Направления выходов в город этих людей для встреч с крайне малочисленными агентами или хотя бы на прогулку по магазинам в наших архивах тем более не описаны. Данные об этом наверняка есть в архивах японских, хранящихся тщательно, вовремя разбираемых и сортируемых, доступных пользователям в четком соответствии с законом, но самим японцам это, видимо, малоинтересно, а нашим исследователям пока недосуг.
Если говорить о тех, кто работал в Японии после войны, тот тут дело еще хуже. Пожалуй, можно вспомнить только уже знакомого нам Михаила Ивановича Иванова, возможно, жившего напротив Макса Клаузена, да несколько фамилий, за которыми пока не прорисовываются биографии, и упоминаемых только в контексте определенных событий. Например, вместе с Михаилом Ивановым в Хиросиму — брать пробы облученных материалов — ездил разведчик Герман Сергеев. Но это всё, что мы знаем о нем.
Конец советской эпохи дал историкам еще несколько имен — эти люди ушли из разведки, как правило, либо в бизнес, либо в журналистику, из которой потом все равно плавно перетекли в бизнес. Но большинство из них живы-здоровы, и не слишком радуются, увидев в печати свои имена с указанием организации, к которой они принадлежали прежде. Не будем и мы тревожить их покой.
Есть еще одна категория бывших советских разведчиков — немногочисленная, но яркая, много чего рассказавшая и приковывавшая к себе внимание на определенные периоды времени. Да простят меня ветераны спецслужбы, ибо речь идет о предателях, бежавших из Японии в другие страны. Ничего личного — просто они хоть что-то написали о своей службе в Токио, это «что-то» опубликовано, и мы можем теперь этим пользоваться.
Остаются еще книги, рассказывающие о «противостоянии спецслужб», как это принято называть. Но их авторы главным образом сконцентрированы на глобальных вещах, и живые люди на страницах таких исследований — не более чем «великие герои», вершащие судьбы мира в соответствии с мудрыми указаниями Центра. Япония для них — очевидная и неоспоримая периферия мира, край света, на котором не стоит останавливаться.
Однако и тут не обошлось без исключения. С него и начнем.
Будда — кто ж его посадит?
В 1997 году издательство «Совершенно секретно» выпустило в свет двухтомник под названием «Путеводитель КГБ по городам мира». Советский Союз к тому времени был еще свежим воспоминанием, как и его спецслужбы, интерес к их деятельности был велик и у нас в стране, и там, где служили «гиды в погонах», эпоха же была романтически-либеральная, способствовавшая трогательным воспоминаниям о том, что совсем недавно было страшной тайной. Во второй книге двухтомника есть глава и о Японии под названием «Долгая дорога в Страну восходящего солнца».
Об авторе известно немного: Кошкин Николай Петрович, родился в 6 августа 1925 года. Сотрудник советской внешней разведки (ПГУ КГБ СССР). Полковник. Русский, образование высшее (юрист). Владел английским и японским языками. После спецподготовки ряд лет работал в резидентурах внешней разведки в Таиланде, Сингапуре, Японии. Был женат. Из всех видов спорта предпочитал ходьбу и шахматы, из напитков — водку, а из сигарет — «LM». Скончался в год выхода книги — 1997-й.
В книге И.Г. Атаманенко «Шпион судьбу не выбирает» (интересно, кто это делает за него?) автору главы о Токио посвящены несколько интересных строк: «Николай Петрович Кошкин, много лет проработавший в Японии и поднаторевший в вербовках местных жителей, предостерег Карпова от упрощенческого подхода, доказав на примерах, что “вести” японца гораздо труднее, чем завербовать. Хотя и последнее — задача не из легких. И не только в Японии. Ее граждане и за пределами своей страны с большим трудом идут на контакт с чужеземными спецслужбами. Причина, по которой японец согласится добывать информацию в пользу иностранной державы, должна быть исключительно веской. Вместе с тем они охотно и без всяких предварительных условий поставляют сведения своей тайной полиции. Более того, считают это своим священным долгом… Со слов Кошкина, проблема тотального шпионажа уходит корнями в историю нации… Далее Кошкин прочел генералу целую лекцию о развитии японского шпионажа, возведенного в ранг государственной политики, внутренней и международной. Тотальная слежка вошла в плоть и в кровь, наконец, в гены жителей этой страны…
— Как я уже сказал, товарищ генерал, — с нажимом сказал Кошкин, видя, что тема начала утомлять его добровольного адепта, — одной из особенностей японцев, больше всего поразивших Рудольфа Гесса, был повышенный интерес к шпионажу.
