Во время учебы, с августа 1942 года по февраль 1943 года, А. Михайлов занимался не только сбором данных на командно‑преподавательский состав школы, но и одновременно изучал курсантов, а затем осуществлял их вербовку. В результате этой кропотливой и полной смертельного риска работы 12 человек после заброски в тыл советских войск добровольно явились в органы государственной безопасности. В дальнейшем ряд из них использовался в качестве агентов‑маршрутников и опознавателей при розыске гитлеровских диверсантов.
По возвращении с задания А. Михайлов был награжден орденом Красного Знамени. Аналогичную работу по проникновению в гитлеровские спецслужбы вели РДР П. Лопатина, К. Орловского, Д. Медведева, С. Ваупшасова, Н. Прокопюка и др.
Наступившая весна 1942 года порождала в сердцах руководителей и рядовых бойцов Управления надежду на скорый перелом в войне с фашистами. Ее подкрепляла успешно начатая частями Красной армии Харьковская операция. Но радость была недолгой, вскоре П. Судоплатову и его подчиненным снова пришлось испить горькую чашу поражения. К 18 мая наступление войск Юго‑Западного фронта на Харьков захлебнулось, гитлеровцы ответили мощным контрударом группы армий «Юг», и советские войска вынуждены были с тяжелыми боями отступать вглубь страны. На южном фланге Восточного фронта сложилось критическое положение, в связи с чем 28 июля народный комиссар обороны издал приказ № 227, больше известный как «Ни шагу назад!» В нем говорилось:
«Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови, защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».
Несмотря на жесткие требования приказа и самоотверженные действия командиров и бойцов Красной армии, превосходство гитлеровских и румынских войск в живой силе, технике и особенно авиации было подавляющим и решило исход боев в их пользу. 24 июля пал Ростов‑на‑Дону. С его потерей открылись ворота на Северный Кавказ. Еще более угрожающее положение сложилось на Сталинградском фронте. 9 августа передовые части 3‑й и 6‑й армий вермахта вышли на оперативный простор, всего несколько десятков километров отделяло их от города. Возникла реальная угроза захвата Сталинграда, а вместе с ним важнейшего железнодорожного и водного транспортного узла. На южном направлении положение советских войск было не лучше: танковые клещи вермахта тянулись к нефтепромыслам Майкопа, Грозного и Баку.
В этой сложнейшей обстановке руководители и рядовые сотрудники наркомата НКВД действовали так же самоотверженно, как и военнослужащие Красной армии. На них были возложены задачи, связанные с организацией обороны на горных перевалах, ведущих к городам Туапсе, Сочи и Сухум, проведением акций по выводу из строя хранилищ с нефтью и скважин в районах Майкопа и Моздока, а также задачи по созданию подполья на территориях, которые могли перейти под контроль гитлеровцев. Для их выполнения в начале августа на место вылетели сам нарком Берия, его заместитель В. Меркулов и П. Судоплатов. Вслед за ними на нескольких транспортных самолетах в Тбилиси прибыли 150 разведчиков‑диверсантов, подобранных из числа спортсменов‑альпинистов, и заместитель Павла Анатольевича М. Орлов с группой опытных командиров РДР. Прямо с «крыла» им пришлось вступить в тяжелейшие бои, которые продолжались весь август и сентябрь. Сам Павел Анатольевич тоже не задержался в Тбилиси и руководил действиями подчиненных непосредственно из боевых порядков.
Позже в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы» [60] он так вспоминал о тех днях:
«Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей полковником Михаилом Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино‑Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления. В то же время альпинисты взорвали цистерны с нефтью и уничтожили находившиеся в горах моторизированные части немецкой пехоты…
Очень тяжелые бои произошли на Северном Кавказе в августе и сентябре 1942 года, когда я там находился. Наше спецподразделение заминировало нефтяные скважины и буровые вышки в районе Моздока и взорвало их в тот момент, когда к ним приблизились немецкие мотоциклисты. Меркулов и я следили за тем, чтобы взрыв произошел строго по приказу, и присоединились к нашей диверсионной группе, отходившей в горы в последний момент. Позже от нашей дешифровальной группы получили сообщение из Швеции: немцы не смогли использовать нефтяные запасы и скважины Северного Кавказа, на которые очень рассчитывали. Однако разнос, которому мы подверглись за успешные действия, надолго мне запомнился. Когда мы вернулись в Тбилиси, Берия сообщил, что Сталин объявил Меркулову, заместителю Берии, выговор за неоправданный риск при выполнении операции по минированию: он подвергал свою жизнь опасности и мог быть захвачен передовыми частями немцев. Берия обрушился на меня за то, что я допустил это. В ходе немецких налетов несколько офицеров из Ставки, находившихся на Кавказе, были убиты. Член Политбюро Каганович получил во время бомбежки серьезное ранение в голову. Ранен был адмирал Исаков (начальник штаба ВМС. — Прим. авт.), а один из наших наиболее опытных грузинских чекистов, Саджая, погиб во время этого налета».
