Авторы плана и, несомненно, эксперты «Круга друзей рейхсфюрера СС» полагали, что для марша на восток все подготовлено; он должен был начаться в четырехлетний срок или чуть позже. Только два аспекта омрачали перспективу: на внешней арене не было уверенности в позиции Британии, на внутренней произошло сосредоточение консервативной оппозиции в верхнем эшелоне дипломатической и государственной бюрократии, в высшем командовании вооруженных сил и в кругу экономистов и промышленников, сторонников Шахта, – именуемой словом «реакция», которая в свое время выступила в поддержку Гитлера против Рема. Но они видели, как на смену СА пришли СС, и отчетливо понимали, куда двигался Рейх. В своем большинстве они не имели ничего против общих целей, преследуемых восточной стратегией, их только настораживали спешка, экономическая и политическая беспечность, с которой планы претворялись в жизнь. Конечно, мало кто предвидел полное крушение, но угроза духовного болота, куда затягивало страну, представлялась реальной.
Для Рудольфа Гесса они были врагами. Фюрер оставался для него величайшим стратегом, смотревшим далеко в будущее. «Для него (как явствует из слов Лейтгена) каждое решение фюрера было священно». Об этом красноречиво свидетельствует его речь, произнесенная перед гауляйтерами и крейсляйтерами (региональными и областными руководителями партии) в заключение Нюрнбергского партийного съезда, состоявшегося в сентябре 1937 года. Речь не была публичной, поэтому он мог сказать то, что хотел, хотя выступать с речами ему совсем не нравилось. Ильзе поведала, что перед выступлением он всегда «страшно потел» и, хотя редко употреблял алкоголь, перед тем как встать за трибуну, всегда выпивал маленькую бутылочку розового шампанского: только это давало ему силы подняться на трибуну.
В данном случае «старым боевым товарищам» он напомнил о том, что все эти дни глаза мира прикованы к Нюрнбергскому партийному съезду и что с каждым годом речи, особенно фюрера, приобретают все большую мировую значимость. «Каждый день партийного съезда становится новой вехой в истории борьбы с большевизмом. И эта борьба решает сегодня судьбы мира».
Каждый из них, продолжал он, стоит под прожектором гласности. Если у кого-то есть претензии к министрам или представителям власти, следует прямо адресовать их ответственным. Отзываясь о собственной роли как о «стене плача движения», он сказал, что тех, кто хочет облегчить перед ним свою душу, он может успокоить тем, что все знает, и «вы должны мне поверить, что я пытаюсь найти средство».
Еще он напомнил о том, что они не могут продолжать в прежнем духе бранить правительство и выдвигать требования, как в былые старые времена: теперь правительство и фюрер могли бы удовлетворить их требования лишь в ущерб проводимым им мерам. Помня об этом и являясь солдатским движением, они должны соблюдать дисциплину. Он настоятельно потребовал, чтобы людям они говорили правду и только правду. Если мобилизовать все силы, духовные и физические, горы можно двигать. Воля способна творить чудеса. Проиллюстрировать это положение он взялся примером из внешней торговли.
Имеется значительное число фирм, сказал он, которые все еще используют евреев в качестве своих представителей за границей. Когда кто-то интересовался, ему отвечали, что это делается исключительно из экономических соображений; скажем, в противном случае могла бы пострадать торговля и тому подобное. Но были случаи, когда эти так называемые незаменимые евреи представляли иностранных конкурентов и принимали участие в бойкоте германских товаров. Но партия здесь не дремала. Ведомство внешней торговли партии поработало над этими фирмами и добилось кое-где успеха; в результате снижения товарооборота больше не наблюдалось.
Напротив, AEG, к примеру, написала партии, что замена еврейских представителей немцами дала «огромный стимул», и издержки, связанные с перестановкой, были не только покрыты, но значительно возрос «объем продаж и финансовая выгода».
