Аджубей потребовал, чтобы британские газеты опубликовали эти документы «без каких-либо комментариев», и обвинил британскую прессу в цензуре, когда редакторы сказали ему, что на Западе журналистика строится по-другому. Кроме того, ему указали, что эти материалы не были опубликованы в Советском Союзе, и заметили, что дело Ивинской никак не освещалось в новостях.
Сурков упорно выставлял Пастернака великим поэтом, которого в старости эксплуатировала Ивинская. Государство начало издавать некоторые произведения Пастернака, но, разумеется, не «Доктора Живаго». Через месяц после смерти поэта Сурков объявил о формировании комиссии для устройства публикации его произведений, «которые так любят все русские». В комиссию по литературному наследству вошли друзья и члены семьи, в том числе Всеволод Иванов, Эренбург, Зинаида и сыновья Пастернака, а также несколько функционеров. Через несколько месяцев Сурков распорядился о том, чтобы избранные стихи Пастернака были изданы «Гослитиздатом». Ряд близких и друзей Пастернака не были согласны с тем, какие стихи включены в сборник, и тем, что сборник вышел тонкий, но Зинаида Пастернак радовалась тому, что хоть что-то опубликовано и она получила хоть какой-то доход. «Пусть печатают в каком угодно виде[912], — заявила она, — лишь бы поскорее».
После смерти Пастернака финансовое положение Зинаиды Николаевны было плачевным. За время, предшествовавшее смерти Бориса Леонидовича, она истратила почти все деньги на уход за ним; она никак не могла получить гонорары, которые находились на банковских счетах за границей. Она предложила советской власти вернуть на родину все гонорары и забрать их, если ей назначат пенсию. «Я нищая», — жаловалась она Чуковскому. В августе 1961 года она спросила Суркова, можно ли родственникам получить заграничные гонорары за стихи и другие произведения Пастернака, но не за «Доктора Живаго», от которых семья откажется «из соображений морали»[913]. Сурков обещал помочь ей, отметив в записке Суслову, что «у нее практически не осталось средств к существованию» и «она всегда была и остается верной советской власти». Она, добавил Сурков, «никогда не одобряла» романа Пастернака.
Поликарпов, заведующий отделом культуры ЦК, отказался от каких бы то ни было попыток забрать деньги с заграничных счетов, указав, что это приведет «к еще одной антисоветской кампании[914] в реакционной прессе». Он считал, что обсуждение данного вопроса целесообразно прекратить.
В 1966 году ряд писателей и художников обратился в политбюро с просьбой назначить пенсию З. Н. Пастернак, перенесшей после смерти мужа несколько инфарктов. Поликарпов отказал им, очевидно из-за «давней неприязни к Зинаиде[915]… которую он считал крайне грубой и некультурной». Зинаида не увидела ни рубля из гонораров мужа. Она умерла 28 июня 1966 года. Ее похоронили рядом с мужем. Леонид, сын Зинаиды Николаевны и Бориса Леонидовича, умер через десять лет от сердечного приступа, сидя в машине рядом с Манежной площадью в центре Москвы. Ему было всего 38 лет.
В Западной Европе продолжали копиться деньги. В 1964 году Фельтринелли продал права на экранизацию[916] «Живаго» студии «Метро-Голдвин-Майер» за 450 тысяч долларов. Фельтринелли выдвинул требование, чтобы в сценарии не искажался и не менялся «авторский замысел в том смысле, что ему могут приписать политическое значение и политическую ориентацию, которых не было в оригинале». В Голливуде его требование сочли позой, и продюсер фильма Карло Понти решил, что Фельтринелли «все равно, ему нужны только деньги». Фильм с Омаром Шарифом в роли Живаго и Джули Кристи в роли Лары поставил Дэвид Лин; основные сцены снимались в Испании и Финляндии. Фильм стал хитом; благодаря ему многие из тех, кто не читал романа, узнали сюжет «Доктора Живаго». В Советском Союзе фильм был запрещен. Советское Министерство иностранных дел предъявляло протесты посольству США, когда американские дипломаты устраивали частные показы «Доктора Живаго» у себя на квартирах. МИД назвал такие показы «откровенными провокациями»[917] и утверждал, что фильм, как и книга, «фальсифицирует советскую историю и жизнь советского народа».
