Это был канун Рождества 1837 года, Виткевич прибыл в Кабул. Александр Бернс встретил его в высшей степени доброжелательно. Им обоим было интересно посмотреть друг другу в глаза. Давние соперники, они заочно были, по сути, знакомы — во всяком случае, каждый был наслышан о достижениях противника. Бернс пригласил русского офицера присоединиться к его рождественскому ужину. Виткевич произвел на англичанина хорошее впечатление, а как еще могло быть, ведь русский разведчик бегло говорил на тюркском, на фарси, а часть беседы они вели на французском. Бернс был озадачен, узнав, что Виткевич в Бухаре побывал трижды, причем один раз официально, тогда как он сам всего лишь раз. Вообще, где еще бывал Виткевич и что он делал в азиатских степях — это по сей день большая тайна. Есть версия, что он смог проникнуть и в Хиву, опять же под видом купца.
Когда Виткевич только прибыл в Кабул, Дост Мухаммед встретил его довольно прохладно. Ни почестей, ни особых церемоний, его поначалу содержали фактически под домашним арестом. Более того, Дост Мухаммед спрашивал у Бернса, как тот полагает — бумаги Виткевича, например письмо от царя Николая I, настоящие или нет. Но потом в Кабул пришло письмо лорда Окленда. Дост Мухаммед был оскорблен, публицист середины 19 века Карл Фридрих Нейман в книге «Афганистан и англичане в 1841 и 1842 годах» описывает это послание и реакцию на него так:
«Если эмир хочет сохранить дружбу Англии, он должен доверяться единственно ей только и разорвать всякую связь с чужеземными государствами. Подумайте о средствах, сказано в заключении письма, установить постоянный мир между вами и сейками; иначе я в скором времени отзову английское посольство из Кабула, где оно будет совершенно бесполезно.
Не только содержание, но и самая форма этого государственного письма, довольно неуважительная, глубоко оскорбили князя Баракси; хотя в присутствии одних верных и преданных ему людей, но тем не менее очень резко высказал эмир свои угрозы франкистанским неверным. “Я вижу, сказал он Бернсу, что Англия не дорожит моей дружбою. Я стучался к вам в дверь, но вы меня отвергли. Правда, Россия слишком далеко: но через Персию, которая также принадлежит Царю, как вам Индия, может мне помочь Россия. И если мы, афганы, еще раз должны будем подчиниться кому-нибудь, то лучше же нам повиноваться Мухаммеду-Шаху, который все-таки мослим”. Бернс убедился окончательно, что в Афганистане должен быть сделан решительный удар и что на главу нельзя никак рассчитывать»[140].
Шах стал встречаться с Виткевичем чаще. Наконец 21 апреля 1838 года русского посланника со всеми знаками уважения и почестями приняли в Бала Хиссаре. Бернсу оставалось только покинуть Кабул. 27 апреля он тепло попрощался с Дост Мухаммедом — тот все же понимал, что Бернс не сам это письмо составлял и не влияет на всю политику Компании, — и выехал в Индию, чтобы вскоре вернуться в Кабул в другой ситуации.
Виткевич договорился с шахом о дружбе между Афганистаном и Российской империей, фактически стал первым русским послом в Кабуле. Он действовал согласно полученной им инструкции, где ему вменялось заодно и устроить внутриафганские дела.
«Главная ваша обязанность — примирить афганских владельцев (кабульского Дост Мухаммед-хана и кандагарского Кохендиль-хана), объяснить им, сколь полезно для них лично и для безопасности их владений состоять им в согласии и тесной связи, дабы ограждать себя от внешних врагов и внутренних смут. Убедивши афганских владельцев в пользе тесного их между собой соединения, объяснить им и необходимость пользоваться благосклонностью и покровительством Персии, ибо одни они раздельно никак не в силах устоять против общих врагов их, и потому им нужно соединение их сил и опора соседственной державы, имеющей некоторый политический вес…»[141].
Но все спуталось из-за ситуации в Герате. Элдред Поттинджер героически — тут нет никакой иронии — руководил обороной города. Иван Симонич так же отчаянно командовал уже открыто его осадой. Известия о роли лейтенанта в защите Герата, о том, что он в решающий момент не дал город взять, достигли Лондона и Калькутты примерно в то же время, когда там стало известно, что миссия Александра Бернса в Кабуле потерпела крах. И русские договорились с шахом. Надо было действовать, и решительно, заключили в Лондоне. Англичане отправили экспедиционный корпус в Персидский залив. Так, сочли они, персидский шах будет посговорчивее и скорее поймет, что Герат ему не нужен. В то же самое время лорд Пальмерстон надавил на русского министра иностранных дел Нессельроде, чтобы тот приказал Симоничу прекратить принимать участие в осаде города.
