В конце концов, с русской группой танкового батальона мы вошли в Обринье и смогли сверху наблюдать, как наша пехота и полиция в лощине поросшей лесом под нами пытаются загнать группу УЧК в ловушку. Албанцы отстреливались и несколько раз пускали в воздух черные сигнальные ракеты, давая знаки друг другу. Не знаю почему, но поддержки танков никто не попросил, хотя лощина была как на ладони и группа, в конце концов, ушла. Мы попытались сами проследить, куда ушли шиптары и следы вели вправо в лощину, где внизу село, якобы, было занято нашими войсками. Было непонятно, куда делось до тысячи бойцов УЧК, о которых говорили в штабе и которые действительно держали линию фронта против сербских войск. По окончании операции из сел были выведены лишь колонны женщин, детей и стариков.
Не знаю, сколько во всей операции было точно убито и взято в плен шиптар из УЧК, всего несколько десятков, а куда делась тысяча остальных — можно было только догадываться. Между тем, когда мы вдвоем перед операцией ходили в ночные разведдозоры, то в прибор ночного видения только на участке селения Истог-махала села Полужа, длиной приблизительно в 400–500 метров, в лесу было обнаружено девять дымов, а потом выяснилось, что в местах, откуда исходили дымы, находились траншеи и блиндажи. Понятно, что костры жгли не женщины и дети, а вооруженные бойцы УЧК, и вероятно, по три-четыре человека у каждого костра. Не были найдены места, где были спрятаны грузы, ни вообще какие-либо документы и средства связи. Найденный позднее подземный тоннель не только не был уничтожен, но и даже не заминирован. Куда делась УЧК, обнаружилось уже по возвращении, когда все русские танкового батальона вместе с сербским капитаном и двумя его бойцами, были посажены в небронированный грузовик, долженствующий идти впереди, обеспечивая дорогу, а за ним шла бронированная «Прага», три танка и бронетранспортер командира батальона.
До выезда на дорогу Глоговац — Сырбица все шло нормально, хотя зрелище места, где незадолго до этого подорвался на мине бронетранспортер полиции, было не из приятных. Наш маленький грузовик был переполнен людьми, а какой-то тип сюда запихал найденный им сварочный аппарат, который, в конце концов, один наш сербский товарищ с матом вышвырнул по дороге.
Выехав на автодорогу, наш грузовик неожиданно встал, так как в двигателе закончилось масло. Подумав немного, наш капитан Боян сказал, что, мол, давайте пройдемся пешком, ибо до поворота в село Морина, где была база танкового батальона, осталось немного. Стоило нам сделать пару десятков шагов как из леса справа, с расстояния в несколько сотен метров, по нам ударило несколько очередей. Мы растянулись тогда уже в колонну на 20–30 метров и пули били как по нам, так и по грузовику. Шедшие впереди капитан и шесть русских сразу скрылись на левой обочине, а мы вдвоем со Славиком забрались в дом, стоящий у дороги. Остальные же сербы, вместе с одним добровольцем из Белоруссии, заняли позицию на обочине у грузовика. Противник вел огонь, не переставая. Было их, скорее всего, человек двадцать, разделенных на две группы, так что останься мы в грузовике — без потерь вряд ли бы обошлось. Мы отвечали огнем, а потом стал бить и танк, стоящий у грузовика, но никаких результатов это не дало. Более того, одна группа противника стала приближаться лесом справа от нас к грузовику, и выстрелы становились все слышнее. От командира батальона не было ни слуху, ни духу. Вероятно, он со всем своим штабом под прикрытием «Праги» ждал, пока мы «победим» УЧК. До победы было далековато, к тому же группа во главе с капитаном оказалась отрезанной от нас, и пришлось мне лезть на броню танка и, подогнав его к этой группе, вместе с ней за броней танка бежать еще пару сотен метров, ведя из-за него огонь, меняясь с бывшим российским десантником Сашей. Едва передохнули, как пули засвистели с левой стороны, и пришлось опять бежать до следующего полуразрушенного дома, откуда опять пришлось вести огонь. Полтора десятка полицейских, дежуривших у выезда на дорогу, толком не стреляли, хотя их пост стоял совсем рядом. В конце концов, капитан дал знак колонне проезжать, и танки пошли на базу, стреляя на ходу по лесу из пушек, но это, видимо, не причинило вреда бойцам УЧК, укрывавшимся в траншеях, которые войска в ходе «зачисток» не уничтожали. Командир батальона уехал на своем бронетранспортере, не только ничего не сказав, но и сбив шлагбаум перед въездом в базу, а мы, вскочив в два грузовика, выбрались последними.
