Из протокола допроса оберлейтенанта Пауля Сухича:
«Около села Круполи, у озера, в камышах, по приказанию полковника Бойе было расстреляно пять комиссаров. Это лично видел я, находясь с одним сержантом из нашей роты на охоте в этих камышах. Там же, название населенного пункта я не помню, лично полковник Бойе расстрелял офицера, который прятался в стоге сена. Для демонстрации этот труп лежал непогребенным. Среди солдат ходили разговоры, что труп принадлежал работнику ГПУ. Раньше в укрепленном пункте Янов, за рекой Буг, за укреплением из бетона была построена группа из командиров и красноармейцев Красной армии, приблизительно 20 человек. Полковник Бойе приказал их расстрелять».
Теперь в распоряжении Савельева и Пузырева помимо дневника и фотографий, которые давали основания подозревать Бойе в совершении тяжких преступлений, имелись свидетельские показания бывших сослуживцев: майора Поля Эбергарда, оберлейтенанта Сухича.
Но Бойе продолжал полностью отрицать предъявленные обвинения и отказывался признать свою вину. Но так продолжаться бесконечно не могло, кольцо доказательств все плотнее смыкалось вокруг него. Прошлый полицейский опыт подсказывал ему, что надо сдавать других, чтобы выторговать себе жизнь. Серебро полковничьих погон и офицерская честь превратились в ничто, когда дело коснулось собственной шкуры. Спасая ее, Бойе инициативно предложил свои услуги в освещении обстановки среди пленных генералов и офицеров. Пузырев с Савельевым приняли его игру — Бойе стал секретным осведомителем под псевдонимом «Цезарь».
От Цезаря в нем ничего не имелось, и максимум, на что он тянул, так это на роль мелкого доносчика. Бойе принялся рьяно строчить доносы. Первой его мишенью стал ни много ни мало генерал-фельдмаршал Паулюс.
Бойе доносил:
«Я познакомился с генералом-фельдмаршалом Паулюсом еще до войны на маневрах. Тогда он был генералом и начальником штаба танкового корпуса. Здесь, в лагере, его все уважают и почитают. На политические темы он вообще не разговаривает, так как считает, что его подслушивают. Фельдмаршал никогда и ничего не предпримет против Германии и ее правительства. К «Союзу немецких офицеров» его никогда нельзя будет привлечь. Это он расценивает как предательство…»
Реакция контрразведчиков на это сообщение Бойе была более чем прохладной. Они не купились на протухшую информацию и, продолжая с ним игру, скрупулезно собирали доказательства, уличающие его в совершенных военных преступлениях. И тогда «Цезарь» стал сдавать всех подряд. Следующим после Паулюса стал генерал-полковник Штреккер, с которым воевал еще в Первую мировую войну. Старый армейский служака после возвращения Бойе из британского плена не забыл его и, как мог, помогал. И здесь в лагере он остался верен армейскому товариществу. На допросе у контрразведчиков Штреккер настаивал на том, что «обвинение Бойе в неправильном обращении с русским населением может быть только ошибкой». И с армейской решительностью заявлял: «Я за это полностью отвечаю!»
Бойе не замедлил отплатить генералу черной неблагодарностью. В очередном своем доносе сообщал:
«Генерал Штреккер раньше многих других офицеров стал придерживаться национал-социалистических взглядов. Он против «Союза немецких офицеров» и никогда и ничего не предпримет против Германии. К деятельности в плену его привлечь нельзя».
Не забыл Бойе и своего непосредственного командира — генерал-лейтенанта Дебуа. О нем он писал:
«Генерал Дебуа — убежденный национал-социалист и противник «Союза немецких офицеров». Но он не верит в военную победу Германии и его можно привлечь к сотрудничеству».
Бойе настрочил доносы еще на десяток бывших генералов и офицеров германской армии. Но это не могло отвлечь внимания Пузырева и Савельева от главного — поиска неопровержимых фактов, свидетельствовавших о совершенных им преступлениях. И тогда Бойе, продолжая выторговывать себе жизнь, прибегнул к очередной уловке. Он пытался убедить контрразведчиков в том, что может быть полезен в самой Германии, и предлагал услуги для установления контактов со своими высокопоставленными связями в Берлине. В своих прожектах Бойе рассчитывал (якобы в интересах советских спецслужб) привлечь их к сотрудничеству с «Союзом немецких офицеров» для «…борьбы с Гитлером, чтобы подготовить необходимый демократический строй в Германии».
