— Так. Начинаем?
За четыре дня до конкурса Джей Марч, который был одним из тридцати, готовился вместе с другим участником — Джоном Суэйлзом.
— Что такое АППС? — спросил Марч. В руках у него была 262-страничная книга под названием «Учебное руководство для прохождения армейских комиссий США».
— Армейская программа планирования семьи, — ответил Суэйлз, держа в руках большой стакан с белковым напитком CytoGainer.
— Армейский план помощи семье, — поправил его Марч. — Назови три стадии физической подготовки.
— Как ты сказал? — переспросил его Суэйлз.
— Какова максимальная дальность гранатомета АТ4? — спросил Марч, переходя к оружию.
— Тысяча триста метров.
— Две тысячи сто метров.
Четыре дня. Неплохо. Эти дни очень даже пригодятся. Суэйлз, двадцатичетырехлетний солдат-специалист с дипломом колледжа, в прошлом работал бухгалтером, потом ему надоело, он вступил в армию, попал в Ирак и однажды уже участвовал в конкурсе «Солдат месяца», заняв второе место.
— Все прошло очень-очень спокойно, — сказал он про тогдашнее, но на этот раз, при другом составе сержантского жюри, он не знал, чего ждать. — Я слыхал, что они полные идиоты.
Джей Марч знал, что они идиоты. Он соревновался уже дважды и оба раза не прошел даже предконкурсный осмотр. На этот осмотр он, как требовалось, являлся при полной боевой экипировке и стоял по стойке «смирно», пока сержант высматривал огрехи. В первый раз его вышибли потому, что эластичный бинт у него лежал не в первоначальной зеленой упаковке. Но его взвод всегда так ходил — бинты должны быть готовы к использованию, тут время дорого, — однако слушать его объяснений никто не стал, сразу выставили за дверь. «Полная херня», — сказал он, уходя. Во второй раз было еще хуже. Он явился заранее и дожидался в коридоре вместе с другими солдатами; сержант, возглавлявший жюри, как пришел, так сразу взъярился, потому что дверь комнаты была заперта. «Какого хрена они там заперлись?» — заорал он, и, когда другие сержанты его впустили, он продолжал бушевать.
— Мы только и слышали через дверь: «Так вас и растак», сами стояли, ждали в коридоре и тоже матерились, — вспоминал Марч.
Как всегда, ему «повезло»: его осматривал именно этот сержант и отправил гулять, потому что пластиковая сумка с питьевой водой у него висела не так. «Везение» продолжилось: сегодня этот сержант опять в жюри.
— Я, конечно, не прочь выиграть — но мне надо войти хотя бы. Потренироваться для комиссии по присвоению званий, — сказал Марч Суэйлзу.
В этом, собственно, состояла главная идея конкурса: подготовить рядового, иной раз трясущегося перед таким испытанием, к тому, чтобы когда-нибудь в будущем предстать перед комиссией, решающей вопрос о присвоении сержантского звания. Марч, который был далеко не так уверен в себе, как Суэйлз, который не кончал никаких колледжей, который из-за семейных обстоятельств и среднюю-то школу с трудом одолел, относился как раз к числу тех, кого могло затрясти.
— Я даже не мог выйти и прочесть перед классом отчет о прочитанной книжке, — признался он. — Я говорил: «Отчет я сдам, но читать не буду. Ставьте неуд, если хотите».
Во время своих предыдущих двух попыток стать «солдатом месяца» он так мандражировал, что в последние секунды перед тем, как к нему подходил сержант для осмотра внешнего вида, главной его заботой было волевым усилием унять дрожь в руках.
— Мне надо войти хотя бы, — повторил он, и, готовясь, он тщательно распланировал свое время, чтобы все прошло как надо. За два дня до конкурса он три часа потратит на тщательную чистку оружия, которое сержанты наверняка разберут и осмотрят. За день он подстрижется в парикмахерской и еще раз почистит оружие. В день конкурса он встанет в шесть, побреется, смахнет с оружия пыль и наденет самую чистую форму, какая у него есть, включая каску, которую он брал в душ и оттирал со стиральным порошком. Он так заправит штаны в ботинки, что штанины не будут нависать ниже третьих дырок для шнурков, считая сверху. Он снимет браслет из бусин — амулет на счастье, который дал ему брат и который он вообще-то поклялся никогда не снимать. Когда придет его очередь, он постучит в дверь три раза, не больше и не меньше, а войдя в комнату, будет говорить с сержантами не спеша и четко. На многое он не замахивался — оказаться в верхней половине списка уже будет хорошо, — но ради наилучшего результата он намеревался все свободное время готовиться либо самостоятельно, либо со своим дружком Суэйлзом.
