«Конечно, ваша честь».
«Значит, составляя ваш отчет по экономике, вы должны были отметить там: «Из-за сокращения рабочей силы в связи с казнями евреев сложилась такая-то ситуация» Вы ведь должны были это отметить?»
«Ваша честь, все вопросы, связанные с евреями, относились к сфере деятельности 3-го и 4-го отделов, а я не имел отношения к ней».
«Вы не ответили на мой вопрос. Составляя отчет о состоянии экономики, вы должны были отразить в нем и наличие рабочей силы, и, если большое количество тех, из кого состоит эта рабочая сила, были казнены, это серьезно сказывалось на состоянии экономики страны, о чем вы пишете отчет. Следовательно, вам было необходимо включить в отчет и эти данные, не так ли?»
«Ваша честь, мы оказались в таком положении, когда вся экономика оказалась разрушенной, ее предстояло отстраивать заново. Не было даже магазинов, где можно было что-нибудь купить».
«Расстреливая рабочую силу, вы ведь не могли исправить состояние экономики, не правда ли?»
«Нет».
«Отмечали ли вы в своих отчетах, что из-за того, что уничтожаются евреи, и это в значительной степени негативно влияет на рынок рабочей силы, состояние экономики только ухудшается? Писали ли вы об этом?»
«Насколько я помню, я писал о том, что евреями в значительной степени представлена торговля на Украине».
«Но писали ли вы о том, что евреев уничтожают?»
«Нет, ваша честь».
«Вы не упоминали в своих отчетах, что евреев уничтожали, что негативно влияло на экономику Украины?»
«Нет, я не затрагивал вопроса в таком разрезе. Я отмечал только то, что евреи представляли собой важный экономический потенциал, но я не писал то, о чем вы говорите».
«Вы сказали… что упоминали в своих отчетах то, что евреи представляли собой важный экономический потенциал. И вы не добавили, что этот важный экономический потенциал стремительно исчезает из-за массовых казней?»
«Нет, ваша честь, я не докладывал об этом».
«И все же вы серьезно хотите уверить трибунал в том, что готовили отчет о состоянии экономики Украины?»
Без тени смущения и не вдаваясь в длительные объяснения он ответил уверенным категоричным «да».
Несмотря на то что Радецки начал свои показания с утверждения, что попал в состав эйнзатцгруппы благодаря знанию языков, ему были предъявлены документы, из которых следовало, что роль переводчика вовсе не значила то, что он ничего не знал о казнях. Казни зачастую следовали после проведения следствия, где прибегали к услугам переводчика. Поэтому, когда он наконец признал, что понимал и мог говорить на украинском языке, Радецки заявил, что не привлекался для работы в качестве переводчика на допросах, так как его рабочий день был полностью заполнен выполнением обязанностей эксперта во внутренней СД, III управлении РСХА.
«Хорошо, а как вы стали экспертом в III управлении? Вы же не проходили подготовки офицера СД».
«Да, ваша честь, я не проходил такой подготовки. Я сказал…»
«Тогда каким образом вам удалось так быстро стать специалистом?»
«Я был назначен на эту должность, поскольку имею экономическое образование и владею иностранными языками».
«Хорошо, теперь вернемся к вопросу о знании языков. Если вы получили свое назначение благодаря своим лингвистическим способностям, а вашему командиру требовался переводчик, почему бы ему не обратиться к вам, с кем он давно был знаком и в ком был уверен как в хорошем переводчике? Это было бы естественно».
«Ваша честь, в подразделении были и другие переводчики, и командир прибегал к их услугам».
«Следовательно, вас никогда не использовали как переводчика?»
«Мой командир никогда не использовал меня в качестве переводчика. Я не занимался переводом допросов».
Поскольку Радецки был переводчиком, не занимавшимся переводом, и составителем отчетов, где не упоминалось о массовых ликвидациях (основном занятии его подразделения), вполне логично было потребовать от него объяснить, как же он проводил свое время. Он попробовал заполнить этот пробел, заявив, что занимался вопросами снабжения и добывал для зондеркоманды продовольствие и топливо. Тогда я спросил его, заказывал ли он также и боеприпасы. Он ответил: «Я не помню».
«Если вы помните о снабжении продовольствием и горючим, вы должны помнить и то, заказывали ли вы боеприпасы или нет. Так занимались ли вы поставками боеприпасов?»
«Нет, ваша честь».
Он, конечно, понимал, что, признавшись, что занимался вопросами снабжения боеприпасами, он признает и то, что был в курсе массовых казней».
