Я выхожу на улицу. Теперь казармы представляют собой не только огромный полевой госпиталь, но и приют для беженцев. Сейчас солдат здесь гораздо меньше, чем гражданских. В основном это женщины и дети.
Вспомогательная рота, которая почти полностью состоит из штатских, входит в ворота казармы. Они останавливаются перед зданием, в котором находится штаб батальона. Им выделяют место жительства, но всего лишь на одну ночь. Завтра их расформируют и отправят на передовую. Их юный обер-фельдфебель, 19-летний парень маленького роста, похожий на карлика, щеголяет в высоких, начищенных до блеска сапогах. Я же несколько дней не чистил свои сапоги и не переодевал нижнее белье. Кроме того, я несколько дней не мылся, а этот щеголь расхаживает в начищенных сапогах, старательно обходя кучи мусора, боясь испачкаться.
В штабе батальона устроен импровизированный оружейный склад. Здесь собраны старые винтовки и ружья всевозможных видов и стран-изготовителей. Их более или менее привели в порядок и теперь раздают ротам фольксштурма и солдатам вспомогательных подразделений. Очень часто боеприпасы не подходят к оружию, и люди получают винтовки без патронов. На каждом углу казарм и в придорожных кюветах защитники Берлина чистят и смазывают оружие, которое долго пролежало без дела.
Вскоре начинает темнеть. Только что сформированные боевые отряды выходят из ворот казармы и отправляются на передовую. Их места в казармах занимают новые группы беженцев. Отряды фольксштурмовцев сопровождают солдаты войск СС, которых следят за тем, чтобы никто не разбежался и не покинул поле боя.
Ложусь на койку и пытаюсь уснуть. Этому мешает неожиданный громкий шум, заставляющий меня вскочить с постели. Оказывается, лейтенант дал приказ принести из столовой шнапс. Затем в комнату заходит обер-фельдфебель и сообщает нам последние новости. Согласно приказу гросс-адмирала Деница завтра утром части берлинского гарнизона должны прорваться на запад для воссоединения с армией генерала Венка,[130] и запасы продуктов, находящиеся в казармах, необходимо раздать солдатам и гражданским, чтобы не уничтожать их из опасений, что они достанутся врагу.
Кто-то из наших товарищей приносит в комнату картонные коробки. Затем коробки ставят на стол и открывают. Все с удивлением рассматривают их содержимое. Упаковки хлеба в целлофане, банки с жиром, пачки масла, конфеты, консервированная колбаса, тушенка. Каждый берет себе столько, сколько пожелает. Садимся на кровати и начинаем пиршество, торопливо набивая желудки самой разной пищей. Скоро чувствую себя каким-то домашним животным, откормленным на убой. Я так объелся, что с трудом могу двигаться. Мы продолжаем есть всю ночь, ни о каком сне не может быть и речи. Обер-фельдфебель где-то раздобыл большую канистру и отправляет меня в столовую за шнапсом. В подвале столовой замечаю огромные емкости со шнапсом. Здесь же открыто раздают ящики с банками концентрированного молока и фруктами — и солдатам, и гражданским. Похоже, что все пребывают в состоянии нескрываемой эйфории. Наверное, всем кажется, будто это сон. Казармы теперь не узнать. На нас нахлынула целая волна еды, ранее сдерживаемая необходимостью экономить и в микроскопических дозах распределять самое необходимое. Беженцы вылезают из подвала с чемоданами, набитыми едой. Опьяневшие от шнапса солдаты радостно обнимаются. Шлюзы дисциплины резко распахнулись, и нас уже больше ничто не сдерживает. Каждый пытается утащить продуктов столько, сколько сможет. Еще неизвестно, что с нами случится завтра, так зачем же омрачать чем-то день сегодняшний и лишать себя даже простых удовольствий!
Казармы напоминают растревоженный муравейник. Солдаты снуют туда-сюда по плацу с большими котелками, наполненными шнапсом, и исчезают в зданиях. Гражданские стоят в тени казарменных корпусов и ждут родственников, которые выносят им сумки с продуктами
Все лихорадочно укладывают коробки и банки с едой в рюкзаки и ранцы. Все остальное, кроме съестных припасов, безжалостно выбрасывается. Обер-фельдфебель приносит сигареты. Каждый из нас получает по пятьсот штук. Я не знаю, куда мне поместить все это добро, поскольку у меня имеется лишь ранец и карманы шинели. Мы прячем сигареты, курим, пьем шнапс, затем рассовываем в очередной раз по карманам и ранцам все то, что представляется нам наиболее ценным.
Садимся за стол и начинаем болтать. Наши языки развязались от выпитого, мы уже несколько раз заново наполняли канистру шнапсом. Выпито удивительно много. Вместе с девушками, которые не уступают нам в выпивке, нас всего около тридцати человек. Старюсь пить не очень много и каждый раз закусываю.