Это доказывает, заверил он, что, несмотря на первоначальный скептицизм экономистов, принципы национал-социализма применимы к торговле. Далее он перешел к обсуждению германо-испанской торговли в свете гражданской войны в Испании и трудностей, порождаемых «силами либерализма и масонства»; в качестве примеров он привел евреев, полуевреев и масонов, своей деятельностью подрывавших на Пиренейском полуострове германские интересы: «Что значит, если кое-кто из евреев то здесь, то там начинает наглеть? Главным образом, это служит напоминанием о том, что еврейский вопрос все же существует, будь иначе, мы бы о нем благополучно забыли: потому что, по большому счету, евреи сегодня так мало выделяются из общей массы, что реальна опасность, что мы забудем, какую роль они однажды играли. В связи с этим от людей, побывавших в Вене и Будапеште, мне поступило предложение: время от времени посылать руководителей партии в эти красивые города на Дунае; тогда, вернувшись домой, каждый из них будет снова пылать беспощадностью и ненавистью».
Что значит, продолжал он, если масоны посчитают необходимым время от времени повторять свои прежние утверждения? И в чем «по сравнению с великим (нацистским) движением» состояло значение масонов, евреев и других врагов в их, возможно, последнем проявлении? Этих людей не следует игнорировать; напротив, нужно внимательно наблюдать за ними, сообщать обо всем, «но не принимать их слишком уж серьезно». Затем он перешел к священникам.
«Чем меньше будем позволять им отвлекать внимание народа на них и их церкви, тем больше времени сумеем посвятить великому труду без помех и добиться еще больших достижений, тем больше поблекнет значимость религиозной концепции. Пока не настанет время, когда следующее поколение, прошедшее через «Гитлерюгенд», «Лигу германских девушек», «Службу труда» и партию, станет истинным носителем жизни нашего народа; тогда придет конец последнему оплоту тех, кто сеет беспокойство, – и народ с еще большим почтением будет относиться к Богу, который с ним».
Изложенное составляет суть основных тревог Гесса. После чего он коснулся темы главной своей головной боли, «величайшего врага мира, большевизма… нарушителя спокойствия на земле». Он набросился на «мерзкого еврея Финкельштейна-Литвинова», советского министра иностранных дел, который, как он выразился, на «так называемой Средиземноморской конференции своей ветхозаветной бранью в адрес Италии и Германии» хотел нарушить мир на земле, но действовал так бестолково, «как еврей, действительно попавший в опасную зону», что даже британские и французские газеты, которых трудно обвинить в антисемитских и фашистских наклонностях, с сомнением взирали на его маневры.
Опасность, исходящая от большевизма, констатировал он, усиливается за счет того, что этот «силовой инструмент еврейства» не имеет территориальной привязанности. Он имеет представителей в большинстве стран, и только это позволяет понять, как в тех странах евреи и масоны добиваются своих целей – обычно оставаясь в тени, что в противном случае было бы совершенно непостижимо, почему, скажем, Англия оказывает поддержку большевизму? У Британии есть все основания выжечь эту язву огнем и мечом, поскольку в пределах ее империи имеются сотни миллионов цветных подданных, не отягощенных материальным достатком и способных потрясти основы империи.
«Но отношение Англии определяется отвращением к национал-социализму и фашизму, исходящим от ее свинорылых демократов (не без помощи масонских и еврейских сил, использующих свое влияние в пользу большевизма) и, естественно, под мудрым прикрытием».
То же относилось и к Франции. Цель франко-советского союза состояла в нападении на зажатую между ними Германию при первом удобном случае. В результате Италия и Германия ставили перед собой задачу предотвратить «большевизацию» Испании.
«Мир должен благодарить исторические личности Гитлера и Муссолини за то, что до сих пор именуется культурным миром. Без этих двух людей в этом центре культуры воцарилось бы еврейско-азиатское варварство. Этих людей подарило миру высшее Провидение, чтобы спасти его культуру. Мы смеем надеяться, что это же Провидение до конца пребудет с ними, чтобы они могли осуществить свое назначение».
Определяющим фактором в их отношениях с другими странами, продолжал он, является их отношение к мировой угрозе большевизма. Это легло и в основу их отношений с Японией, ставки которой на континентальную экспансию должны привести к продолжительному противостоянию с Советской Россией. В связи с этим он упомянул о германо-японском антикоминтерновском договоре, заключенном годом раньше.
Страны и движения, с которыми Германия собиралась воевать, Гесс, как Гитлер, Геббельс, Гиммлер и другие глашатаи нацизма, представлял не жертвами, а угрозой. Такая характерная перестановка ролей, называемая психологами «проекция», встречается в его речах постоянно.
