«Цель и предмет отправления моего в степь состояла собственно в том, чтобы вникнуть в положение и отношение дел, отдаленных от Линии родов киргизских, действовать внушениями на умы и дух ордынцев, доставить возможно верные и подробные сведения по делам этим, проведать о влиянии бухарцев, хивинцев и англичан и, наконец, стараться о выручке захваченного в прошлом году в плен казака Степанова с женою.
Таким образом назначение мое ограничивалось пределами степи, но обстоятельства принудили меня проникнуть далее и побывать даже в самой Бухаре. Строгая зима и глубокие снега были тому причиною, что в течение зимы не было возможности предпринять обратный путь; аулы, расположившиеся уже на зимовку, начинают подвигаться на Север не прежде весны; трудный и дальний путь, холода, недостаток порядочной пищи расстроили здоровье мое, и мне необходимо было собраться с новыми силами, чтобы совершить обратный путь; и наконец, ташкентцы и хивинцы, которые теперь во взаимной вражде, разъезжали большими шайками по всему пространству по ту сторону Сыра (Сырдарьи. — Прим. авт.), и если бы я им попался, то, без сомнения, не миновал бы смерти или рабства; все это и заставило меня продолжать путь с тем же караваном, с которым я вышел, до Бухары, а оттуда выехать в такую пору, когда уже мог надеяться примкнуть к аулам, прикочевывающим на лето к нашим пределам»[132].
Прибыв в Бухару, Виткевич почти сразу встретился с кушбеги, причем с тем же, с которым встречался Бернс, и от него он услышал подробности про англичанина:
«Кушбеги, который, как известно, носит почетное, но скромное звание это только для виду, между тем как он по власти своей есть первое лицо в государстве и управляет даже самим ханом, кушбеги хотел блеснуть знанием европейских дел; он повторял несколько раз урок, который затвердил, как сам признавался, от бывшего недавно в Бухаре англичанина Бернса: что англичане на море, а русские на суше — сильнейшие государства в Европе»[133].
Виткевич за полтора месяца пребывания в Бухаре с кушбеги встречался неоднократно, он несколько раз изложил чиновнику свою легенду — поехал в степь, не смог остаться из-за разбойников, был вынужден приехать в Бухару. При этом офицер говорил о себе, как о человеке с полномочиями. Во всяком случае, как следует из записок офицера, общался с ним кушбеги именно так. А обсуждали они много чего, например права русских купцов и положение русских рабов, а также перспективы торговли с Россией. Это косвенное свидетельство того, что все же Перовский изначально ставил Виткевичу определенные задачи.
«Я бывал у него раз восемь, получив от него приказание заходить, и говорил и спорил с ним много. Он бранился за то, что задержали в прошлом году купцов бухарских, говорил, что пошлет посла жаловаться на это государю, уговаривал меня остаться в Бухаре и ожидать отправления посольства.
Я представлял ему, что он обязался посольству нашему не держать пленных и что, сколько мне известно, купцы задержаны были только на несколько дней, чтобы принудить их дать расписки в том, что они освободят имеющихся у них пленников, коих знали поименно; прибавил, что, по моему частному мнению, довольно странно видеть у нас на свободе разгуливающих барышников бухарских, которые пользуются всеми правами и преимуществами наших законов, между тем как русские в Бухаре есть какое-то безответное существо, на которое всякий может наложить руку и между тем, как те же самые купцы содержат русских невольников, не считая их даже и людьми; говорил, что посольство его, вероятно, не изменит положения дел, доколе он, или хан, не будут действовать благовиднее, что сам я не могу оставаться в ожидании отправления этого посольства и не останусь, ибо как русский офицер, посланный за делами, обязан явиться при первой возможности начальству.
Кушбеги отвечал на все это, что пленных не выдадут, тем более что русские сами держат мужиков своих в рабстве, что правоверные выдавать рабов кафырам, неверным, не могут. Впрочем, прибавил он, не шутя, пленникам вашим не запрещается исповедовать веру свою; они все, как видишь, по праздникам пьяны.