Этот очередной его ход не усыпил бдительности Савельева и Пузырева. 18 октября 1943 г. на имя заместителя начальника УНКВД СССР по делам военнопленных комиссара госбезопасности 3-го ранга Мельникова был направлен рапорт, в котором указывалось:
«За период пребывания в лагере Бойе выполнил ряд заданий и представил небольшие материалы описательного характера. Высказал заинтересованность в своем производстве в генерал-майоры, чтобы потом активно работать в генеральском лагере. Вместе с тем на него добыты оперативные и документальные данные, указывающие на участие в злодеяниях против командиров, комиссаров и солдат Красной армии».
Реакция Мельникова на доклад была острой и незамедлительной. Он потребовал от Пузырева и Савельева взять Бойе в активную разработку. И они продолжили кропотливую работу по сбору доказательств его преступной деятельности. В 1944 г. перед ними открылись более широкие возможности подкрепить вещественными доказательствами письменные показания Сухича, Поля, Краузе и Гростмана.
К тому времени под ударами советских войск гитлеровские войска все дальше откатывались на запад. На освобожденных территориях постепенно возвращались к жизни живые, и восставала из пепла безымянных могил память о трагических жертвах «нового» фашистского порядка. Оперативно-следственные группы органов государственной безопасности приступили к документированию совершенных гитлеровцами преступлений.
В ходе расследования, проводившегося по местам пребывания 134-го пехотного полка, перед оперативниками и следователями все отчетливее проступал кровавый след, оставленный Бойе и его подчиненными на советской земле. Заговорили мертвые и живые свидетели злодеяний, совершенных солдатами вермахта.
Нельзя без содрогания читать скупые строчки из акта № 24 от 5 мая 1945 г. Государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских войск, совершенных в Ровенской, Житомирской и Киевской областях. Вместе с членами комиссии военные контрразведчики еще раз прошли по жуткому следу преступника Бойе.
Акт государственной комиссии бесстрастно свидетельствовал о творимых им зверствах:
«Южнее села Быдумка Ровенского района в 500 метрах, в лощине песчаного карьера, обнаружено два кострища, возле которых находятся три больших пятимиллиметровых листа железа и девять рельсов. Указанное железо и рельсы обгорели во время сжигания людей. Помимо костров на расстоянии 30 метров имеется яма размером в квадрат 6 метров и 3 метра глубиной, которая наполовину наполнена человеческим пеплом и недогоревшими костями».
Допрошенная в качестве свидетеля жительница села Несолонь Михайловская показала:
«В июле 1941 г. командир полка полковник Бойе лично расстрелял моего мужа за связь с партизанами. Кроме того, по его приказанию были сожжены дома многих жителей».
Житель того же села Оскиренко подтвердил:
«В июле 1941 г. по приказу полковника Бойе также были сожжены церковь и 12 жилых домов, а жители села убегали в лес, преследуемые немцами».
И таких свидетельств в деле разработки на бывшего гитлеровского полковника Бойе, секретного осведомителя «Цезаря» и военного преступника оказалось более чем достаточно. В мае 1946 г. в отношении него было возбуждено уголовное дело. Последнюю точку в кровавой истории дневника Бойе поставил суд.
29 декабря 1947 г. после завершения следствия военный трибунал войск МВД Татарской АССР на основании части первой Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. приговорил Бойе к лишению свободы сроком на 25 лет. К тому времени смертная казнь в Советском Союзе была отменена.
Глава десятая
По следу «оборотня»
17 сентября 1944 г. передовой батальон советских войск, подавив последнюю огневую точку противника и не встречая на своем пути сопротивления, все дальше продвигался вглубь территории Финляндии. Но звенящая тишина, затаившаяся в густом ельнике, невольно заставляла командиров и бойцов крепче сжимать в руках оружие. Головной дозор боевого охранения осторожно продвигался вперед по хорошо укатанной проселочной дороге. Позади остался еще один километр, и тут справа над лесом показались караульные вышки.
