— Перестаньте душу мотать! На Самсуне свет клином не сошелся! Живут же наши в Стамбуле, — оборвал ее Гедлач.
— В Стамбуле? А кто нас там ждет? — уныло заметил Джамал.
— Вы еще вспомните про обещанного султаном буйвола и мешки с кукурузой, — с сарказмом заметил Астамур.
— У-у Дзаган, — прорычал Шмаф, и его руки схватили пояс там, где когда-то висел кинжал.
— У-у Сулейман, — процедил сквозь зубы Джамал и бросил ненавидящий взгляд на капитанский мостик.
— Теперь поздно локти кусать! — глухо обронил Астамур и, вцепившись руками в борт, всматривался в приближающийся берег.
Фрегат протащился мимо торгового причала, рыбацких шхун, сбившихся в кучу, мимо галдящих торговых рядов, разбитых у кромки моря и, оставив позади порт, стал на якорь у развалин старой крепости. Прошел час, и на берегу появился отряд аскеров. Вскоре к ним присоединились четыре чиновника, они сели в шлюпки, подплыли к фрегату и поднялись на борт.
Комендант Озал Челер, начальник береговой охраны, судовой врач и переводчик, не удостоив взглядом разбившихся на кучки махаджиров, были встречены Сулейманом и вместе с ним спустились в каюту. Пока шло совещание, команда фрегата паковала сундуки и с нетерпением поглядывала в сторону порта. Оттуда, погоняемая попутным ветром, резво спешила к фрегату фелюга. Не успела она пришвартоваться, как в нее полетели узлы и сундуки команды. Затем подплыл военный катер, и на смену аскерам на борт поднялась мрачная береговая охрана.
Весть о возвращении экспедиции капитана Сулеймана с быстротой молнии облетела город, и на берегу быстро выросла толпа. Изредка в ней мелькали черкески, это первые переселенцы-махаджиры пришли встретить своих земляков и узнать последние новости из Абхазии. Вид фрегата говорил сам за себя, и тревожные крики поплыли над морем. Радостные возгласы сменялись стенаниями, счастливый смех — душераздирающими воплями. Как на берегу, так и на борту фрегата сгорали от нетерпения перед предстоящей встречей. Но без приказа Сулеймана никто не решался первым покинуть фрегат и перебраться на борт фелюги.
Он не заставил себя ждать и в окружении свиты появился на палубе. Впереди шел комендант Челер, позади трусил переводчик, судя по чертам лица — выходец с Кавказа. За несколько шагов до надвинувшейся на них толпы махаджиров они остановились, и тут же между ними стеной стала береговая охрана.
Геч, Барак, Гедлач, Астамур, Шмаф и сгрудившиеся за их спинами односельчане угрюмо смотрели на коменданта и ждали, что он скажет. На его надменном и холодном лице невозможно было прочесть ни чувств, ни эмоций. Холеная рука крепко сжимала тяжелую трость, толстые пальцы были унизаны массивными перстнями, сверкающими на солнце драгоценными камнями. Челер цепким взглядом прошелся по лицам махаджиров и кивнул переводчику. Тот вышел вперед и, как хорошо заученный урок, отбарабанил:
— Великий султан — наследник Аллаха на земле и повелитель половины мира оказывает вам великую милость стать его подданными. Сейчас…
— Сейчас нам нужна вода! Наши старики и дети умирают! — оборвал его князь Барак.
— Дайте поесть! Помогите раненым и больным! — потребовал Астамур.
— Знаем мы про его милость! Наелись досыта! — не сдержался Шмаф.
— Мы люди! А не скот!
— Вы хуже гяуров!
— Дайте воды! Дайте хлеба!
— Пустите нас на берег! — наливалась гневом толпа.
Береговая охрана грозно забряцала оружием, переводчик попятился назад. Сулейман махнул рукой — и в воздухе блеснули клинки. Челер продолжал сохранять спокойствие. За время службы в порту Самсуна ему пришлось принимать десятки таких экспедиций. Эта была не самая худшая. Предыдущая до сих пор болталась на рейде, и там пришлось стрелять. Взбунтовавшиеся горцы, которых косила холера, бросались в море и вплавь пытались добраться до берега. Тех, у кого хватило сил доплыть, поджидала пуля или штык береговой охраны, потом в развалинах старой крепости долго пылали костры, а в воздухе стоял невыносимый смрад. Вторую неделю корабль-призрак стоял на рейде, напоминая о трагедии горцев, и своим зловещим видом отпугивал не только мародеров, но и птиц — они стороной облетали его.