Далее кушбеги стращал меня, что бухарцы не станут ходить в Россию, а будут торговать с англичанами, указывая при этом на Бернса, который делал на этот счет разные предложения. Я отвечал наотрез, что это пустое, что англичане ни под каким видом не могут доставлять бухарцам из Индии железо, медь, чугун в деле, юфть и другие товары, что бухарцы и того менее могут брать товары эти у англичан, потому что отдавать им взамен нечего; хлопчатую бумагу, сушеные плоды и другие произведения земли своей они, бухарцы, за Гиндукуш не повезут и сбывать им произведений этих кроме России некуда. Кушбеги пришел в замешательство, но уверял, что все это изменится, что они скоро заведут Низам (Регулярное войско), регулярство и порядок, и тогда дело пойдет иначе. Я напомнил ему, что они дома, у себя, не могут управиться и не совладают с отложившимся городком; это ему очень не понравилось; он говорил, что набирают войско из беглых татар и русских пленников и вскоре накажут возмутителей… Заметим, что хан действительно набрал человек с 10 беглых татар наших в сипаи (в данном случае речь идет о воинах), держал их обманами без жалованья и, кроме того, обнародовал фирман, по коему все пленники, находящиеся в частных руках, приглашались бежать от господ своих и явиться в Арк, во дворец, где немедленно будут записаны в сипаи, в солдаты. На этот вызов явилось также человек 25, которых и держали в самом жалком положении»[134].
Не правда ли, вот это «кушбеги стращал меня, что бухарцы не станут ходить в Россию, а будут торговать с англичанами» и ответ русского офицера, что ваши сухофрукты никому не нужны и кто вам продаст за них пушки, как-то напоминают и нынешние отношения России с некоторыми восточными и южными соседями? Виткевич, кстати, довольно быстро выяснил, кто руководит британской агентурной сетью в Бухаре:
«Англичане содержат в Бухаре кашемирца Низаметдина и дают ему 20 тыс. рупий, т. е. 40 тыс. руб. в год, он живет в Бухаре под предлогом торговли уже 4 года и притворяется, что не мог доселе распродать по выгодным ценам шали свои. Он человек очень смышленый, знается со всеми и угощает знать бухарскую; отправляет через нарочных тайных гонцов еженедельно и чаще письма в Кабул, где живет англичанин Масон, который доставляет известия эти далее. Удивительнее всего, что Дост Мохаммед-хан, владелец Кабулистана, очень хорошо знает назначение Масона; хан перехватывал даже письма его, но не трогает лазутчика, говоря: что мне сделает один человек! Кажется, что Дост Мохаммед, который всегда обращается отлично хорошо с европейцами, не хочет навлечь на себя их неудовольствие и из уважения к европейцам вообще терпит и Масона. Человек этот живет в Кабуле под предлогом отыскивания древних монет. До него был там персианин мир Карамет-Али, который получал также большое содержание, 400 рупий — кальдар или 100 голландских червонцев в месяц. Но англичане были им недовольны, вытребовали его в Лудиану и прогнали. Низаметдин в Бухаре держит еще при себе родственника, который собственно исправляет письменные дела. Живут они в сарае кушбеги, по тамошнему великолепно; угощают знать; Низаметдин одевается щегольски и собою редкий красавец; товарищ его человек очень смышленый, хотя и неблаговидный, и играет лице подчиненное, хотя по всему видно, что он собственно управляет делами. Деньги получают они от индийских банкиров. Низаметдин старался, немедленно по прибытии моем, познакомиться со мною и выспрашивал меня обо всем: о Новоалександровске, о Новой линии, об отношениях с Хивою и проч. Будучи уже предупрежден, не давал я ему на это положительных ответов; но он, при всем том, отправил на другой же день после расспросов письмо через Карши в Кабул. Зная европейские приличия, ожидал он ответного посещения моего и, опасаясь этим навлечь подозрение бухарцев, ибо сам был у меня вечером — втайне одним словом, — просил меня, через третьего, не навещать его»[135].
Упомянутый в письме Чарльз Мессон был личностью интересной и таинственной. Он говорил всем, что он странствующий антиквар, увлеченный историей Центральной Азии. Несколько лет он прожил в Персии, потом в Афганистане, занимаясь скупкой монет и всяких древних реликвий. Он был невероятно беден, часто ходил в каких-то обносках, но вряд ли кто-то лучше него знал этот регион. Мессон рассказывал о себе, что он американец родом из Кентукки. Но англичане выяснили, что он никакой не американец, а обычный дезертир из армии Ост-Индской компании и его настоящее имя Джеймс Льюис. Летом 1833 года он поселился в Кабуле, в армянском квартале — был и такой, и армяне занимались там торговлей и считались большими ловкачами в этом деле — недалеко от Бала Хиссара. В то время Ост-Индская компания в качестве агентов и информаторов использовала индийских торговцев. Так вот когда англичане узнали, что в афганской столице живет Чарльз Мессон, они решили использовать его для сбора и анализа информации. Его помиловали за дезертирство, а взамен дали небольшое жалованье и поручили регулярно поставлять новости из Кабула. Причем, что интересно, Мессон невзлюбил Александра Бернса, часто указывал начальникам, что тот совершает политические ошибки, но и Бернс его не сильно уважал — в книге разведчика упоминаний о нем почти нет, хотя они были знакомы и в Кабуле общались немало.
