— Почему стоим? — пропыхтел Чугунков.
— Отдышись, — бросил Мазур через плечо.
Он боком прислонился к толстенному стволу, сторожко выглядывая из-за него. До края леса, за которым начиналась осыпь, было метров пятнадцать.
— Полная тишина, — добавил он негромко. — Все изобразили статуи.
И продолжал всматриваться, вслушиваться, держа наган стволом вверх.
Что-то здесь было не так. То ли на пределе слышимости уловил нечто, напоминающее короткий визг собаки, то ли очень уж азартно растрещались сороки — а они, известно, провожают трескотаньем, перепархивая с ветки на ветку, и крупного зверя, и человека. Сороки кричали впереди, на том берегу — и не похоже, чтобы они перемещались. А может, все дело в неописуемом словами, но знакомом каждому понимающему человеку чутье, то ли зверином, то ли животном, то ли атавизме, то ли новом приобретении — седьмом чувстве диверсантов…
Мазур не хотел туда идти. А прежде в подобных случаях предчувствия всегда оправдывались, потому и привык относиться к ним серьезно. Он вовсе не был уникумом, такое случается со многими собратьями по ремеслу…
Но нельзя же торчать тут бесконечно. Одна секунда — это шаг. Сокращающий расстояние меж ними и погоней.
— Пошли, — сказал он. — Не шуметь, как можно тише…
И первым бесшумно тронулся параллельно речке. Пройдя с полсотни метров, остановился, сунул наган в карман, извлек нож и поскреб лезвием ноготь большого пальца. Осторожненько сдул невесомую пыль, позволявшую наблюдать дуновение самого легкого ветерка, наблюдал за ней во все глаза.
Ветерком тянуло от них за речку. Если там есть собака, непременно учуяла или учует в самом скором времени. Выразительно махнул рукой, приказывая двигаться вперед. Крался меж стволов, обратившись в слух.
Он не мог ошибаться — стрекотание сорок явственно сопровождало их параллельным курсом. Точнее говоря, не их, а того, кто перемещался следом за ними, двигаясь по ту сторону речки. Но какое же чутье, нюх, зрение должен иметь таящийся в засаде… или секрет тут в другом? Сам Мазур, располагая лишь данными от природы органами чувств, ни за что не смог бы столь искусно скрадывать противника — а на том берегу есть кто-то, есть, вон меж деревьев мелькнула сорока, пропала из виду, затрещала…
Аппаратура? Но какая?
Пора на что-то решаться. Легонько подтолкнув локтем толстяка, Мазур шепнул:
— Пойдешь первым…
Чугунков отчаянно замотал головой. Нехорошо осклабясь, Мазур поднял наган, чуть ли не уперев дуло в лоб. Бесполезно — толстяк трясся мелкой дрожью, потел, но все так же мотал башкой, и видно, что никакими угрозами не определить его в Александры Матросовы.
Ладно, не впервые ему приходится импровизировать на ходу…
— Пойдете через реку, — тихо сказал Мазур. — Все. Надеть куртки, капюшоны натянуть потуже, чтобы вас никак не распознали по рожам… Толстый, так и быть, идет последним.
— А ты? — спросила Ольга.
— А я переправляюсь чуть поодаль, — сказал Мазур. — И посмотрю, не вздумает ли кто вас обидеть… Устраивает такой расклад? тогда быстренько натягивайте куртки…
— Ну а если начнут стрелять? — прошептала Вика. Зрачки у нее были во всю радужку.
Мазур секунду подумал и сказал:
— К какой стороне окажетесь ближе, туда и кидайтесь. Только не разбегайтесь и не мечитесь. Окажетесь в лесу, бегите параллельно реке… всем ясно? Порядок такой: доктор-Вика-Ольга-толстый. И без дискуссий. Пройдете чуть вперед, речку будете переходить у во-он того камня… Марш!
Посмотрел им вслед, покривил губы. На месте толстяка он не спешил бы радоваться счастливому избавлению от печальной участи разведчика. Кто бы ни был на той стороне в такой вот ситуации, опытный охотник или опытный солдат, расклад один: первую пулю всегда получит последний, того, кто ближе остальных к вражескому берегу, можно и оставить напоследок…
Вновь вынул наган, не двигаясь с места, проверил, легко ли выходит из ножен тесак. Привычно подобрался. Кроме тревоги за Ольгу, никаких чувств не было.
Сорочье стрекотание удалялось вслед за вереницей людей в красных куртках — засада, как Мазур и предвидел, перемещалась. Сам он тоже прошел несколько метров, чтобы не упускать из виду приманку, на три четверти коей ему, откровенно говоря, было наплевать…
Вот и камень, угловатым, граненым бугром черневший на том берегу у самой воды. Цепочка двинулась через реку — медленно, сторожко, словно шагала босиком по битому стеклу или минному полю…
ЕСТЬ!!