«Вы абсолютно точно помните, что вы не запрашивали боеприпасы для вашего подразделения?»
«Да».
«Почему же минуту назад вы заявили, что не помните об этом?»
«Ваша честь, возможно, мои слова были неверно истолкованы. Я говорил, что не помню ни одного случая, когда я занимался поставками боеприпасов».
«Именно так ваши слова и были истолкованы. Итак, помните ли вы или нет, чтобы вы запрашивали боеприпасы для ваших солдат?»
«Нет».
«Можете ли вы теперь определенно сказать, что не запрашивали боеприпасы?»
«Ваша честь, я уверен, что я бы запомнил, если бы хоть однажды обеспечивал подразделение боеприпасами».
«То есть вы заявляете, что не делали этого?»
Теперь, очевидно, для того, чтобы ответ ни в коем случае ничем ему не грозил, он ответил одновременно: «Нет — да».
В одном из отчетов (его автором не был Радецки) говорилось о совещании с участием офицеров зондеркоманды 4а и представителей тыловой службы армии, состоявшемся 10 сентября 1941 г., где речь шла «о полной ликвидации евреев в Житомире». В результате было уничтожено 3154 еврея. Радецки отрицал свое участие в том совещании, однако признал, что он обеспечивал автотранспорт для проведения акции. Но, как он сказал, он думал, что речь идет о «переселении» евреев в Ровно. Не требовалось степени доктора философии, которой обладал профессор Зикс, чтобы понять, что всякий раз, когда в отношении евреев использовался термин «переселение», на самом деле речь шла о физическом уничтожении.
Обвинитель Хорлик-Хохвальд спросил Радецки: «Что произошло с теми евреями в Ровно?»
«В приказе, который я в то время получил, говорилось, что они будут туда переселены».
«Должны ли были их там убить, господин Радецки?»
«Об этом ничего не было сказано».
«Не кажется ли вам это несколько нелогичным? Мы только несколько минут назад обсуждали документ, где говорится, что в Ровно эти люди были убиты, а сейчас вы заявляете трибуналу, что для того, чтобы доставить в Ровно новую партию евреев, их следовало отправить туда из Житомира. Не думаете ли вы, что это немного нелогично?»
«Господин обвинитель, со своей стороны я всегда надеялся, что на этот раз проблема будет решаться иным способом, не так, как это делалось в других случаях».
Словесные кульбиты, которые совершал Радецки на месте свидетеля, были воистину феноменальными. В ответ на категорическое отрицание Радецки того, что он когда-либо командовал исполнением казни, обвинитель предъявил официальный документ из его личного дела, где речь шла о представлении Радецки к очередному воинскому званию. В нем, в частности, говорилось: «Во время наступления летом 1942 г. гауптштурмфюрер СС фон Радецки был поставлен во главе тейлкоманды (части подразделения)». Радецки в ответ заявил, что в документе правильно отражаются этапы его военной карьеры, но неверно трактуются его действия на посту командира того подразделения.
«Как вы объясните, что в документе точно говорится о вашем повышении по службе, которое вы получили 9 сентября, и вместе с тем неверно описывается ваша деятельность на посту командира тейлкоманды?»
«Ваша честь, я не говорю, что это ошибка. Я хочу сказать, что здесь речь может идти о недоразумении, и я берусь разъяснить это».
«Разница в значении слов «ошибка» и «недоразумение» настолько тонка, что для того, чтобы ее увидеть, могут потребоваться более сильные очки, чем те, которыми я пользуюсь. Скажите мне, пожалуйста, в чем состоит разница между этими понятиями?»
«Ошибка представляет собой абсолютно неправильное суждение, а недоразумение, как я считаю, это невольное неправильное суждение, то есть неверно истолкованное утверждение».
Радецки был достаточно умен, чтобы понимать, что то, что он постоянно меняет свои ответы или делает уклончивые заявления, намеренно искажает суть ответов на прямые вопросы, в конце концов, не добавляет ему доверия со стороны суда. Возможно, поэтому, чтобы хоть немного повысить степень доверия к себе, которая на тот момент была уже ничтожно малой, он заявил, что его участие в программе истребления людей по расовым признакам было невозможно, так как он тоже является человеком. Для того чтобы доказать этот постулат, он рассказал, что, когда его подразделение было расквартировано в городе Харькове, на Украине, он добыл триста тонн продовольствия с целью спасти голодающее население города. Я спросил его: «Попала ли часть тех продуктов хоть в одну еврейскую семью?»
