы посуточно; и на царском дворе и около казны з головою стрелцов на стороже бывает по 500 человек, а досталные по городом, у ворот по 20 и по 30 человек, а в ыных местех и по 5 человек; а чего в котором приказе на вахту не достанет и в дополнок берут из иных приказов. А в празничные дни которой приказ стоит на вахте, и им с царского двора идет в те дни корм и питье доволное»[116].
Вероятно, охрана (соответствует караулу нынешнего Президентского полка) осуществлялась комплексно. На наиболее ответственные посты могли заступать стрельцы из Стремянного полка, охрану менее значимых объектов – за периметром Кремля и на городских заставах – могли нести стрельцы других полков. Возможен и вариант, при котором в карауле одновременно могли находиться стрельцы Стремянного и других полков.
Внутри Кремля особое внимание уделялось охране царского двора и дворцовых помещений, которые были закрытыми (литерными) зонами. Пройти во двор с оружием могли только стрельцы-караульщики. Категорически запрещалось появляться на царском дворе верхом или в карете, а также проводить через двор лошадей или экипажи. Посетители, приходившие во дворец по вызову, ожидали приема вне литерной зоны. Это ограничение распространялось на все социальные группы, в том числе на бояр и иностранцев. Те же правила распространялись и на другие резиденции царя, включая походную ставку. Любое лицо, задержанное с оружием в пределах режимной зоны, немедленно подвергалось допросу «с пристрастием» для выяснения цели появления. Если человек нес оружие «не с умыслом злым», а «с простоты», он в лучшем случае отделывался ссылкой в Сибирь или на Терек «на вечное житье». В противном случае смертной казни подвергалась вся семья «татя», покусившегося на жизнь государя.
Стрельцы, несшие караул на царском дворе, сопровождали царскую семью и при выездах из Кремля, при этом охранники шли с двух сторон от кареты, раздвигая толпу и обеспечивая беспрепятственное продвижение по улицам «без мушкетов, с прутьем».
Кроме стрельцов государя сопровождали стряпчие, которых можно считать выездной охраной. И снова слово Котошихину: «Стряпчие. Чин их таков: как царю бывает выход в церковь, или в поход на потехи, или в полату, в думу и для обедов, и в то время несут перед ним скифетр, а в церкве держат шапку и платок, а в походех возят панцырь, саблю, саадак. И посылают их во всякие ж посылки, кроме воеводств и посолств, чтоб сами были послы. А будет тех стряпчих с восмь сот человек. А на Москве они, стряпчие и столники, живут для цapских услуг по полугоду, пополам. А другая половина, кто хочет, отъезжают в деревни свои, до сроку»[117].