Время тянется медленно. Канистра снова оказывается пустой, и один из нас отправляется за новой порцией шнапса. Атмосфера становится еще более оживленной и раскованной. Я пытаюсь держать себя в руках и закусывать после каждой стопки спиртного. Это не дает мне сильно опьянеть, и я сохраняю относительно трезвую голову. Обер-фельдфебель уже совершенно пьян и заводит длинную речь о победе немецкого оружия.
Иду в комнату, где расположились вестовые. Хочу увидеться с Блачеком. Он тоже занимается укладкой продуктов и сигарет. Здесь тоже рекой льется шнапс. Блачек показывает мне листовку с обращением гросс-адмирала Деница к армии, которое недавно передавали по радио. Оно написано теми же словами, что и подобные речи Гитлера, поэтому кажется, что ничто практически не изменилось, несмотря на смерть фюрера.
Обращение «Ко всему немецкому народу» облечено в следующую форму: «Немецкие мужчины и женщины! Солдаты немецких вооруженных сил![131] Наш фюрер Адольф Гитлер умер. Осознавая возложенную на меня ответственность, я принимаю руководство над немецким народом в это судьбоносное время. Моя главная задача состоит в спасении немецкого народа от уничтожения ордами большевиков. Мы будем неустанно бороться с ними. В настоящее время достижению этой цели препятствуют англичане и американцы. Мы должны и далее держать оборону и защищать себя от большевизма».[132]
Другой приказ дня озаглавлен «К вооруженным силам!».
«Немецкие вооруженные силы, мои боевые товарищи! Фюрер мертв, оставшись верным великой идее защиты народов Европы от большевизма. Он беззаветно отдал за это свою жизнь и погиб, как герой.[133] Он стал одним из великих героев Германии. В знак уважения и скорби мы приспускаем наши флаги. Фюрер назначил меня главнокомандующим вооруженными силами рейха. Я выполняю его волю для борьбы против большевизма и останусь верным ей до того момента, как она будет завершена. Вы совершаете великие подвиги, чувствуя, что война скоро будет окончена, и поэтому сегодня Германия вправе требовать от вас дальнейших усилий. Я требую от вас безоговорочного подчинения и дисциплины. Выполнение моих приказов позволит избежать ненависти и разрушения. Тот, кто нарушит свой долг — трус. Клятва верности, данная фюреру, распространяется сейчас на меня, назначенного приказом фюрера главой государства и преемником главнокомандующего вооруженными силами. Немецкие солдаты, сохраняйте верность своему долгу! Жизнь вашего народа зависит от вас!»
Я поражен. Ни слова о мире. Нас призывают лишь проявить стойкость. Неужели война станет еще ожесточеннее? Но ведь Гитлер мертв. Тогда почему? Приказ дня ничем не отличается от тех приказов, которые мы получали тогда, когда фюрер был еще жив. Англичане и американцы упомянуты лишь вскользь, наш главный враг — большевики. Неужели верны слухи последних дней, в которых утверждается, что Гиммлер вел в Гамбурге переговоры с англичанами?[134] Во всяком случае, ему следует поторопиться, потому что не занятой врагом немецкой земли уже почти не сталось, за исключением немногих участков фронта на севере, чешского протектората и, видимо, некоторых мест южнее Берлина, где должна находиться армия Венка.
Возвращаюсь в свою комнату. Под воздействием алкоголя мои товарищи пребывают в самом хорошем расположении духа, они от души веселятся. Кто-то сообщает, чем он решил заниматься после войны. Все присутствующие разделяют мнение, что Дениц не станет продолжать войну. Тем временем канистра наполняется шнапсом снова и снова. Мои товарищи пьют невероятно много, и обер-фельдфебель с лейтенантом, а также другие офицеры смотрят на это сквозь пальцы. До меня вскоре доходит причина их снисходительности. Они позволяют нам напиться потому, что знают, что завтра далеко не все из нас останутся в живых.
Неожиданно в комнату входит ротный командир и знаками разрешает нам не вставать и оставаться на своих местах. Он присаживается и выпивает с нами стопку шнапса. Затем неожиданно заговаривает о приказе дня, отданным новоявленным главой рейха, и пытается объяснить нам, почему следует продолжать войну. «Через несколько дней мы заключим мир с Англией и США, — заявляет он. — После этого нашими единственными врагами будут большевики. Бои продлятся недолго, летом война закончится. Тогда вы сможете отправиться по домам. Клятва, данная нашему великому фюреру, распространяется теперь на его преемника. Тот, кто посмеет дезертировать и покинуть поля боя, будет расстрелян. Война продолжается!»
