Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века - Борис Вадимович Соколов

поднимали на башню лифтом… От момента нажатия кнопки до самого взрыва прошло секунд сорок. И вот через эти сорок секунд все осветилось ярчайшей вспышкой. Мы ее наблюдали через открытую дверь НП, расположенного в 10 километрах от эпицентра. А через 20 секунд пришла ударная волна. Берия был с нами, он поцеловал Курчатова и меня — в лоб. Ярчайший свет и мощная ударная лучше всего свидетельствовали, что мощность взрыва была достаточной». Если бы бомба не взорвалась, ученых отправили бы в «шарашку», а Берию — расстреляли.

У советской атомной бомбы, как у всякого успешного проекта, было много отцов. Общее руководство проектом, организацию производства всех необходимых для бомбы компонентов, собиранием необходимых сил научных работников и производственников занимался член Политбюро, бывший член ГКО и бывший нарком внутренних дел Лаврентий Берия. Общее руководство учеными осуществлял Игорь Курчатов, у которого, по мнению современников, организационный талант превалировал над чисто научным. В 1943 году Курчатова избрали академиком. Берия впоследствии не без гордости говорил: «Это мы его сделали академиком!» И, наконец, собственно конструированием атомной бомбы руководил Юлий Харитон, который еще в 1939–1941 годах вместе с Яковом Зельдовичем осуществил расчет цепной реакции деления урана, что открыло теоретический путь к созданию ядерного оружия.

Во многом успех дела обеспечила не только концентрация усилий ведущих ученых страны и предоставление для реализации атомного проекта практически неограниченных материальных и финансовых средств. Тут никаких ограничений не существовало. Порой из-за ящика болтов, необходимых для постройки одной из установок проекта, гоняли самолет из Москвы в Арзамас-16 — советский ядерный центр, так что болты становились поистине «золотыми». И никто не сосчитал, сколько заключенных, в основном бывших власовцев, солдат строительных частей, комплектовавшихся из призывников с оккупированных немцами территорий, погибли на урановых рудниках и радиохимических комбинатах, вроде печально знаменитого Кыштымской аварией «Маяка».

Но еще более важную роль в овладении секретами атомного оружия сыграла и разведка.

Еще в марте 1942 года, основываясь на данных разведки, зафиксировавшей засекречивание работ по урану в Америке, Англии и Германии и повышенный интерес к ней военных структур, Берия предложил: «Принимая во внимание важность и срочность для Советского Союза практического использования энергии атомов урана-235 в военных целях, было бы целесообразно осуществить следующее:

1) Рассмотреть возможность создания специального органа, включающего в себя научных экспертов-консультантов, находящихся в постоянном контакте с ГКО в целях изучения проблемы, координации и руководства усилиями всех ученых и научно-исследовательских организаций СССР, принимающих участие в работе над проблемой атомной энергии урана.

2) Передать с соблюдением режима секретности на ознакомление ведущих специалистов документы по урану, находящиеся в настоящее время в распоряжении НКВД, и попросить произвести их оценку, а также, по возможности, использовать содержащиеся в них данные об их работе».

Сталин эти предложения одобрил, но пока шла война, сколько-нибудь значительные средства на ядерный проект не отпускали — их поглощало производство обычных вооружений. Только после применения американцами атомных бомб против Японии советский ядерный проект получил высший приоритет. Его участник профессор Яков Терлецкий вспоминал, что Сталин прореагировал на это событие очень нервно: «После взрыва атомной бомбы в Хиросиме Сталин устроил грандиозный разнос, он впервые за время войны вышел из себя, топал ногами, стучал кулаками…» 20 августа 1945 года, когда в СССР был образован Специальный комитет при ГКО под председательством заместителя председателя ГКО и наркома внутренних дел Л.П. Берии. Его задачей было мобилизовать все силы промышленности и науки на скорейшее создание атомной бомбы. С Берией дело пошло веселее.

Как свидетельствует Терлецкий, опыты и выводы Курчатова и его команды были повторением американских и английских разработок, полученных с помощью агентуры: «При этом теоретики поражались невероятной интуиции Курчатова, который, не будучи теоретиком, точно «предсказывал» им окончательный результат». Это, замечу, отнюдь не умаляет заслуг Курчатова, сумевшего сколотить коллектив выдающихся ученых и проявившего выдающиеся научно-организаторские способности. И сами разведданные не могли бы плодотворно использоваться в СССР, если бы в стране не существовала достаточно сильная школа ядерной физики, способная их оценить и применить в собственных разработках. Харитон вспоминал, как однажды предложил внести существенные улучшения в американский проект. Но Сталин настоял, чтобы самодеятельностью не занимались и сделали бы все в точности, как у американцев. Не надо как лучше, делайте, как у них. По заключению российских и зарубежных экспертов, разведданные сэкономили для советской бомбы не менее 5 лет.

Основные атомные секреты передал советской разведке немецкий физик Клаус Фукс, убежденный антифашист, полагавший, что только в случае, если атомная бомба будет у обеих соперничающих сверхдержав, можно надеяться, что она никогда больше не будет применена. А советские физики, работавшие над созданием дьявольского оружия, утешали себя мыслью, что они создают противовес американской атомной бомбе, которая в любой момент может обрушиться на СССР. Точно так же немецкие физики утешали себя, работая над бомбой для Гитлера, что защищают Германию против такой же бомбы, которую могут обрушить на нее союзники, а участники американского атомного проекта полагали, что идут ноздря в ноздрю с немецкими коллегами, которые вот-вот дадут в руки Гитлеру смертоносное оружие, и только после окончания войны узнали, насколько немцы от них отстали. Из видных советских физиков только Петр Капица под благовидным предлогом сумел выйти из атомного проекта еще в 1945 году. Остальные его участники, похоже, не задумывались, что между демократически избранным американским президентом и ничем не ограниченным советским диктатором существует значительная разница, и что второму будет гораздо проще развязать мировую ядерную войну.

12 августа 1953 г., 50 лет назад, на Семипалатинском полигоне произошло первое успешное испытание советской водородной бомбы мощностью в 400 килотонн — в 20 раз мощнее той, что сбросили на Хиросиму. Ее «отцом», по иронии судьбы, стал один из впоследствии самых известных советских диссидентов академик Андрей Дмитриевич Сахаров, удостоенный за бомбу звания трижды Героя Социалистического Труда. Но не только гений Сахарова и его коллег — советских физиков — Игоря Тамма, Льва Ландау, Якова Зельдовича, Виталия Гинзбурга, Юрия Трутнева и др., обеспечили преемникам Сталина обладание термоядерным оружием. Именно Сахаров предложил конструкцию термоядерного заряда в виде «слойки», использованную на испытаниях 12 августа 1953 г., доказав, что в разрабатываемом другой группой исследователей конструкции в виде «трубы» вероятность детонации дейтерия очень мала.

Немалую роль сыграла и советская разведка, хотя ее вклад в советский термоядерный проект, в отличие от первой советской атомной бомбы, до сих пор не прояснен до конца. Вся работа над созданием термоядерной бомбы и непосредственная подготовка к ее первому испытанию проходили под руководством