Думается, что уже на основании таких фактов командир батальона должен был поблагодарить ребят, а не писать на них доносы в военную безопасность. Там же эти доносы пришлись как нельзя кстати, так как уже в середине мая она получила указание отправлять восвояси добровольцев, в первую очередь — иностранных, так как «разработку» о «славянским единством» надо было сворачивать в связи с готовящимся подписанием мира.
Интересно, как при этом иные лица в армейских верхах, еще во время войны стали порочить всех без исключения добровольцев, сваливая на них все те грабежи и убийства, что произошли на Космете. Однако подобная версия, успехом даже на Западе пользоваться не могла. Вряд ли кто-то там поверил, что только разрозненные группы (до 20–30 человек) добровольцы, которых, допустим, в нашей бригаде насчитывалось около двух сотен (да и в других подразделениях не больше), виновны в убийстве тысяч человек и изгнании десятков тысяч в Македонию и Албанию. Ведь в операции «чищение» (зачисток) шли все: и резервисты, и срочнослужащие, и контрактники, и добровольцы, а эти операции проводились по приказам армейских и полицейских штабов. Войска шли цепями через горы и леса, входя в села с боем или без боя. Солдаты просто выбивали двери ногой, а то и бросали гранаты в окна, а в населенных пунктах жителям был или дан приказ выйти из домов и собраться в колонны, либо выйти из домов во дворы, пока шел обыск домов.
Если села были предусмотрены для размещения войск, то колонны выводились и передавались специальной полиции, если нет, то жители оставались дома, дабы защитить штабы и войска от ударов авиации. Что такое размещение войск по частным домам, тем более без хозяев, известно по каждой войне. Тем более, здесь иные села «зачищались» по два-три раза. Тут не то, что имущества, а крыш не оставалось. Естественно, что многие люди «обрастали» трофеями, но это относилось ко всем, а не только добровольцам, среди которых, как и среди других были и те, кто этим занимался профессионально, кто по нужде, а кто вообще ничего не хотел брать.
У войны своя логика и ее тяжело понять тому, кто не был на ней, но любому понятно, что за любое дело, а тем более, военное, платить надо. Здесь же зарплата у военнослужащих нашей бригады была 1200 динаров, то есть 60 долларов в месяц и плюс суточные где-то в 5 долларов, но их многие получали через несколько месяцев после войны, и при этом после демонстраций.
Что же касается трофеев, то их вывоз командованием был запрещен; но естественно, на практике это нарушалось, однако, автомашины вывезти рядовым солдатам было тяжело, и многих это раздражало, особенно при виде сжигаемых и расстреливаемых тракторов.
Армейские подразделения колонны гражданских передавали специальной полиции. А та их сопровождала в Албанию или в Македонию. Военноспособные мужчины также передавались полиции, хотя тут всякое бывало, однако стоит заметить, что те горы документации, которые собранны в международном трибунале в Гааге. то это дело рук как раз сербских «органов», так как неграмотные албанцы часто не могли отличить армию от полиции, а не то, что определять фамилии командиров и номера частей.
Впрочем, вряд ли те, кто на Западе принимал решения о войне против Югославии, не знали, что может произойти в Косово и Метохии. Имея опыт войны в Боснии и Герцеговине, осмелюсь предположить, что военные преступления были нужны кому-то на Западе, ибо в противном случае международному трибуналу в Гааге пришлось бы ограничиться Боснией и Герцеговиной и Хорватией, и тем самым несколько сократить «фронт работ»
Велась та война со стороны НАТО для разгрома Югославии, а не для защиты албанцев. На последних командованию НАТО было наплевать, тем более что десятки тысяч албанских беженцев, выгоняемых югославскими армией и полицией с Космета в Албанию и Македонию, должны быть за это благодарны именно Западу. Тот отлично знал, что при авиаударах НАТО будет организовано югославской властью выселение албанцев из Косово и Метохии, тем более что прецеденты в Боснии и Герцеговине уже были.
Глава 15. Особенности действий Югославской армии и УЧК
Я не склонен преувеличивать боевой дух шиптар, но все же они выстояли перед наступлением югославской армии и сохранили УЧК. Конечно, часто тактика их была примитивна: «выстрелил — убегай». Но не раз бывало, что они воевали довольно упорно, а это говорит, что среди них все же есть не так уж мало хороших бойцов. Уже то, как они передвигались ночью без лишнего шума, перекрикиваясь голосами животных, в особенности подражая петухам, при этом не в сотнях, а в десятках метрах от наших позиций, иногда даже без автоматов, должно было бы заставить относиться к ним серьезнее как к армии.