Ценой больших потерь среди личного состава Павел Анатольевич и его подчиненные выполнили поставленные задачи. Части 49‑го горно‑стрелкового корпуса, захватившие в сентябре перевалы Кулхорский, Санчаро и Марухский, затем завязли в затяжных боях с оперативно‑боевыми отрядами 4‑го Управления и спецчастями войск НКВД за Главный Кавказский хребет. Хваленый гитлеровский «Эдельвейс» так и не смог пробиться к берегам Черного моря. Неприступным оставался и Сталинград. Бакинская нефть по‑прежнему продолжала наполнять баки советских танков и самолетов. Сталинградский котел переваривал одну за другой лучшие гитлеровские дивизии. Там, в его огне родилась новая Красная армия — армия‑победительница.
Вместе с ней вкус победы ощутили и Павел Анатольевич и его подчиненные. В новый, 1943 год 4‑е Управление вошло как уже сложившееся мощное разведывательно‑диверсионное формирование. К тому времени на оккупированной территории Советского Союза действовало 77 РДР. Полученный ими опыт позволял решать не только текущие тактические, но и долговременные стратегические задачи. Одна из них была успешно выполнена в ходе подготовки и проведения летней военной кампании советских войск под Курском и Орлом.
Первичная информация о готовящемся наступлении вермахта на Восточном фронте стала поступать в РДР еще зимой 1943 года. В частности, 21 февраля из резидентуры Корчагина, оперировавшей в районе Брянска, были получены данные о том, что: «Льгов объявлен немцами на особом положении… Дмитриевский и Курский большаки заминированы немцами. Все огневые точки направлены главным образом на Курский большак».
Спустя две недели, 7 марта, другой резидент, Фирсанов, сообщил в Центр, что «4 февраля сего года в города Унеча и Стародуб с курского направления прибыло четыре эшелона итальянских солдат и несколько эшелонов солдат русско‑немецких формирований, отказавшихся воевать. Несколько итальянских солдат немцы повесили на площади города».
В это же время из лондонской резидентуры от агентов знаменитой «кембриджской пятерки», и в частности Д. Кернкросса, служившего в британской дешифровальной службе «Блечли парк», пришло подтверждение: «Основная концентрация сил противника, которые, очевидно, были еще некоторое время тому назад на северном фланге группы армий «Юг», может быть ясно определена в основном районе будущих операций: Курск — Суджа — Волчанск — Острогожск…» [61]
В начале апреля резидентура Градова получила информацию о предстоящем наступлении гитлеровских войск непосредственно из первоисточника, от немецкого перебежчика, инспектора ВВС Германии капитана В. Шульца. Она носила более конкретный характер, чем та, что была добыта агентурным путем. В частности, на допросах он подтвердил ранее полученные советской разведкой данные и даже назвал конкретные сроки начала боевых действий — конец апреля или начало мая. Правда, при этом они разнились в одном, но очень важном аспекте. Как утверждал Шульц, наступление гитлеровских войск следовало ожидать не на курско‑орловском направлении, а на ленинградском и московском.
Последующий ход событий на Восточном фронте дает основания полагать, что Шульц, возможно, являлся одним из многих исполнителей в многоплановой операции «Прикрытие», проводившейся гитлеровскими спецслужбами, чтобы ввести в заблуждение советское командование относительно замысла летнего наступления «Цитадель». В Берлине, видимо, рассчитывали на то, что, как и год назад, когда в руках советской военной контрразведки «случайно» оказалась «директива» Генштаба вермахта «Кремль», предписывавшая командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Клюге начать подготовку к наступлению на Москву, нынешняя заготовка также сработает. И основания для этого у гитлеровцев были. Весной 1942 года Сталин поверил в план Клюге и «проспал» сокрушительный удар вермахта на южном фланге Восточного фронта.
