Хотя надо сказать, что «культурные» военные, презрительно отворачивавшие носы от гестаповцев, выглядели далеко не безупречными рыцарями. Городские комендатуры и штабы оккупационных армий постарались сразу обезопасить себя от партизан или подпольщиков. В прошлую войну для этого применялся «превентивный» террор, почему было отказываться от него? За нарушения приказов и распоряжений властей вводились самые строгие меры вплоть до расстрелов. А кроме того, набирали заложников и объявляли, что в случае каких-либо враждебных актов их ждет смерть. За убийство немецкого солдата или диверсию – 50-100 казненных.
Солдаты наглели, Францию они рассматривали как огромный публичный дом, а француженок представляли бесплатным обслуживающим персоналом. Отдыхающие части переворачивали города вверх дном, захлестывали насилием, пьяными дебошами. Но французы, кстати, воспринимали эти выходки очень покорно. Старались как-то пристроиться к интервентам. Девушки и дамочки, подцепившие германских любовников, считали, что им повезло. А те, кому не повезло, завидовали.
Во Франции, Бельгии, Голландии, скандинавских странах появились немецкие хозяйственные уполномоченные. Переписывали промышленные предприятия, фермы. В Германию потянулись поезда с французским вином, машинами «рено», датским маслом, голландским сыром. Вывозились и произведения искусства. Что-то забирали для германских музеев, а Геринг разохотился и для себя, его агенты развернули настоящую охоту за художественными ценностями [101]. Но и эти методы оккупантов особого возмущения не вызывали. А французские или голландские предприниматели, сумевшие приспособиться к победителям и найти себе место в новой системе, тоже считали, что им повезло.
Даже местная полиция отлично приспособилась к новым условиям. Получала приказы арестовывать антифашистов и добросовестно выполняла их. Служба есть служба. Тех же заложников содержали во французских тюрьмах под охраной французских тюремщиков. (Ведь и им повезло, на улицу не выставили, без работы не оставили.) Они отнюдь не считали себя палачами или жестокими людьми. Даже жалели безвинных людей, набитых в камерах в ожидании смерти. Но причем здесь они сами? Им надо было как-то жить, детишек кормить. А нацисты ценили послушание, по-своему вознаграждали. Например, Дания проявила себя самой лояльной, отдалась захватчикам вообще без сопротивления. За это Гитлер распорядился обращаться с датчанами помягче, за враждебные акты казнить не по полсотни и не по сотне заложников, а всего по пять человек.
Нет, нельзя сказать, чтобы все жители западной Европы однозначно приняли свалившееся на них рабство. Нашлись и непокорные. Хотя они, скорее, стали исключением из правила. Генерал Де Голль создал комитет «Свободная Франция», начал агитировать сторонников. Но бойцов у него собралось совсем мало, не более полка. «Свободной Франции» пришлось передаться под эгиду англичан, фактически выполнять задания их командования и разведки. А на родине Де Голля объявили предателем, нарушителем присяги. И подавляющее большинство его бывших сослуживцев согласились с такой оценкой.
Никакого настоящего «Движения Сопротивления» в западных странах в данный период не было. Никакой оппозиции изменникам и капитулянтам не обозначилось. Если и была, то молчала в тряпочку. Между прочим, и в Германии «генеральская оппозиция» рассеялась, как дым. Победоносные военачальники сразу забыли, что предрекали катастрофу. Задним числом все они оказывались сторонниками войны! [149] Ну а Гитлер, зная натуру своих подчиненных, еще и откровенно купил их. Кайзер за всю Первую мировую произвел лишь 5 генералов в фельдмаршалы. Фюрер, сокрушив Францию, в один день сделал фельдмаршалами 12 человек: Браухича, Кейтеля, Рунштедта, Бока, Лееба, Листа, Клюге, Вицлебена, Райхенау, Мильха, Кессельринга и Шперле. И все! Никто больше не заикался о том, чтобы его свергнуть! А Герингу, чтобы не обидеть старого товарища и не уравнивать с прочими военачальниками, фюрер присвоил вновь придуманное звание рейхсмаршала. Персональное, раньше такого звания не существовало.
