Из Москвы Илья Павлович летел почти без отдыха и теперь на станции решил немного поспать (минуток шестьсот, как говорится). Однако разговор затянулся из–за неожиданного появления нашего штурмана.
— Илья Павлович! Мы с вами в войну на Аляске не раз побывали, так что вы знаете толк в хорошем виски…
— К чему ты клонишь, Борис Иванович?
— А вот!
Борис Иванович достал из кармана бутылку виски, которую я видел вчера в руках у Зорина. Но тогда она была пустая, а теперь почти полная!
— Вот, Илья Павлович! Видно, забыли американцы на своем самолете. Правда, мы по глотку уже попробовали, но, узнав, что вы летите, решили для вас оставить.
Говорил Борис Иванович без тени улыбки, серьезно, даже с некой официальной торжественностью. Я прямо замер от неожиданности, поскольку прекрасно знал, что ничего, кроме спирта, у нас не было и нет. Наверное, это Зорин чего–нибудь «нахимичил»! Скандал! Я был не настолько близко знаком с Ильёй Павловичем, чтобы позволить такую шутку. Попробует, узнает — обидится. Но дальнейшее действо разворачивалось уже помимо меня.
— Ну, раз такое дело! — развел руками Мазурук. — Тащи, Володя, бутылку «Армянского», да летними деликатесами полярников побалуем.
Через минуту бортмеханик Володя Громов уже выставил на стол бутылку коньяка, московскую колбасу, редиску, парниковые огурцы.
— За вашу находку! — провозгласил тост Илья Павлович.
Мы хвалили свежую закуску, экипаж Мазурука — виски. Никто не подал вида, что подозревает подлог, да я и сам начинал верить, то это действительно виски. За столом пошел оживленный разговор — «взлетели», как говорят летчики. Но все дело чуть было не испортил Федор Иус, второй бортмеханик Мазурука. Повернувшись к Громову, он что–то шептал обиженно. Я расслышал только конец фразы:
— … ведь это же спирт разведенный! А? Громов, к счастью, отвечал тоже шепотом:
— Знаешь что! Привык ты пить всякую дрянь! Тебе и порядочный напиток все спиртом кажется. Пей и наслаждайся!
Иус только пожал плечами смущенно… Поблагодарив хозяев за хорошее угощение, мы пошли готовить самолет. Но по дороге я решил все же выяснить истину:
— Борис Иванович! Скажи правду, кто же инициатор этого «виски»?
— Кто, кто… Конечно, Зорин! Не пропадать же, говорит, красивой бутылке зазря. Развел спирт водой да пожег сахару. Вот тебе и цвет, и вкус.
— Ну, Борис Иванович, если Мазурук узнает, то я — все на тебя.
— Давай, давай. Не волнуйся! Мы с ним старые друзья, посмеемся!
Чувствуя, видно, о чем разговор, подошел и Зорин.
— Товарищ командир, вы уж извините. Не проинформировали вас о подделке — некогда было. Да и Борис Иванович все взял на себя.
— Ладно, знаю уже!
— Товарищ командир, — не унимался Николай, — а ведь все хорошо получилось. Илья Павлович на коньяк «раскололся», да я за свой рецепт ещё пять литров спирта получил. Вы же знаете — у нас его мало осталось, а работать ещё долго.
— Это как же? — заинтересовался я.
— А вот так! Подслушал я разговор Иуса с Громовым, когда Федор в подлинности «напитка» засомневался. Улучил момент и потащил его в грузовой отсек. А там говорю ему: «Ты прав, Федор! Это спирт. Но только никому ни–ни. А тебе, — говорю, — я за отдельную плату рецепт выдам — будешь «виски» делать сколько захочешь». Так мы с ним и ударили по рукам. И вот результат — хорошо поужинали да ещё нам с собой пять литров дали!
— Ну и хитер же ты, Коля! Ладно, победителей не судят!
…На следующий день Мазурук улетел в Ленинград, мы занялись подготовкой самолета. А потом погода надолго испортилась: туман, видимость сто — двести метров. И прогноз день за днём не обещал ничего хорошего. Как говорят в таких случаях на Севере, «самолетка есть, пилотка есть, погодка нет».
К счастью, и самому долгому ожиданию всегда приходит конец. Проснулись — ясно. Быстро попили чаю (завтракать будем потом), быстро собрались, взлетели и через пятьдесят минут уже кружили над «американцем». Приледнились на наш бывший аэродром, километрах в двух от американского самолета. Для стоянки подобрали паковую льдину трехметровой толщины, и… начались у нас, как говорится, трудовые будни!
Механики получили по радио указание снимать оба мотора и сразу же приступили к делу. Из трех длинных труб они соорудили некое подобие шагающего подъемного крана — связали их тросом с одной стороны, свободные концы развели в стороны. Получилась пирамида, к вершине которой прикрепили таль.