Фильм, как и большинство экранизаций, не во всем следует духу и букве романа; его критиковали за наивное толкование истории и драматических событий. Но, как и роман, фильм пользовался огромной популярностью. Многие до сих пор вспоминают Омара Шарифа в роли Живаго и Джули Кристи в роли Лары; отмечают изумительную операторскую работу; замечательная «Тема Лары» композитора Мориса Жарра до сих пор остается на слуху. Даже с учетом инфляции «Доктор Живаго» до сих пор остается одним из самых прибыльных фильмов в прокате.
Среди тех, кто со временем изменил свое мнение о «Докторе Живаго», был Хрущев. В октябре 1964 года соратники отправили его в отставку. Среди тех, кто сместил Хрущева, был и Владимир Семичастный, бывший секретарь ВЛКСМ, который сравнивал Пастернака со свиньей и после того «вырос» до главы КГБ. После того как Хрущев вышел в отставку, сын принес ему напечатанную на машинке самиздатовскую копию «Доктора Живаго», и Хрущев долго читал роман. «Мы не должны были запрещать его[918], — сказал Хрущев. — Я должен был сам прочесть его. В нем нет ничего антисоветского».
В своих мемуарах Хрущев вспоминает: «В связи с «Доктором Живаго» некоторые могут сказать, что мне уже поздно жалеть[919] о том, что книга не была издана. Да, может быть, уже поздно. Но лучше поздно, чем никогда».
В октябре 1965 года Нобелевскую премию по литературе присудили Михаилу Шолохову. В представлении Шведской академии говорилось, что награду присуждают «за художественную силу и целостность, с которыми в его эпическом романе о Доне он отразил исторический период в жизни русского народа».
Шолохов оказался неблагодарным победителем.
«Я первый русский писатель[920], первый советский писатель, который получил Нобелевскую премию, — сказал он на пресс-конференции в Москве. — Естественно, я горжусь. Однако награда пришла довольно поздно».
Пастернак, по его словам, был всего лишь «внутренним эмигрантом», «и я не изменю своего мнения о Пастернаке только потому, что он умер». Впрочем, Шолохов изменил свое мнение об академии, которую он обвинял в «необъективности суждений о ценности того или иного писателя», когда премию присудили Пастернаку. В 1965 году он «с благодарностью»[921] принял оказанную ему честь.
В Москве Шведскую академию также больше не считали «марионеткой Запада». «То, что этот яркий талант[922] получил мировое признание, оценивается советскими писателями как победа советской литературы, — сказал Л. М. Леонов, представитель Союза писателей СССР. — Это реабилитация самой Нобелевской премии как цели и благородного признания литературного таланта».
Реабилитация Шведской академии оказалась недолгой. В 1970 году Нобелевскую премию получил А. И. Солженицын, летописец ГУЛАГа. Тогда Союз писателей СССР заявил: «Прискорбно, что Нобелевский комитет[923] позволил втянуть себя в грязную игру, которая ведется не в интересах развития духовных ценностей и традиций литературы, но разжигается спекулятивными политическими домыслами».
Ивинскую освободили в конце 1964 года; Ирину освободили двумя годами раньше, после того как она отсидела половину срока. Еще в лагере в Потьме Ивинская обратилась к Хрущеву с просьбой о помиловании дочери, которая, по ее словам, «медленно умирала у нее на глазах»[924]. В июне 1961 года «Нью-Йорк таймс» сообщила, что Ивинская и ее дочь тяжелобольны и госпитализированы. У Ирины подозревали рак желудка[925].
«Я не говорю, что я невиновна[926], и не считаю виновным Пастернака, — писала Ивинская в начале письма, датированного 10 марта 1961 года. Она не винила Пастернака, хотя подробно рассказывала о его участии в попытке получить свои гонорары. — Нельзя представлять его [Пастернака] невинным ягненком, — утверждала она, перечисляя известные факты. — Этим никого не обманешь, как и моим «уголовным делом».
В длинном, сумбурном письме на шестнадцати рукописных страницах Ивинская утверждала, что дело против нее сфабриковано. Она возмущалась тем, что арестовали ее дочь, «совсем девочку» — и за что? «Только за то, что держала чемодан?..»
По словам Ивинской, она только на Лубянке узнала, что получение денег из-за рубежа — хотя и совершенно законными способами — наносит ущерб государству. Она, как и ее адвокаты и защитники Пастернака на Западе, напоминала, что время от времени Пастернак получал гонорары из-за границы, и эти деньги помогли поддержать Пастернака и его семью. Ивинская напомнила, что родственники Пастернака купили новую машину. «Невозможно не знать, что деньги пришли из-за границы», — написала она.
