Н. И. Подвойский был горячим сторонником милиционной армии и весной – летом 1918 г. даже пытался провести решение об организации особой «терармии» (то есть территориальной армии) в противовес «генеральской» Красной Армии, которая начала перестраиваться на регулярных началах. Вполне естественно, что именно Н. И. Подвойский осенью 1920 г. организовал проработку проектов милиционной армии при Всевобуче. Вместе с тем характерно и то, что Николай Ильич, наученный опытом Гражданской войны, уже не брался сам определять, как надо строить милиционную армию. Военные специалисты были настроены против милиционного принципа вообще, считая, что таким путем сильную армию построить невозможно. Однако ссылка Н. И. Подвойского на авторитет В. И. Ленина оказалась решающей, хотя остается не до конца понятным, в какой форме и почему В. И. Ленин отдал такое распоряжение и отдал ли он его вообще? Право сомневаться в том, что Н. И. Подвойский получил в данном случае категорическое указание В. И. Ленина, нам дает эпизод из его воспоминаний, который характеризует Николая Ильича как ненадежного мемуариста. По словам Н. И. Подвойского, В. И. Ленин 27 октября 1917 г. единоличным решением назначил его четвертым комиссаром по военным и морским делам в дополнение к избранным Вторым Съездом советов П. Е. Дыбенко, Н. В. Крыленко и В. А. Антонову-Овсеенко[1001]. В действительности это событие не имело места, и Николай Ильич действовал в ранге заместителя народного комиссара по военным делам[1002].
В военном ведомстве, кроме комиссий, вырабатывавших проекты перехода на милиционную организацию армии, в апреле 1920 – феврале 1921 гг. существовала еще и редакционная коллегия по созданию сборника «Два года Красной Армии», в состав которой были включены крупные военные работники, в том числе и Б. И. Доливо-Добровольский, который в январе 1921 г. высказался так: «интернациональным стремлениям должно предшествовать развитие национального патриотизма»; пока еще «идеалы интернационализма мертвы для масс. Поэтому, прибегая при организации армии РСФСР к принуждению… воодушевляющую идею приходится заменять воздействием РКП»[1003].
Таким образом, у Б. И. Доливо-Добровольского было много возможностей для обсуждения с видными деятелями военного наркомата волновавших их вопросов. Он побывал на совещании у начальника Главного управления всеобщего военного обучения и формирования Красных резервных частей Н. И. Подвойского, где присутствовали «военные ученые и деятели Москвы»[1004], включая бывшего начальника штаба «Командующего армиями» (видимо, имеется в виду М. Д. Бонч-Бруевич, который летом 1919 г. занимал пост начальника ПШ РВСР, либо его предшественник на этом посту Ф. В. Костяев)[1005]. Один из участников совещания, бывший генерал– майор А. М. Валуев, «в специальной комиссии под его председательством разработал схему управления Военным комиссариатом на милиционной основе»[1006]. Эта схема предусматривала объединение военного и морского ведомств, создание единого Генераль ного и Главного штабов и единого Главного управления снабжения армии и флота. Б. И. Доливо-Добровольский решительно возражал против подобной идеи, ссылаясь на «авторитеты». Он заявлял, что «моряки будут против этой схемы бороться самым категорическим образом»[1007]. Ему ответили, что желательно было бы, чтобы «мор[ское] вед[омство] обосновал[о] свое существование в связи с новым государственным устройством, чтобы слить воедино военные операции страны с трудовыми процессами, разработал [о] бы схему своей организации в соображении с новыми идеями устройства вооруженных сил Республики»[1008]. Кроме того, на совещании сам Н. И. Подвойский высоко оценил будущую роль флота, заявив, что «в настоящее время РСФСР представляет кадр для всемирной революции, что эпоха войн не кончилась и что мы должны перейти на вопрос подготовки у себя кадра для войн продкласса (заменено на: «рабочего класса», далее зачеркнуто до конца цитаты. – К. Н.) и должны иметь очень большой кадр, потом этот кадр инструкторов должен быть переброшен за пределы РСФСР, и только всеобъемлющий флот даст нам [возможность?] этот кадр [перебросить?]»[1009]. При правке заключительная часть фразы была вычеркнута, видимо, из-за нежелания отрываться от прозаической почвы, на которой стояла комиссия под председательством М. А. Петрова.