Мазур отчетливо разглядел бесшумно промелькнувший меж кедров на том берегу силуэт в камуфляже — на груди висят два черных ящичка, из-под пятнистой каскетки вьется черный провод, в руках ружье, поднятое под углом сорок пять градусов к земле. Вот и охотничек. Ага, один из ящичков — и не ящичек вовсе, а бинокль без футляра… ну, это нам как нельзя более кстати… других пока что не видно… вот он, подставив правый бок, прильнул к стволу, начал медленно поднимать ружье…
Прикинув расстояние, Мазур перекинул наган в левую руку, правой достал нож — подметив, что и у противника на поясе болтаются внушительные ножны с торчащей из них желтой массивной рукояткой — перебежал от дерева к дереву…
Мгновение — и он двигался, жил, действовал уже в другом ритме, чуть ли не вдвое быстрее обычного человека. Выкинул руку. Нож еще жужжал в воздухе, а Мазур несся вперед в отчаянном броске, шумно расплескивая воду…
Человек с торчащим из шеи ножом заваливался ему навстречу. Подбив его для верности ударом под коленную чашечку, Мазур молниеносно сорвал с шеи ремешок бинокля, накинул себе на шею, выхватил из ножен нож — выдергивать свой — кровь брызнет фонтаном, по уши уделаешься! — бросил себе в карман рукояткой вверх, вырвал ружье. В какой-то неуловимый миг успел еще разглядеть оскаленное в предсмертной гримасе лицо — жесткие усики, впалые щеки, светлые волосы, — черный прибор со шкалами и лампочками, а еще через секунду, пригнувшись, держа ружье наготове, бежал по берегу, крикнул:
— За мной!
Слева мелькнула фигура в камуфляже — Мазур нажал на спуск, целя пониже пояса, на уровне колен. Ружье дернулось в руках, оглушительно выплюнуло заряд, Мазур даванул спуск вторично — проверяя с ходу, полуавтомат у него, или что, — и грохнул второй выстрел, человека швырнуло в папоротники, как сбитую кеглю, он сразу же заорал от непереносимой боли…
— За мной, идиоты!
Мазур кинулся в лес, наискось уходя от реки, держась меж возможными опасностями и заполошно бегущей четверкой. Еще один замаячил слева — выстрел, дуло поднято не выше колен, фигура покатилась по земле…
— Капюшоны, мать вашу!
И они догадались откинуть капюшоны, из-за которых плохо видели, куда следует бежать. Слева ударила наугад автоматная очередь, пули прошли сзади, довольно высоко — ага, вслепую лупит, сука! — Мазур ответил выстрелом, догнал последнего — ну толстый, конечно, — и от души подбавил бодрости ударом приклада по хребту. Оглушительно взвизгнув, Чугунков рванул так, что враз выбился в лидеры…
Азартный собачий визг и лай — но где-то на месте, словно собака привязана. Еще одна очередь вслепую, вовсе уж в другой стороне, ветка пребольно стегнула по щеке…
— Вперед, суки, мать вашу! Бегом! — хрипел Мазур, поддавая кому-то коленом. — Туда! Мимо пня! Бегом!!!
А сам, превозмогая владевшие телом инстинкты, остановился, нырнул за дерево, изготовил ружье. Никого. Посчитав про себя до пятнадцати, бросился следом, легко высмотрев впереди красные пятна спин. И бежал замыкающим, хриплыми воплями подгоняя, едва кто-то замедлял темп, поддавая прикладом…
Казалось, это длится часами — сумасшедший бег меж деревьев, шумное хриплое дыхание, попадавшие по лицу ветки… Клятое ружье уже весило не меньше тонны, но никакая сила не заставила бы Мазура его бросить, пока он был уверен, что там еще остался хоть один патрон, бинокль колотил по ребрам, по животу — лишь бы не зацепился за сук…
— Впер-ред! Наддай! Еще наддай!!!
Снова остановился, спрятался за деревом. Шум в ушах и удары собственного сердца мешали прислушаться — но никакой погони он не увидел. Понесся следом за неожиданно обретшей второе дыхание четверкой.
Наконец настал момент, когда поневоле пришлось разрешить привал, — сам Мазур мог бы отмахать в темпе кросса еще изрядный кусок, но его унылая гвардия все чаще спотыкалась и откровенно шаталась, налетала на деревья, усталость понемногу вытесняла страх, так их недолго и загнать…
— Стой! — прохрипел Мазур не так уж и громко.
Однако его услышали все, как подрубленные, плюхнулись, кто где стоял. Перед тем как самому рухнуть в мох, Мазур наскоро определился по солнцу и пришел к выводу, что не столь уж и отклонился от первоначального курса. Вытянулся на спине, закрыл глаза и постарался расслабиться всем телом, как был учен. На ощупь извлек из валявшегося рядом рюкзака фляжку и жадно глотнул, пролив тепловатую воду на грудь. Прислушался к хриплому, свистящему дыханию спутников — пыхтят, конечно, как паровозы, чего другого от них ждать… И поймал себя на гаденькой, однако вполне рационалистической мысли: неплохо было бы, потеряйся и отстань во время безумного бега кто-то из «балласта»…
