Н. А. Зенькевич уточняет:
«Предполагалось создать 100-тысячное войско, но реально успели выставить для действующей армии 5 полков пехоты и 4 уланских полка — около 24 тысяч человек. Отдельный уланский полк числом 3 тысячи сабель выставил за свой счет князь Доминик Радзивилл. Была сформирована и белорусская артиллерийская батарея, она присоединилась к корпусу Ю. Понятовского».
Разделение белорусов на два враждебных лагеря вполне объяснимо: одни не теряли надежды вернуть утраченную свободу, другие смирились, считали себя частью Российской империи или просто исполняли свой воинский долг и присягу российскому царю.
Что же касается Литвы, то в 1812 году ее основная часть тяготела к Наполеону: архиепископы славили Наполеона в своих проповедях, а города при приближении Великой армии освещались иллюминацией.
В ходе же так называемой «отечественной войны», когда не было четкой линии фронта и войска разных национальностей поочередно приходили и наводили свои порядки, литовское и белорусское население оказалось в весьма деликатной ситуации, которая больше напоминает положение населения во время гражданской войны.
Естественно, в восточной части Белоруссии «французскую армию встречали уже совсем не так радушно. Земли здесь были намного беднее, зажиточных землевладельцев и дворян, жаждущих европейского патрона, было поменьше. Это и понятно — восточная часть Беларуси уже довольно долго пребывала в составе Российской империи. Витебск, Полоцк и Могилев, в отличие от Минска, Вильно, Гродно и Бреста, были захвачены Россией еще при первом разделе Речи Посполитой в 1772 году. Местные жители уже не помнили, что такое Магдебургское право и парламентская республика <…> Были такие, которые с радостью ожидали, что Бонапарт освободит их от крепостного права, но были и те, которые смотрели на французов как на захватчиков»[76].
Что же касается Смоленска, то он попал под власть Москвы еще в 1686 году, и с тех пор уже свыкся с ролью российской периферии.
Кстати сказать, Наполеон прекрасно понимал эту разницу в менталитете и настроениях и именно поэтому не включил восточно-белорусские земли в состав возрожденного им Великого княжества Литовского.
* * *
Еще один, не всегда четко отмечающийся историками момент: войной в 1812 году был охвачен очень небольшой участок территории страны. Учитывая огромные размеры Российской империи и тогдашнюю неразвитость средств связи, приходится констатировать, что слухи про войну просто не могли дойти до всех национальных групп и регионов.
Например, тот же набор в ополчение проходил всего в 16 губерниях[77].
Как проходил, мы уже знаем. Подавляющее же большинство населения России вообще не знало, кто, зачем и куда наступает, кто за кого и кто против кого. Да и знать не могло, так как было поголовно неграмотным.
Что же касается помещиков-крепостников, то они боялись вооружать крестьян и более чем настойчиво требовали от Александра мира. При этом их главной заботой было сохранение своего имущества и status quo правящего класса.
* * *
Кроме того, шесть месяцев — это слишком небольшой срок для по-настоящему Отечественной войны, учитывая, что только два с половиной месяца боевые действия велись на исконно русской территории.
Почему всего шесть месяцев? Да потому, что войска Наполеона перешли Неман 12 (24) июня, а 21 декабря (2 января 1813 года) русские войска вступили в пределы Пруссии, а 25 декабря (6 января 1813 года) был обнародован манифест императора Александра I об освобождении России от нашествия неприятеля.
* * *
Немаловажно и то, что сами понятия «гражданин» и «Отечество», как назло, были отменены в России императором Павлом I еще в 1797 году.
Соответственно и говорить о наличии какой-либо гражданственности в 1812 году не очень корректно.
В самом деле, русский солдат был полностью бесправен.
Русские солдаты были частью толпы, а толпе, как известно, чужды такие понятия, как «Отечество». Для ее одушевления, как писал Л. Н. Толстой, нужно иметь «ощутительный предмет любви» или «ощутительный предмет ненависти». Но кто может утверждать, что для какого-нибудь крестьянина из-под Бешенковичей Наполеон был более «ощутительным предметом ненависти», чем собственный помещик?