С помощью этого нехитрого приспособления механики за неделю демонтировали оба мотора «американца». А летчики все это время занимались раскопками. Пришлось перекидать сотни кубометров снега. Откопали крыло, левую часть стабилизатора. Расчистив площадку, выровняли самолет. Потом подняли левое крыло и поставили его на бочки, сняли поломанную ферму левого шасси. Каждое утро мы шли за два километра к месту работы, а на обед и на ночь возвращались в свой самолет.
Как и предсказывал Мазурук, зачастили туманы. Нашей работе они не мешали, но прилет Котова вновь и вновь задерживали. Он сидел на острове Врангеля и сделал уже две попытки пробиться к нам. Однако посадка на необорудованном аэродроме при таких туманах была, конечно, излишне рискованна.
Честно сказать, «великое сидение» изрядно нам надоело. Чтобы закончить ремонт, необходимы запасные части, множество запасных частей. А их–то и не было. Приходилось ждать.
Котов прилетел, как только погода чуть–чуть улучшилась. Солнце, правда, не появилось, но высота облачности была не меньше двухсот метров, и видимость вполне достаточная
Илья Спиридонович был в то время командиром МАГОН — Московской авиагруппы особого назначения. А командиром прилетевшего самолета оказался мой хороший друг Михаил Васильевич Плиш. Он то и предложил, как выяснилось, необычное решение проблемы запасных частей.
Надо сказать, что список их мы с каждым днём поневоле увеличивали, обнаруживая новые и новые неполадки в системах «американца». И теперь, войдя в прилетевший самолет, я не мог скрыть изумления — грузовой салон был совершенно пуст.
Заметив мой недоумевающий взгляд, Котов рассмеялся
— Не волнуйся, Саша! Запасных частей больше, чем нужно. Полный самолет!
Как хороший актёр, Илья Спиридонович выдержал паузу.
— Ладно, не буду говорить загадками. Весь наш самолет и есть запасные части. Все, что нужно, возьмём, а остальное здесь бросим. Идею подал Михаил Васильевич, он тебе и расскажет. А сейчас пойдем разведаем дорожку, чтобы нашим «запасным частям» подрулить поближе к вашему «американцу» …
Взяв лопаты, топоры и пешни (некое подобие лома), мы отправились на разведку. А по дороге Плиш рассказывал мне:
— Я узнал, что военное ведомство списывает однотипные самолеты. Дружок мой, авиаинженер, поделился информацией «по секрету». Вот я и предложил Илье Спиридоновичу свой вариант — прямо на списанном самолете прилететь к вам. Точнее, на почти списанном, с небольшим ресурсом. Расчет простой — ведь всех запасных частей все равно не привезем, наверняка что–то забудем по мелочи, а в живом самолете все запчасти есть — и крупные, и мелкие… Ну вот, идея моя понравилась. Договорились «в верхах», и теперь мы здесь!
— Здорово! Молодец, Миша!
— Не стоит благодарности, всегда рад, — рассмеялся Плиш. — Ты находи самолетов побольше, а запасными частями всегда обеспечим!
Нам пришлось немало потрудиться, прокладывая путь. Где нужно, подрубали торосы, а где и подсыпали снежку. Илья Спиридонович командовал парадом
— Вот здесь надо пошире проход прорубить. А ты, Миша, подруливай к этому месту потихонечку…
Наконец, все неровности были сглажены, Плиш благополучно прорулил все узкости и встал рядом с «американцем». Неприглядно смотрелась наша находка: моторы сняты, одна нога на лыже, вместо другой подставлены бочки. Всем своим видом самолет словно бы говорил — ну, наконец–то! Три года ждал помощи!
И работа закипела. Два экипажа трудились фактически непрерывно двое суток. Уставшие отдыхали кто как мог (обычно лишь на полчаса прикорнув). Надо было торопиться, так как температура воздуха уже стала выше нуля и на льду появились лужи воды. Ничего не поделаешь — десятое июня. Солнца по–прежнему почти не было, но тепло его проникало через тонкий слой тумана. Аэродром наш пока держался, но подвижка льдов или интенсивное таяние могли начаться в любое время. А поэтому скорей, скорей! Другого желания нет ни у кого, ведь в Москве лето уже в полном разгаре. А мы все ещё здесь — на юге, как язвили наши шутники, на юге… района полюса недоступности Северного Ледовитого океана.
На наше счастье, вместе с Котовым прилетел и Федор Павлович Данилов, главный инженер Управления полярной авиации. Прилетел специально для того, чтобы оперативно решать все то и дело возникающие технические вопросы. О его неожиданных волевых решениях давно уже ходили рассказы «в народе». Однажды, например, — я был тому свидетелем — бригада техников буквально замучилась с мотором. Он стрелял, трясся, но работать нормально никак не хотел. В пустых, как говорится, хлопотах прошел целый день. Уже к вечеру Данилов, случайно проходя мимо, поинтересовался:
