Адъютант тоже не спит. Он молчит, и я молчу, но мы хорошо понимаем друг друга. Мы ждем. Ждут наши гвардейцы на Ландвер-канале. Они не отдыхают, они наготове, и если враг не согласится сложить оружие, то ринутся снова на штурм…
Шумно распахнулась дверь. На пороге – Всеволод Вишневский. Он прибыл не один – писатели в одиночку не ездят. Вслед за ним в комнату вошел поэт Евгений Долматовский, который знаком с бойцами 62-й армии еще с берегов Волги, он живой очевидец великой битвы и капитуляции армии Паулюса. Здесь и композитор Матвей Блантер, которого я еще при встрече на Одере с легкой руки Всеволода Вишневского стал звать по-дружески – Мотя.
Но в этот раз мы не могли беседовать как обычно, разговор не клеился. Каждый думал, пытался оценить назревающие события. Все беспощадно курили, часто выходили в зал с черными колоннами, чтобы отсчитывать шагами секунды непомерно длинных минут.
Вот уже три часа утра… Три с половиной… Забрезжил рассвет. Наступило утро Первого мая… В Берлине мрачно, а там, на Родине, в ее восточных районах, уже начались первомайские демонстрации. Отстает время в Средней Европе от нашего – солнце восходит с востока! Там, в Сибири, на Урале, в Москве, люди уже проснулись и вскоре узнают, что на фронтоне Рейхстага уже развевается Знамя Победы, установленное отважными разведчиками из 3-й Ударной армии сержантами М.А. Егоровым и М.В. Кантария…
Наконец в 3 часа 55 минут дверь открылась, и в комнату вошел немецкий генерал с Железным крестом на шее.
Присматриваюсь к нему. Среднего роста, плотный, с бритой головой, на лице шрамы. Правой рукой делает жест приветствия по-своему, по-фашистски; левой подает мне свой документ – солдатскую книжку. Это начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. С ним вместе вошли начальник штаба 56-го танкового корпуса полковник генерального штаба фон Дуфвинг и переводчик.
Кребс не стал ожидать вопросов.
– Буду говорить особо секретно, – заявил он. – Вы первый иностранец, которому я сообщаю, что тридцатого апреля Гитлер добровольно ушел от нас, покончив жизнь самоубийством.
Произнеся эту фразу, Кребс сделал паузу, точно проверяя, какое воздействие произвело на нас это сообщение. Он, по-видимому, ожидал, что все мы набросимся на него с вопросами, проявим жгучий интерес к этой сенсации. А я, не торопясь, спокойно сказал:
– Мы это знаем!
Затем, помолчав, попросил Кребса уточнить, когда это произошло.
Кребс заметно смутился. Он никак не ожидал, что его сенсационное заявление окажется холостым выстрелом.
– Это произошло в пятнадцать часов сегодня, – ответил он. И, видя, что я смотрю на часы, поправился, уточнил: – Вчера, тридцатого апреля, около пятнадцати часов.
Затем Кребс зачитал письмо Геббельса к советскому Верховному Главнокомандованию, в котором говорилось:
«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем.
Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня, в 15 часов 50 минут, добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».
Кребс вручил мне еще два документа: о его полномочии на ведение переговоров с русским верховным командованием (бланк начальника партийной канцелярии с печатью подписан Борманом 30 апреля 1945 года) и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и верховного командования вооруженных сил Германии (этот документ подписан Гитлером и свидетелями; на нем пометка – 4 часа 00 минут 29 апреля 1945 года).
Кребс как бы хотел прикрыться этими документами от вопросов, которых, разумеется, ожидал. Он чувствовал неловкость и трудность дипломата, пришедшего не просто представлять одну сторону другой, а просить пардона. Конечно, ему хотелось осторожно прощупать нас, узнать, нельзя ли чего выторговать, играя на наших чувствах обоснованного недоверия к союзникам по антигитлеровской коалиции, которые так долго тянули с открытием второго фронта. В то же время ему, закоренелому нацисту, не так-то легко было признать себя побежденным. Ведь он принимал личное участие в походе на Восток.
Почему же я ответил Кребсу, что самоубийство Гитлера не является для меня новостью?
Должен признаться, что я не знал о смерти Гитлера и не ожидал услышать о ней из уст Кребса. Однако же, готовясь к этому разговору, я настроил себя встретить любую неожиданность спокойно, не выказывая и тени удивления, не делая торопливых выводов. Я знал, что опытный дипломат – а Кребс был именно таковым – никогда не начнет разговора с того вопроса, который для него является главным. Он обязательно сначала разведает настроение своего собеседника, а затем постарается повернуть разговор так, чтобы о главном вопросе заговорил первым тот, кто должен его решить.
Для меня и для всех присутствующих при переговорах смерть Гитлера была действительно новостью первостепенной важности, но для Кребса она служила лишь дипломатической маскировкой основного, самого главного вопроса. Поэтому я сразу отвел его попытку увести разговор в сторону и тем самым заставил перейти к делу, ради которого он пришел к нам.
– В этих документах речь идет о Берлине или о всей Германии? – спросил я.
– Я уполномочен Геббельсом говорить от имени всей германской армии, – последовал ответ.
– Идет ли речь о капитуляции?
– Есть другие возможности прекратить войну, – ответил Кребс. – Для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во главе с Деницем, которое решит вопрос путем переговоров с Советским правительством.
– Какое может быть правительство, если ваш фюрер покончил жизнь самоубийством, тем самым признал несостоятельность возглавляемого им режима. После него, наверное, остался кто-то из заместителей, который вправе решать, быть или не быть дальнейшему кровопролитию. Кто сейчас замещает Гитлера?
– Сейчас Гитлера замещает Геббельс. Он назначен канцлером. Но перед смертью Гитлер создал новое правительство во главе с президентом гросс-адмиралом Деницем.
Пока я разговаривал с Кребсом, мой адъютант, Всеволод Вишневский и Евгений Долматовский старательно записывали каждое слово. Чего-чего, а секретарей на этих переговорах хватало.
К счастью, память хорошо сохранила подробности той ночи, и я постараюсь воспроизвести их с максимально возможной точностью.
Получив первые ответы на свои вопросы от Кребса, решаю позвонить командующему фронтом. Беру телефонную трубку, вызываю маршала Жукова, докладываю ему:
– Ко мне прибыл начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. Он сообщил, что Гитлер покончил жизнь самоубийством. Геббельс как канцлер и Борман как председатель нацистской партии уполномочили Кребса вести переговоры с нами о перемирии. Кребс просит прекратить военные действия на время переговоров, дать возможность собраться новому правительству во главе с президентом Деницем, которое решит вопрос о дальнейшем течении войны.
Г.К. Жуков сказал, что немедленно доложит в Москву. Я же должен ждать у телефона: возможно, будут вопросы и потребуются разъяснения.
Спустя минуту он спросил:
– Когда Гитлер покончил с жизнью?
Сознательно задаю Кребсу вторично этот вопрос, так как в первый раз он оговорился не то механически, не то умышленно. Спрашиваю и смотрю на часы, они показывали 4 часа 27 минут 1 мая.
Кребс поспешил уточнить:
– Вчера, тридцатого апреля, в пятнадцать часов пятьдесят минут.
Передаю это Жукову, а тот – в Москву. Через минуту в телефоне слышится:
– Спросите Кребса, хотят ли они сложить оружие и капитулировать или же намерены заниматься переговорами о мире?
Спрашиваю Кребса в упор:
– Идет ли речь о капитуляции и заключается ли ваша миссия в том, чтобы ее осуществить?
– Нет, есть другие возможности.
– Какие?
– Разрешите и помогите нам собрать новое правительство, которое назначил Гитлер в своем завещании, и оно решит этот вопрос в вашу пользу.
Докладываю этот ответ Г.К. Жукову. Он приказывает снова ждать у телефона.
Ну, думаю, хитер этот Кребс: второй раз повторяет одно и то же – излюбленный прием дипломатов добиваться цели настойчивым повторением одной и той же мысли в разных вариантах. Но сейчас он грубо перехлестывает. На пятой странице завещания Гитлера читаю:
«Чтобы Германия имела правительство, состоящее из честных людей, которые будут продолжать войну всеми средствами, как лидер нации, я назначаю членами нового кабинета…»
– Что за новое правительство? – интересуется Жуков.
Я как раз, читая завещание Гитлера, дошел до состава этого нового правительства. Вот оно:
1. Президент – Дениц