В своем трактате Гесс писал: “Каждый японец, выезжающий за границу, считает себя шпионом, а когда он находится дома, он берет на себя роль ловца шпионов”.
— Думаю, Николай Петрович, что мы по части нагнетания шпиономании на государственном уровне сумели догнать японцев в 1930-е годы, — заметил Карпов.
— Нет-нет, Леонтий Алексеевич! — в тон собеседнику ответил специалист по Японии. — В этом вопросе их вообще никто не догонит. Последнее, что я хотел бы добавить к тому, что уже сказано. По моему мнению, все перечисленное, в том числе и отношение японцев к шпионажу, не только помогло им выжить, добиться впечатляющих успехов в экономике и самоутвердиться, но одновременно породило гипертрофированное чувство собственного величия и превосходства над другими народами, а также способствовало развитию у них и без того достаточно выраженной ксенофобии, враждебности ко всему чужеземному, будь то образ жизни, идеалы или мировоззрение… Убедившись на собственном опыте, что всех благ можно добиться только своим трудом, японцы с порога отметают всякие предложения добывать информацию для иностранных государств, считая последних паразитами. Совсем по-другому ведет себя японец, попадая в зависимость от спецслужб под угрозой компрометации. Личное в сознании японца ассоциировано с общественным, он ощущает себя частицей, неотделимой от однородной общности — нации. В его представлении они спаяны воедино. Для него скомпрометировать себя — это подвести коллектив, а по большому счету — нанести ущерб своей стране. А это — позор! Чтобы избежать его, японец скрепя сердце выполнит любое задание. Его моральные принципы позволяют это сделать… — Это то, что мне нужно! — воскликнул Карпов, обеими руками пожимая руку Кошкину».
Любопытно, насколько образ мэтра советской разведки соответствовал его собственным представлениям о службе в ней на краю света? В этом смысле очень познавателен рассказ Кошкина о своем пути изучения Японии. Занялся этим делом он после окончания Московского юридического института, попав на обучение в разведывательную школу. Набор представлений будущего разведчика о стране интересов был на тот момент таков: «Знал, что в Японии есть император, который живет в ее столице Токио. С империализмом нам помогают бороться японские коммунисты, лидером которых, кажется, когда-то был человек по имени Катаяма, умерший в Москве и похороненный на Красной площади у Кремлевской стены. И еще я знал, что в Японии есть самураи, рикши и гейши, а в войну были летчики-смертники “камикадзе”. И конечно же, мне было известно, что простым японцам, в отличие от нас, очень плохо живется». Учитывая, что автор воспоминаний родился в 1925 году, а на учебу в университете и возможную службу в армии требовалось семь лет, получается, что процитированный отрывок может относиться еще к сталинским временам, первой половине пятидесятых годов, а это многое объясняет.
Учеба в разведшколе привела Кошкина к более четким представлениям о стране и неожиданно пробудила чувства симпатии к ней. Даже ее самоназвание — Ниппон — Кошкин считал «удивительно романтическим». Молодой разведчик, еще не приехав в Японию, уже восхищался ее древней культурой, историей, легендами, благоговел перед феноменом камикадзе. К чести Кошкина необходимо заметить, что он по собственной инициативе пытался изучить Японию глубже, записался в «Ленинку», много читал, а самое главное, понял: «Настоящее познание Японии было еще впереди». Но перед «настоящим познанием» служба выкинула с Кошкиным фортель, которые так любит придумывать высокое начальство: офицера, целый год в поте лица изучавшего Японию и сложнейший японский язык, который без практики мгновенно «ржавеет», по окончании разведшколы направили служить в Таиланд.
Только через пять лет в Токио прибыл новый сотрудник торгового представительства СССР «Никорай Косикин». Собственно, торгпредство тоже было новым. После вызванного войной разрыва дипломатических и торговых отношений восстановление их началось только с 1956 года, и ликвидированное было торговое представительство СССР в Токио вновь открылось в 1957 году. Поначалу оно помещалось в небольшом офисе в Хироо (вероятно, там же, где и раньше), но на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов началось строительство нового здания по адресу Таканава, 4–6 — 9. Это совсем рядом с крупной железнодорожной станцией Синагава, за хорошо известным многих советским и российским туристам отелем «Синагава принс».
