Маршал Жуков говорит, что эта путаница, неразбериха с посылкой парламентеров к нам, в Берлине, а на западе и на юге – к союзникам задерживает решение нашего правительства. Но ответ скоро будет, и, наверное, с требованием полной капитуляции.
Кребс слышал мой разговор с Жуковым: я не стеснялся высказывать при нем свои мысли. Положив трубку, обращаюсь к нему:
– Значит, основные военные деятели в Мекленбурге, а в Берлине Геббельс и Борман остались выполнять волю фюрера. Какую?
– Они хотят прекратить войну, но только после признания вами правительства, созданного согласно воле фюрера.
– То есть правительства, которое не хочет ни мира, ни войны?
Кребс задумался, потом сказал:
– На том участке, где огонь, я согласен его прекратить.
– Зачем это надо, раз ваше так называемое правительство не идет на капитуляцию? Вы хотите, чтобы еще лилась кровь?
– Я хочу все сделать, и как можно скорее, чтобы было признано одно легальное правительство в Берлине, чтобы не появилось еще какое-то – нелегальное правительство.
– Если вы не капитулируете, то наши войска пойдут на штурм, а там разбирайся, где легальное, а где нелегальное правительство.
– Поэтому мы и просим перемирия.
– А мы требуем капитуляции!
Обращаюсь к Кребсу:
– У вас есть еще какие-либо документы, кроме предъявленных?
– Тут есть приложение – состав правительства, о котором я вам доложил. – И протягивает мне еще бумагу, в которой указываются члены кабинета, уже названные в завещании Гитлера.
– Цель вашего прихода – переговоры только с СССР?
– Только с вами.
– Вы – с нами, а Гиммлер и другие – с союзниками? Почему вы не хотите говорить одновременно с нами и с нашими союзниками, а предпочитаете действовать раздельно?
Пауза. Кребс потупился. Затем поднял голову:
– При расширении полномочий будем вести переговоры и с другими правительствами, с вашими союзниками.
– Это зависит от решения вашего правительства?
– Да, когда оно соберется полностью. Это основная его цель.
– Где должно собраться ваше правительство?
– До сих пор это не решено. Но лучше всего в Берлине.
– Но ведь до безоговорочной капитуляции остатков берлинского гарнизона ваше правительство не сможет здесь собраться.
– А я глубоко убежден, что при капитуляции берлинского гарнизона наше правительство вообще никогда не соберется. Это будет невыполнением завещания фюрера. Я считаю, что полная капитуляция не может быть решена до признания всеми нового правительства.
– Итак, правительство действует и не капитулирует?
– Я прибыл, чтобы разрешить все эти вопросы и передать немецкие заверения. А вопрос о полной капитуляции может быть решен в несколько часов после перемирия и признания нового правительства.
– Это значит, вы хотите драться до последнего? Знаете ли вы об условиях полной капитуляции?
– Да, знаю, – ответил Кребс. – Но кому вести эти переговоры?
– У вас есть рейхсканцлер, с ним Борман. Если они уполномочили вас вести с нами переговоры, значит, они могут принять окончательное решение. Разве это не так?
– Они не могут принять решение о полной капитуляции, не проинформировав обо всем Деница. Единственная рация находится у Гиммлера. У нас же радиостанция разбомблена.
– Мы дадим вам радиосвязь. Обнародуйте завещание фюрера по радио. Это прекратит кровопролитие.
Кребс поморщился:
– Неудобно. Для Деница это будет неожиданным известием. Он еще не знает о завещании. Мы сделали попытку заинтересовать СССР, мы не хотим нелегального правительства, согласного на отдельный договор с США и Англией. Мы предпочитаем вести переговоры с Россией.
Только теперь, видимо, до него стало доходить, что мы не доверяем ни Геббельсу, ни его посланцам. И мне осталось сказать ему прямо, что, как военный, я заинтересован прежде всего в том, чтобы поскорее разделаться с войсками противника, безнадежно обороняющимися в Берлине.
Кребс, выслушав меня, опять повторил:
– Если будет уничтожен берлинский гарнизон, не будет германского легального правительства…
– Бессмыслица, – прервал я его.
– Я познакомил вас с моим поручением, других у меня нет…
– А я сообщил вам единственное и окончательное условие: безоговорочная капитуляция.
Генерал Кребс и его адъютант внешне сдержанны, спокойны, но чего им это стоит! Я снова подтверждаю:
– Гарантируем сохранение жизни. А о правительстве после будем говорить. У вас нет войска, а вы хотите собрать какие-то силы. Не выйдет!