29. Как расцветал Советский Союз
Троцкому не довелось в третий раз поиграть в хорошо знакомую ему игры – во время войны организовывать удар в спину России. В русско-японскую замыслы осуществились, в Первую мировую получились еще лучше, а во Вторую мировую – нет. Объяснялось это вовсе не национальностью Льва Давидовича. Нацистские спецслужбы в данном отношении придирчивости не проявляли, к подбору агентов подходили абсолютно толерантно. Но подпольные структуры в СССР оказались не просто разгромленными, а физически уничтоженными. А сам Троцкий знал о делах мировой «закулисы» гораздо больше, чем Радек или Раковский. Знал не только о том, как строили заговор против России, но и о том, как использовали «втемную» германского кайзера, как свалили его – в свое время Лев Давидович сам отрабатывал заказ западных держав, помогал устраивать германскую революцию.
Когда троцкисты навели мосты с абвером, возникла опасность, что подобные тайны могут стать достоянием немцев. Хозяевам Троцкого, тузам американской «закулисы», это совершенно не улыбалось. Однако сами они не стали возиться, ликвидировать лишнюю фигуру. Они подтолкнули к этому советских руководителей. В США вышла книга дневников полковника Хауса, где весьма прозрачно раскрывалось, на кого работал Троцкий, какие задания он выполнял. В 1939 г. книгу переиздали в СССР [2]. А в такое время она могла выйти только с ведома и по указанию одного-единственного человека. Сталина. Следовательно, с дневниками Хауса он ознакомился. Троцкого «засветили», а засвеченный агент долго не живет.
Представляется любопытным, что в марте 1940 г. Гарвардский университет купил у Троцкого оставшуюся часть его архивов, около 20 тыс. единиц хранения. Купил очень вовремя, чтоб документы не попали в нежелательные руки. Сделка произошла за два месяца до того, как группа боевиков под руководством художника-коммуниста Сикейроса совершила нападение на виллу Троцкого. Ворвалась, изрешетила стены и перегородки из автоматов. Правда, из-за неопытности нападавших Лев Давидович и его жена, залегшие на полу, остались живы. Но 20 августа другой советский агент, Рамон Меркадер, привел приговор в исполнение. Почему-то Троцкий мечтал, чтобы его похоронили в США, написал об этом в своем завещании. Но Америка, которую он так ценил, для которой сделал так много, обеспечив сокрушение ее конкурентки-России, отказалась принять даже его прах. В итоге закопали, как собаку, во дворе его собственного дома [144]…
Напоследок Троцкий еще успел в полной мере полить грязью Сталина, предавшего «дело революции» и связавшегося с Гитлером. Но успел узнать и об успехах Советского Союза. Как раз перед войной он достиг наивысшего расцвета. Вступали в строй новые заводы и фабрики. Наша страна наконец-то преодолела зависимость от иностранцев, сумела обеспечить своих граждан товарами широкого потребления. Отстраивались красивые большие города – Москва, Киев, Минск, Сталинград, оживали линиями общественного транспорта, роскошными парками, столица кокетничала великолепными станциями метро. Крымские и кавказские городишки превращались во всесоюзные курорты, каждое лето съезжались плескаться в морских волнах миллионы детишек и их родителей. Это было, и это оказывалось вполне доступным для простых, самых что ни на есть рядовых граждан. Было и другое – дерзкие полярные экспедиции, рекорды советских летчиков, появление на киноэкранах и книжных полках настоящих шедевров. Были новые песни, надежды, новые семьи, дети, радости…
Укреплялась и обороноспособность нашей страны. Кстати, об этом частенько забывают, но всеобщая воинская обязанность была введена в СССР лишь в сентябре 1939 г. До этого существовала смешанная система из кадровых дивизий и территориальных – практически небоеспособных, это было всего лишь ополчение из «пиджаков» – запасников, которых периодически призывали на сборы. Для полного перехода на кадровую систему не хватало средств, вооружения, техники. Теперь такие возможности появились. Части и соединения переводились на постоянную основу, развертывались по новым штатным расписаниям. В войска поступали новые самолеты, танки, артиллерия.
Но кто посмел бы выступить против нашей страны – тем более сейчас, когда она установила дружбу с победоносной Германией?. Этот союз казался прочным. Гитлер настолько доверял русским, что сосредоточил против французов и англичан все свои силы, в Польше оставил лишь 5 дивизий. А после разгрома Франции советские дипломаты получили задание проехать по местам боев и составить доклад. Германские военные повсюду встречали их с исключительным радушием. Офицеры Вермахта и СС поднимали тосты за дружбу и заявляли, что нацизм и коммунизм идут к одной цели, хотя и разными путями. Выражали глубокую признательность: «Если удачи нашего наступления превзошли все ожидания, то это благодаря помощи Советского Союза, который дал нам бензин для наших танков, кожу для наших сапог и заполнил зерном наши закрома»…