19 июня британские войска, не встретив сопротивления, высадились на острове Харк у входа в Персидский залив. Одновременно с этим посол в Тегеране МакНейл послал одного из своих помощников, подполковника Чарльза Стоддарта, к шаху, который все еще был в лагере у Герата. Тот передал шаху ноту, где говорилось, что «британское правительство рассматривает экспедицию против Афганистана, в которую оказалось вовлеченным Ваше Величество, как предпринятую в духе враждебности против Британской Индии». Ему официально сообщили о захвате острова Харк и пояснили, что дальше все будет зависеть от того, что он надумает делать с Гератом. Шах, как рассказывают, спросил Стоддарта: «Вы хотите сказать, что если я не уйду от Герата, то начнется война — не так ли?» Стоддарт подтвердил. Через два дня полковнику сообщили, что шах согласен со всеми требованиями британского правительства, что он не хочет войны и что если бы он знал, что поход на Герат чреват такими последствиями, то не начал бы его. Осада была снята.
А тем временем русского посла в Лондоне вызвали в министерство иностранных дел и заявили, что граф Симонич и капитан Виткевич ведут враждебную деятельность, которая «серьезно угрожает отношениям между двумя державами». Британский министр иностранных дел Пальмерстон потребовал отзыва Виткевича, а заодно и Симонича. Англофоб и бонапартист Иван Симонич раздражал и пугал Лондон просто невероятно.
И Петербург отступил, подчинился требованиям Лондона, и даже понятно, почему так произошло. Все было просто — только недавно удалось подавить скандал, связанный с делом «Виксена», войны с англичанами удалось избежать чудом. Не то чтобы Россия боялась воевать, но лишний раз никто не хотел этого делать. Что разумно. Здесь же была для России ситуация явно проигрышная — все понимали, что Симонич участвовал в осаде Герата. Будь она удачной, и ситуация сложилась бы по-другому. На англичан можно было внимания не обращать. Но Поттинджер все испортил. И в таком политическом раскладе Симонич лично выглядел авантюристом и преступником, а вся Россия — страной-агрессором, которая вмешивается в чужие дела и поощряет захватнические войны. Симонича отозвали из Тегерана, Виткевича из Кабула. Гарантии русского императора с договора с Дост Мухаммедом были отозваны.
В мае 1839 года Иван Виткевич прибыл в Петербург. Что именно там случилось — это по сей день огромная тайна. Как и то, почему он так долго добирался в столицу и каким путем. Согласно одной версии — английской, ее изложил историк Кайе, канцлер Нессельроде то ли жестко отчитал молодого офицера, то ли вовсе не стал с ним встречаться. И даже якобы заявил, что не знает никакого капитана Виткевича.
Но вот по другой версии граф Нессельроде принял Виткевича хорошо. Поблагодарил за дипломатическую дуэль в Кабуле, пообещал восстановить в правах полностью, сулил и повышение в чине. Но, повторюсь, точно ничего о разговоре не известно. Однако вернувшись в гостиницу после посещения Министерства иностранных дел, Виткевич заперся в комнате. Утром его нашли застрелившимся. Он оставил предсмертную записку и якобы сжег весь свой архив. Эта версия о самоубийстве показалась многим маловероятной. Прежде всего потому, что сжечь весь архив в камине было трудновато — он занимал несколько огромных сундуков. Кроме того, Симонича, например, тоже отозвали со скандалом, но стреляться он не стал, Иван Паскевич нашел ему место коменданта Варшавской цитадели. Виткевич скорее всего мог бы, к радости Перовского, вернуться в Оренбург. И наконец, даже если Виткевич и встретил в столице холодный и суровый прием, то очень не похоже, что разведчик, человек неоднократно бывавший на волосок от смерти, участник самых опасных переделок, отчаянно храбрый и весьма разумный, взял и застрелился, потому что распереживался из-за критики начальника, как пытаются утверждать британские историки.
Так что до сих пор весьма убедительной кажется версия, что Иван Виткевич был убит английскими агентами, которых в русской столице хватало еще со времен убийства Павла I. А собранный разведчиком архив был похищен, в камине сожгли лишь малую часть бумаг, для отвода глаз. Да и распространенная версия о том, что граф Нессельроде был русофобом, который круглосуточно думал, как бы нагадить России, не выдерживает никакой критики. Судя по его переписке, он был умный дипломат, интриган, но чересчур осторожный. Слишком осторожный, порой создается ощущение, что до трусости. И кажется, в этом была его проблема, но не похоже, что он мог так отчитать Виткевича, что тот пошел и застрелился.