Кребс говорит торопясь:
– Я предлагаю паузу в боевых действиях. Мы можем с определенного времени отдать приказ не стрелять.
Опять звонок телефона. Звонит командующий фронтом, интересуется, как идут переговоры. Я объясняю, что у немцев нет средств связи. Они не хотят объявлять о смерти и завещании Гитлера, чтобы Гиммлер этим не воспользовался. По-видимому, боятся и Деница. Они хотят объявить это при нашем содействии и после перемирия. Гиммлер откололся и исключен из партии.
Кладу трубку. И опять к Кребсу:
– Лучший выход для тех, кто хочет признания нового правительства, – капитуляция.
– Полная? – переспросил Кребс.
– Полная. Тогда мы будем разговаривать с этими членами правительства.
Кребс отрицательно мотает головой:
– Я не уполномочен объявлять о капитуляции. Наше правительство, таким образом, будет уничтожено… – Он говорит то по-немецки, то по-русски.
– Но и снаряд не будет разбирать, кто солдат, а кто член правительства, – заметил я.
Кребс опять трясет головой и говорит по-русски:
– Я беспокоюсь в интересах заключения мира…
– Мы настаиваем на общем требовании – нашем и союзников: безоговорочная капитуляция.
Теперь Кребс уже возражает с раздражением:
– Полная и действительная капитуляция может быть решена легальным правительством. Если у Геббельса не будет договоренности с вами, то что получится? Вы должны легальное правительство предпочесть правительству предателя Гиммлера. Вопрос войны уже предрешен. Результаты должны решаться с правительством, указанным фюрером…
– Объявите волю вашего фюрера войскам, – подсказал я.
Кребс, волнуясь, уже почти кричит по-русски:
– Изменник и предатель Гиммлер может уничтожить членов нового правительства!
Какой страх! Мне становится смешно. Они думают только о своей шкуре.
Хорошо бы сейчас на воздух. Там ласково светит весеннее солнце. А мы сидим усталые. Немцы тихо совещаются друг с другом.
Приехал генерал Соколовский. Я докладываю ему о ходе переговоров. Выслушав меня, Соколовский начинает сам спрашивать Кребса. Воспроизвожу их диалог:
Соколовский (Кребсу). Когда вы объявите о Гитлере и Гиммлере?
Кребс. Тогда, когда мы придем к соглашению с вами о новом правительстве.
Соколовский. Командующий фронтом считает, что сначала надо объявить Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам.
Кребс (оживляясь). Очень умный совет. Это можно сейчас же сделать. Конечно, с разрешения доктора Геббельса. Я снова прошу послать к нему моего адъютанта.
– Надо передать Геббельсу, что до капитуляции не может быть нового правительства, – говорю я.
Кребс. Сделаем паузу. Создадим правительство…
– После полной капитуляции.
Кребс. Нет.
Соколовский. У вас есть Геббельс и другие – и вы сможете объявить капитуляцию.
Кребс. Только с разрешения Деница, а он вне Берлина. Мы могли бы послать Бормана к Деницу, как только объявим паузу. У меня нет ни самолета, ни радио.
Атмосфера накаляется.
– Сложите оружие, тогда будем говорить о дальнейшем.
Кребс. Нет, это невозможно. Мы просим перемирия в Берлине.
– У вас есть коды, шифры и так далее? – спрашиваю я.
Кребс. Они у Гиммлера… – Мы с Соколовским невольно переглядываемся. – Если вы разрешите паузу, мы придем к соглашению…
– Только на основе капитуляции, после которой Дениц сможет прийти к нам, как это сделали вы.
Кребс. Надо Деница вызвать сюда, пропустите его.
Соколовский. Капитулируйте – и мы пропустим его немедленно.
Кребс. Я не полномочен это решить…
– Немедленно капитулируйте, тогда мы организуем поездку Деница сюда.
Кребс. Сначала связь с Деницем, потом капитуляция. Я не могу без Деница капитулировать. (Подумав.) Но я все же мог бы спросить об этом Геббельса, если вы отправите к нему полковника. (Показывает на своего адъютанта.)
Соколовский. Итак, мы пришли к следующему: немецкий полковник идет к доктору Геббельсу узнать, согласен ли тот на немедленную капитуляцию.
Кребс (прерывая). Будет ли перемирие или до перемирия Геббельс должен согласиться на капитуляцию?
Соколовский. Мы не разрешим запрашивать Геббельса о перемирии.