Челер снова прошелся надменным взглядом по негодующей толпе и поморщился. Он не опасался ее гнева, штыков, и ружей береговой охраны вполне хватало, чтобы подавить бунт истощенных жаждой и голодом горцев. Холера и чума среди махаджиров — вот что представляло большую опасность, и это могло стоить ему головы. В памяти была жива позапрошлогодняя вспышка холеры в Самсуне, которую завезли убыхи и проморгала комендатура. В тот раз гнев Омер-паши обошел стороной коменданта, его отправили в забытый аллахом гарнизон, а заместитель поплатился своей жизнью. Повторять их ошибок Челер не собирался, но и проливать кровь лишний раз не горел желанием. Империя нуждалась в воинах, чтобы воевать с гяурами, а горцы сражались, как никто другой.
Он широко расставил ноги-тумбы и, казалось, врос в палубу. Поднятая над головой пятерня погасила волну гнева, и, когда наступила тишина, могучий бас Челера безраздельно властвовал на фрегате. Первые его фразы породили в душах горцев надежду.
— Судьба жестоко обошлась с вами…
— Нами… — горестно выдохнула толпа.
— Теперь все позади…
— Позади… — печальное эхо сотен голосов поплыло над морем.
— Великий султан милостив, он дарует вам жизнь…
— Жизнь?! — прошелестело в ответ.
— Это называется жизнь?! Половина из нас лежит на дне! — кто-то не выдержал и сорвался на крик.
— Сулейман хуже гяура! Кто вернет мне сына и мужа? Кто?! — вторил женский голос.
И в лицо Челеру, Сулейману, охране полетело:
— Шайтаны!
— Проклятые собаки!
— Аллах вам этого не простит!
— Вы за все заплатите!
Толпа, наливаясь гневом, готова была обрушиться на турок. Сулейман махнул рукой аскерам, и они взялись за оружие. Береговая охрана теснее сомкнула свои ряды вокруг Челера и ощетинилась штыками. Горцы — мужчины и женщины, — доведенные до предела, уже готовы были броситься с голыми руками на них. Врач и переводчик попятились, Сулейман схватился за пистолет. Еще мгновение — и могла начаться резня, но Челер снова сумел взять ситуацию в свои руки.
— Стойте! Хватит крови! — воскликнул он.
— Лучше смерть, чем такая жизнь!
— Паршивый шакал и тот живет лучше! — ревела толпа.
— Все уже позади. Я здесь, чтобы помочь вам! — кричал Челер.
— Мы это уже слышали!
— Подавитесь своими баранами и ослами!
— Кто нам вернет детей?
— Братья, погодите! Стойте! — пытался остановить готовую вот-вот начаться резню князь Геч, вышел вперед и потребовал: — Нам нужна вода и помощь врача!
— Пусть заберут раненых и стариков! Сколько им можно мучиться? — выкрикнул Шмаф.
— Врач здесь, а воду сейчас подвезут, — заверил Челер, и это смягчило гнев горцев.
Они отступили. Охрана и аскеры опустили сабли и штыки. Но в задних рядах еще продолжали бушевать и из них неслись крики:
— Верните нашим старикам оружие!
— Дайте хлеба!
— Накажите Сулеймана!
— Хлеб вам будет! Оружие — нет! Его носят воины! — оставался непреклонен Челер.
— А мы кто?! — возмутился Джамал Бутба.
— Вы беженцы и по законам нашей страны не имеете права носить оружие.
— А убивать безоружных — это тоже по закону вашей страны?! Накажите Сулеймана! Его надо повесить! — негодовал Шмаф.
— Он слуга султана, — отрезал Челер и заявил: — Лучше подумайте о себе.
— Уже думали. Будь проклят тот день и час, когда моя нога ступила на борт этого гроба, и ваш султан с его обещаниями! — не мог остановиться Шмаф.
Переводчик съежился и не решался перевести. По лицу и горящим глазам Шмафа Челер догадался, что тот сказал, и потребовал перевода. А когда услышал, то его холеная физиономия пошла бурыми пятнами. Сулейман яростно сверкнул глазами и махнул рукой матросам, те схватились за ятаганы. Геч поспешил смягчить выпад Шмафа, затолкнул его в толпу, смирив гордость, склонился и смиренно произнес:
— Прошу простить нас, господин комендант. Мы измучены всеми теми несчастьями, что…
— Отдайте мне собаку, которая посмела лаять на самого султана! — прорычал Челер.
— Пусть попробует взять! — огрызнулся Шмаф.
— Тише! Тише! Подумай о нас! — зашикали на него и из толпы.
Геч, став заложником ситуации, лихорадочно соображая, как из нее выпутаться, объявил Шмафа сумасшедшим.
В ответ Челер отрезал:
— Теперь потеряет голову!
— Аллах его уже наказал, забрав семью, — использовал последний аргумент Геч.
Ярость коменданта погасили не столько эти слова, сколько вид присмиревших горцев. Его рука отпустила рукоять ятагана, и он объявил:
— Запомните, теперь вы подданные великого султана и наследника Аллаха на земле! Его слово — закон для всех смертных. Непокорных ждет смерть!
