Эксцентричная дружба самого Лэдда с Бёрджессом – они обожали обмениваться оскорблениями, чаще всего по поводу автогонок – привела к тому, что он принял новость спокойно. Но Роберт Лэмфер был более подозрительным. «Патерсон и Филби вошли. Я говорил немного. Они тоже. Наверняка я знаю только одно: представители МИ-5 мне долгое время лгали. Мне придется как следует подумать. Им придется как следует подумать. Я полагаю, Маклин бежал. Бёрджесс, который бывал в доме Филби, бежал вместе с ним. Наверняка Филби предупредил Маклина»[788].
Приехав домой, Филби положил свой чемоданчик с камерой и аксессуарами в машину, поехал в сторону Грейт-Фолса, там, в лесу, закопал свое оборудование и вернулся. Поездка заняла меньше двух часов.
Билл Фридмен, в то время офицер МИ-6, отрицает, что американцев держали в неведении. «Это ерунда, что американцам якобы не сказали об отступничестве Б&М. Джек Истон приказал мне постоянно находиться в кабинете. Я установил там походную кровать и рассылал телеграммы по всему миру. Мы открылись сразу, поскольку хотели, чтобы их арестовали. Мы разослали фотографии этих двоих, и американцы немедленно все узнали»[789].
Джеффри Патерсон опасался, что ФБР сообщит информацию в Госдепартамент. Он подчеркнул, что вопрос безопасности должен стоять во главе угла. Был заранее подготовлен ответ, на случай если произойдет утечка информации в прессу.
Ночью в доме Майкла и Памелы Берри, элегантном георгианском особняке на Лорд-Норт-стрит, недалеко от парламента, собрались гости. Среди них были писатель, в те времена редактор «Таймс литерари саплмент», Алан Прайс-Джонс и его супруга, Йен и Энн Флеминги, Исайя Берлин, Энтони Блант, поэт Джон Бетжемен и сестра герцога Девонширского леди Элизабет Кавендиш.
«Мы ждали минут сорок некоего опаздывавшего гостя, и в конце концов миссис Флеминг спросила Пэм Хартуэлл, кого мы ждем. Она сказала, что Гая Бёрджесса. …Вмешался Блант, сказавший, что Бёрджесс или приходит вовремя, или не приходит вообще, поэтому ждать его нет смысла. И нас пригласили в столовую»[790].
В среду, 30 мая, была допрошена Мелинда, приехавшая в Лондон для медицинского обследования. Она встретилась со следователем МИ-5 Джимом Скардоном и Джорджем Кэри-Фостером в квартире леди Маклин в Кенсингтоне, но утверждала, что ничего не знает об исчезновении.
Британские власти тщательно скрывали ситуацию, не зная в точности, что делать. Только по прошествии четырех суток после бегства был проинформирован министр иностранных дел Моррисон. Он сразу приказал «принять экстренные меры, чтобы обнаружить и вернуть беглецов, если потребуется, арестовав их в дружественных странах»[791]. МИ-5 были проверены судовые манифесты, велось слежение за советскими судами и транспортом их сателлитов. Были предупреждены службы безопасности за рубежом, в том числе в Танжере. Гай Лидделл записал в своем дневнике: «Было направлено обращение арестовать и депортировать, как нежелательных иностранцев, Маклина и Бёрджесса, если таковые будут обнаружены»[792]. Миссис Бассет, ожидавшая сына в воскресенье, собралась идти в полицию, но ее «успокоили» представители МИ-5, сообщившие, что ее сына выслеживают за границей[793].
В среду Энтони Блант и Томас Харрис пришли к Лидделлу, чтобы обсудить исчезновение. Блант сказал Лидделлу, что знал о коммунистическом кембриджском прошлом Бёрджесса, но был уверен, что он покинул партию в 1935 году. Лидделл писал: «…они оба считали маловероятным, что Бёрджесс продался русским, но опасались, что при его неуравновешенности все возможно»[794]. Лидделл, доверявший своему бывшему помощнику Бланту, прибег к его помощи в поиске беглых дипломатов. К примеру, в субботу он позвонил ему, чтобы выяснить контакты Бёрджесса в Париже.
Во вторник 5 июня Алан Маклин, отозванный из Америки, был допрошен Скардоном, а на следующий день Горонви Рис – Диком Уайтом и Лидделлом, хотя накануне, в пятницу, у него был неофициальный разговор с Лидделлом. Рис повторил, что Бёрджесс был агентом Коминтерна, сам сказал ему об этом и предложил присоединиться к нему. Уайт отнесся к Рису с большой подозрительностью. «Если он действительно все это знал, то почему ничего не предпринял? …Он был скользким, как угорь, и проявлял явную антипатию к Бланту. Он сказал: «Почему вы не спрашиваете Бланта об этом?» Но он не сказал, что Блант – наш человек»[795].
Той ночью Роберт Маккензи позвонил Уайту из Парижа. Некий чиновник из Сюрте рассказал о поисках сбежавших дипломатов французскому журналисту. История вот-вот появится в прессе.