— Консультационно-рекомендательные собеседования, — сказал он сейчас, переходя к очередному разделу учебного руководства. — Сколько существует человеческих потребностей?
— Десять, — сказал Суэйлз.
— Нет.
— Семь.
— Нет.
— Три.
— Нет.
— Пять.
— Нет. Четыре, — сказал Марч. — Можешь их назвать?
Суэйлз выхватил книгу у Марча из рук.
— Так, ладно, — сказал он. — Какие данные заносятся в форму 3349?
— Физические данные бойца, — ответил Марч.
— Хорошо. А в форму 2442?
— 2442? — переспросил Марч.
— Не такой уж ты у нас первый ученичок, получается, — сказал Суэйлз.
Специалист Чарльз Уайт, двадцатишестилетний санитар, тоже был в числе тридцати. Как и у Джея Марча, это была у него третья попытка, и в предыдущие два раза он тоже не прошел осмотр.
В первый раз он забыл надеть налокотники — вспомнил, когда уже подходил сержант.
— Что у тебя отсутствует, рейнджер Уайт?
— Налокотники, первый сержант.
— Твои действия теперь?
— Уйду, первый сержант.
Вторая попытка не удалась потому, что взводный сержант сказал ему, в котором часу явиться, но потом время изменили, тот, кто должен был ему сообщить, не сообщил, причем сам, что интересно, был одним из участников. В общем, Уайт опоздал на двадцать минут.
Попытка номер три.
В отличие от Марча Уайт был настроен на победу.
— Второй — это первый из проигравших, — заявил он и засел у себя в комнате, стал готовиться, дверь запер и не открывал, как бы ни стучали, если только это не касалось вызова на задание.
— Я одиночка, — сказал он. — Если кто и придет ко мне в комнату, я не буду с ним готовиться. Здесь — не такое место. — Он понизил голос. — Здесь секретная зона.
В комнате звучала музыка в «мотаунском» стиле, на столе лежало открытое учебное руководство, и он пытался заучить наизусть все от корки до корки, в том числе «Кредо солдата» из 121 слова, которое он взял моду проговаривать вслух, даже если он в это время шел куда-нибудь с другими солдатами.
— В столовую идти пять минут. За это время я могу произнести «Кредо» четыре-пять раз, — сказал он, и если другие думают, что он маленько тронулся умом, то пусть себе думают. — Мне двадцать шесть. Я старше, чем они. Им восемнадцать-девятнадцать, они обсуждают всякие глупости: «Смотри, какие у нее сиськи». Для меня это пройденный этап. Так что я предпочитаю разговаривать сам с собой.
До конкурса теперь оставалось три дня, и Уайт размышлял, что говорить сержантам, когда они велят ему представиться. Вообще-то «представиться» означало всего-навсего назвать свое имя и место рождения, сказать, где учился в школе и почему решил пойти в армию, — пять фраз максимум, — но Уайт был вдумчивый солдат и хотел найти способ сообщить что-то большее.
— Я занятную вещь приметил, — сказал он. — Когда я на задании и случается какая-нибудь дрянь, руки у меня не дрожат. Они потом начинают дрожать. Но не во время. Вот когда узнаёшь, из какого ты теста.
Мог ли он — если удачно пройдет осмотр — сказать такое сержантскому жюри, ожидающему услышать пять стандартных фраз? Нет, если он хочет победить, и он это понимал, но интересно было все же дать волю воображению. Они ему: «Расскажи нам немного о себе», а он им: «В Ираке я узнал, из какого я теста» — и приведет три примера.
Первый эпизод случился 11 июня, когда его колонна проезжала мимо мечети и впереди него в турель второго «хамви» попал СФЗ. Это было в 1.55 дня. Вот он едет, едет, думает, как все остальные: «Когда шарахнет, когда шарахнет…» — и вот шарахнуло. «С дороги, мать вашу!» — заорал он, помнилось ему, пробегая мимо солдат и сквозь снайперский огонь, и вот он уже около умирающего Кэмерона Пейна, осматривает его раны. Глаза: часть одного из век отсутствует. Рот: с левой стороны вырван кусок. Уши: за левым — колотая рана, доходящая до самого мозга. «Подвинь, пожалуйста, ноги, я дверь не могу закрыть», — сказал он Пейну, и, когда тот подвинул ноги, Уайт закрыл дверь и стал методично перетягивать его раны.
Крови было столько, что руки стали скользкими, и, разорвав упаковку эластичного бинта зубами, он наложил повязку и всю дорогу до медпункта придерживал Пейна руками, и только потом, когда он начал дрожать, он понял, что, пока все это происходило, дрожи не было.