Кстати сказать (и этот факт у нас по понятным причинам практически неизвестен), по самым скромным подсчетам, более 40 тысяч (!) русских солдат, ступив на французскую землю в 1814 году, разбежались по окрестным деревням «супостатов», где устроились на работу к фермерам и даже вступили в брак с их дочерьми. Причем, когда в 1815 году Александр направил официальную просьбу Людовику XVIII помочь вернуть дезертиров на родину (им гарантировалась безнаказанность и оплата переезда), никто из них не согласился.
С другой стороны, наполеоновские солдаты были не просто солдатами, но гражданами, составной и важной частью единого целого.
Более того, во главе Великой армии стоял военный гений, сама эта армия была по тем временам необычна. Это было войско нового типа, точнее — это была армия новой эпохи. Ее породила Французская революция со своим духом свободы и равенства.
Отметим в связи с этим такой поразительный факт — в завещании Наполеона, продиктованном им на острове Святой Елены, было сказано: «Я завещаю мое личное имущество: его половину оставшимся офицерам и солдатам французской армии, которые сражались с 1792 года по 1815 год за славу и независимость нации».
* * *
Так чем же все-таки была война 1812 года?
Судя по всему, она была составной частью общеевропейского конфликта конца XVIII — начала XIX века. На стороне России воевали несколько стран-союзниц. Их взаимодействие в 1812 году было оговорено в ряде союзнических договоров. Война ничем не отличалась от кампаний Наполеона в Западной Европе.
Она была «всего лишь» частью войн «шестой антифранцузской коалиции», и этот термин, кстати сказать, вполне может использоваться и применительно к войнам 1813–1814 годов.
Утверждения же о ведущей роли народа (в советской науке под словом «народ» было принято понимать прежде всего крестьянство) в победе над Наполеоном являются явными измышлениями.
Да, в 1812 году имела место внешняя угроза, но она не объединила все народы и сословия Российской империи, не устранила существовавших между ними противоречий.
Точнее, война 1812 года если и была «отечественной», то не для всех в России и не везде. Во всяком случае, на территориях, относительно недавно инкорпорированных в состав Российской империи, на правомерность использования этого термина рассчитывать явно не приходится (там люди мечтали о возрождении своей Родины, и им было явно не до интересов императора Александра).
Историк С. Ю. Нечаев:
«В советской историографии всегда было очень модным представление о наполеоновском походе в Россию в 1812 году как о величайшей странице в истории национально освободительных войн, как о беспримерной отечественной войне, в которой не только регулярная армия, но и весь народ России в едином порыве, отстаивая свою национальную независимость, не только победил Наполеона, но и положил начало освобождению всей Европы от наполеоновской тирании.
Все это, может быть, и так. Но не следует забывать о том, что все это имело место и в Португалии, причем задолго до 1812 года <…>
Конечно же многочисленное португальское ополчение „орденанса“, равно как и несчетное количество просто банд, состоявших как из крестьян <…> так и из беглых солдат различной национальности, явно не ставивших перед собой никаких других целей, кроме собственного обогащения, хотя и явились усилением регулярной армии, но никак не превратилось в решающий фактор победы над французами.
Но ответим себе, а стало ли таковым фактором российское ополчение и партизанское движение в 1812 году? И что было бы с этой так называемой ''дубиной народной войны'', если бы не огромные российские просторы и суровые климатические условия? Безусловно, португальские ополченцы и партизаны <… > были в несравненно менее выгодных условиях <… >
Если наша война для наших историков была отечественной, то португальская война, следуя этой логике, была, по меньшей мере, Великой Отечественной, так как длилась она не шесть месяцев, а почти в семь раз дольше, и жертв она потребовала несравненно больше».
Использованная литература
1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995.
Абалихин Б. С. Борьба с наполеоновской армией на юго-западе России в период отечественной войны 1812 года. Автореферат докторской диссертации. Саратов, 1979.
Абалихин Б. С., Дунаевский В. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков, 1917–1987. М., 1990.
Андреев В. В. Представители власти в России после Петра I. Отдел второй. XIX век. Александр I. Санкт-Петербург, 1870.