Глава 33. Тайное становится явным
В четверг, 7 июня, спустя почти две недели после побега, история появилась в «Дейли экспресс». «Ярд охотится за двумя англичанами» – кричал заголовок на первой странице. Ларри Солон, корреспондент парижского бюро, получил информацию от Жоржа Герра, криминального репортера «Франс суар», о том, что исчезли два сотрудника Форин Офис и британцы обратились к французской полиции с просьбой отследить их перемещения. Правда, изначально имена пропавших не были названы[796].
Министерство иностранных дел (Форин Офис) было вынуждено реагировать. Появилась заметка о том, что «двоих служащих Форин Офис никто не видел с 25 мая. Один – мистер Д.Д. Маклин, другой – мистер Г.Ф. де М. Бёрджесс. Были наведены все возможные справки. Известно, что они несколько дней назад уехали во Францию. У мистера Маклина год назад был нервный срыв, связанный с перенапряжением, но считалось, что он полностью поправился. Ввиду отсутствия без уважительной причины оба отстранены от работы с 1 июня».
Бёрджесса описывали так: «5 футов 8 дюймов. Плотного телосложения. Лысоват. Седина на висках. При ходьбе ставит ноги носками внутрь. Одевается неопрятно. Много говорит. Любит обсуждать политику, философию и искусство. Свободно владеет французским языком». А Маклин: «6 футов 2 дюйма. Волосы зачесаны назад. Пробор слева. Начинает лысеть. Немного сутулится. Длинные тонкие ноги. Немногословный. Красивые черты лица. Одевается хорошо, но небрежно. По-французски говорит с акцентом»[797].
Репортеры стали осаждать две семьи – Бассет на Арлингтон-стрит и Мелинду в Тэтсфилде. В Биконшоу ворота были заперты на замок, а все окна закрыты плотными шторами. Сына Маклина Фергюса, которому тогда было шесть лет, по дороге из школы забросали камнями. Ему сказали, что его отец в тюрьме. Девушке, присматривавшей за детьми, предложили 100 фунтов за любые документы или фотографии, которые она сможет вынести из дома. Пресса не обошла вниманием и Бланта – из-за его давней дружбы с Бёрджессом. Ему пришлось отменить все дела и прятаться в своей квартире. Гарольд Николсон записал в своем дневнике: «Я пережил ужас, читая заголовки в вечерних газетах, утверждающие, что Дональд Маклин и Гай Бёрджесс скрылись от правосудия. Считай я Гая храбрым человеком, мог бы представить, что он примкнул к коммунистам. Но поскольку я знаю, что он трус, думаю, его заподозрили в передаче информации большевикам и, понимая свою вину, он предпочел дать деру. Боюсь, это охота на ведьм. Джеймс в истерике и жаждет что-нибудь предпринять. Должен признать, все это весьма тревожно»[798].
Все что могли сделать Алан Маклин и полковник Бассет – «одетый… в безупречный костюм в тонкую полоску, с котелком и зонтиком, распространяющий вокруг себя запах дорогого одеколона» – забрать на вокзале Ватерлоо вещи, оставленные Бёрджессом и Маклином в каюте судна. После того как они опознали одежду каждого из беглецов – Маклин был на 2 дюйма выше Бёрджесса, – осталось две вещи. «Первая – это грязная и рваная черная пижама, вторая – отвратительная пара носков, затвердевших от высохшего пота, с дырками на пятках. Я был уверен, что все это принадлежит Гаю, и сказал об этом. Полковник, в свою очередь, не сомневался, что все это принадлежит «вашему парню». Маклин уточнил, что брат не носил пижам, и они согласились, что это вещь Бёрджесса. В свою очередь, Маклин признал носки. Все это отправилось в ближайший мусорный бак[799].
Пресса не оставила без внимания и Риса в Зоннинге. Бёрджесс не оплатил свой звонок Марджи, и уведомление об этом было помещено на доску объявлений в Реформ-клубе вместе с телефонным номером Риса. Рис писал: «Их машины преграждали мне проезд, телефон звонил не переставая. В дверь тоже постоянно звонили. Меня, мою жену и детей непрерывно фотографировали». Журналисты расспрашивали владельцев местных магазинчиков и баров и совали шоколадки и монеты детям Риса, которые вовсю использовали свое воображение, чтобы удовлетворить любопытство тружеников пера. Один репортер, пожелавший взять интервью у Марджи Рис, представился словами: «Вы вполне можете поговорить со мной, миссис Рис. Я и сам бисексуал»[800].
Пожар разгорелся еще сильнее, когда 8 июня миссис Бассет получила телеграмму с почтовым штемпелем Рима: «Прости мое молчание. Уезжаю в длинный средиземноморский отпуск. Еще раз прошу прощения. Гай». Мелинда и леди Маклин тоже получили телеграммы, подписанные «Тино» – так в детстве называли Дональда.