В военном ведомстве обсуждалось несколько проектов, созданных в Полевом штабе РВСР, во Всевобуче, «но ни один из этих проектов не был одобрен, потому что относительно милиционной системы в настоящее время нет сложившегося твердого определенного мнения»[1010]. В основу всех проектов были положены тезисы IX Съезда РКП(б). «Сегодня выяснилось, что о переходе к чисто милиционной системе не может быть и речи, будет смешанная [система], потому что по пространству нашего государства невозможно на [милиционной] армии остановиться, нужны какие-то прикрывающие части, возможно, построенные на каких-то особых началах. Флот, несомненно, является такой прикрывающей частью, потому комплектование флота должно быть совершенно особенным, должно как-то связываться с милиционной системой, как и будут связываться с ней те части, которые будут стоять на границе»[1011].
Позиция, о которой рассказывал своим коллегам Б. И. Доливо-Добровольский, была в развернутом виде сформулирована Л. Д. Троцким несколько недель спустя на VIII Съезде Советов 29 декабря 1920 г. Председатель РВСР тогда четко выразил взгляды, к которым пришло военное ведомство в результате дискуссии осенью 1920 г. «Нам необходимо, – говорил Л. Д. Троцкий, – сокращая армию, переходить к созданию новой системы построения армии. Мы будем к ней переходить, товарищи, со всей осторожностью, опираясь на тот опыт, который мы накопили за три года жестоких боев, неудач и побед. Мы не имеем возможности уже сегодня, уже сейчас демобилизовать всю армию. Мы должны иметь страховку против возможных врагов. И эта страховка должна быть достаточно сильна, для того чтобы выдержать первый удар, который нам попытались бы нанести внезапно, чтобы нас застигнуть врасплох. Эта страховка должна быть достаточно сильна, чтобы мы успели в случае опасности поднять тяжелые резервы из среды рабочих и крестьян, прошедших необходимую милиционную выучку. Чем будет определяться соотношение и какова будет пропорция между нашими полевыми частями и между нашими будущими молодыми милиционными частями? Это понятно каждому из нас. Пропорция эта будет определяться тем, в какой мере мы будем ограждены от наших врагов, от угрозы прямого вероломного и хищного удара. И чем более мировое положение Советской Республики и международного рабочего класса будет крепнуть, тем меньше нам понадобится страховка в виде полевых частей, и тем смелее и тверже мы придем к демобилизации наших возрастов. Мы говорим об этом условно. Мы говорим, что, если обстановка позволит, мы это сделаем. Здесь есть элемент неопределенности, которая вызвана не нашей нерешительностью, а неопределенностью мировой обстановки, – и наш долг, если вы подтвердите это, и особенно ваш долг, делегаты флота и армии, разъяснить каждому отсталому солдату-красноармейцу, что означает наше заявление о том, что мы не сможем демобилизоваться, если будет в неблагоприятную сторону изменяться мировая обстановка»[1012]. В своем выступлении Л. Д. Троцкий сформулировал идею сочетания кадровых («полевых») и территориально-милиционных частей. При этом он считал возможным, по мере разрядки международной напряженности, увеличение числа милиционных и сокращение числа кадровых частей, но о собственно милиционной армии речи не было.
На очередном заседании комиссии М. А. Петрова 15 ноября 1920 г. Б. И. Доливо-Добровольский поведал о том, как он протестовал и вел частные разговоры с руководителями сухопутной армии, в частности с А. А. Брусиловым и Н. М. Потаповым. Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926) достаточно известен, в Первую мировую войну он командовал армией, Юго-Западным фронтом. Мировую известность ему принесло летнее наступление Юго-Западного фронта в 1916 г., вошедшее в историю как «Брусиловский прорыв». Весной 1917 г. он был верховным главнокомандующим, а в 1923–1924 гг. занимал пост инспектора кавалерии РККА.
Генерал-лейтенант царской армии Николай Михайлович Потапов (1871–1946) около пятнадцати лет был военным атташе в Австро-Венгии и Черногории, затем служил в Главном управлении Генерального штаба (ГУГШ), в 1917 г. был генерал – квартирмейстером (по современной терминологии – начальником оперативного управления), а затем исполнял обязанности начальника ГУГШ. Будучи много лет связан с военной разведкой как военный агент за рубежом, Н. М. Потапов, видимо, быстрее своих коллег сориентировался в политической ситуации. По свидетельству видного деятеля ВЧК М. А. Кедрова, Н. М. Потапов по собственной инициативе вступил в контакт с большевиками еще летом 1917 г.[1013] После Октября Н. М. Потапов занимал должность управляющего делами Наркомвоена, сотрудника военно-исторической комиссии, председателя Военного законодательного совета (с июня 1920 г.), помощника главного инспектора Всевобуча (с ноября 1921 г.), помощника главного начальника Всевобуча (с июля 1922 г.)[1014]. Затем Н. М. Потапов находился на преподавательской работе, в 1936 г. получил звание комбриг и в том же году скончался[1015].
