«Я помню себя мальчиком, живущим в небольшой деревеньке. У нас было немного вещей, особенно хорошей одежды… но моя мать умела шить, так что мы всегда были прилично одеты…
Мы никогда не держали наемных работников и все делали своими руками…
…Еды хватало не всегда, но… картофель никогда не переводился. Дома все было просто и ясно, поэтому казалось, что мы живем хорошо».
Как упоминалось ранее, главой семьи был старший брат Петра Александр, о котором Попов говорил чаще, чем о других. Внешне Александр походил на настоящего гиганта. Человек он был малообразованный, но с очень решительным характером. Когда в 1929 году умер от рака их отец, именно Александр взял на себя ответственность за судьбу младшего брата.
К несчастью, для людей подобно Поповым в 1929 году, когда Петру было всего шесть лет, ситуация на селе кардинально изменилась. К тому времени Сталин уже окончательно захватил власть после смерти Ленина. Изучив положение в сельском хозяйстве, он обнаружил, что коллективизацией охвачено лишь 1,7 процента крестьянских хозяйств, тогда как остальные остаются в частной собственности. Диктатор поставил перед собой один из известных вопросов, ответ на который так часто выходил для его сограждан боком. «Может ли советская система устоять на такой шаткой основе? — задавал он себе вопрос и тут же резко отвечал: — Нет, никогда!» Вскоре после этого началась всеобщая коллективизация, особенно сильно ударившая по таким семьям, как Поповы, которые были в деревне единственными владельцами части обрабатываемой ими земли.
Попов с неодобрением отзывался о так называемых бедняках, людях, не владевших своей землей и мобилизованных московским режимом для борьбы с более зажиточными земляками. (Даже до революции их иногда называли кулаками[2]) Подобная порочная политика натравливания одной части населения на другую, которая действовала успешно в других местах, на родине Попова себя не оправдала. Многие из кулаков были местными лидерами, которых уважало население, и они часто оказывались близкими родственниками более бедных односельчан. Крестьяне таким образом отказывались делиться на определенные партией категории, выражая тем самым групповую солидарность, крайне раздражающую правительственных эмиссаров, присланных из района, чтобы провести массовую коллективизацию. «Я пережил все это лично, — рассказывал Попов, — и видел, что творилось в деревнях. В результате они возбудили против себя всеобщую ненависть». Подобная несправедливость постоянно мучила его: «Возьмите простого крестьянина… Для того чтобы по сельским меркам хорошо обеспечить себя, он работает с четырех утра до десяти вечера. При этом ест только черный хлеб, огурцы, картофель и грибы. На праздники он может позволить себе кусок мяса. У него даже имеется обувь — кожаная, которая (я хочу подчеркнуть) прослужит ему всю жизнь. В этой обуви он ходит в церковь только по воскресеньям. То есть идет он в церковь босиком, а обувается у самого входа. Выйдя из церкви, он разувается, перекидывает связанные вместе сапоги через плечо и опять возвращается домой босиком».
«И этих людей, — возмущался Попов, — коммунисты называли кулаками. По приказу Сталина многие из них были подвергнуты аресту и без всякого суда сосланы в отдаленные малообжитые места!»
Хотя семья Поповых владела двумя лошадьми и тремя коровами и считалась по сравнению с другими зажиточной, она, к счастью, не попала в категорию тех, кто подвергся депортации. Однако их имущество попало в списки собственности, подлежащей коллективизации. Первым делом, с целью уменьшения возможности к сопротивлению, им в пять раз повысили конфискационный налог. Тут уже Попов не мог сдержать себя: «Нам сказали, что мы должны уплатить две тысячи рублей! Откуда нам было взять такую огромную сумму? Мы не смогли ее собрать, поэтому они пришли в дом и описали имущество. Я помню это, будто все было только вчера. В доме стояла икона в одном углу, печь в другом, а еще стол, стул, шкаф… Коммунисты описали каждую мелочь. Потом они подошли к брату и предложили ему подписать опись, поскольку он был старшим мужчиной в семье. Брат разорвал бумагу и вышвырнул этого человека за дверь».
После этого эпизода в деревне начался настоящий террор, поэтому другие крестьяне пришли обсудить ситуацию с Александром. По его совету они решили написать коллективное письмо герою революции Михаилу Калинину, ставшему к тому времени Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Это письмо было написано в стихотворной форме образованным человеком, что было большой редкостью для тех мест. Письмо содержало весьма красноречиво изложенную жалобу на то, что жители деревни были подвергнуты несправедливому и жестокому обращению, их грозили даже депортировать. В нем выражалась просьба о личном вмешательстве Калинина.
Шансы на получение ответа казались мизерными. Хотя Калинин был разрекламирован в газетах как «всенародный староста», он приветствовал «жесткие меры против кулаков», которые называл «чем-то вроде профилактической меры, антикапиталистической вакцинацией». Тем не менее среди некоторой части бюрократии излишняя жестокость антикулацкой программы вызывала определенное недовольство. Даже представители ОГПУ (организации, которая была предшественницей КГБ) отзывались о проводимых конфискациях с неодобрением, обращая внимание властей на лозунг людей, с удовольствием отбирающих чужое имущество: «Ешь, пей — теперь все наше!». Поэтому в ответ на письмо Калинину в деревню пришел прямой приказ из Москвы, запрещающий депортацию и предписывающий вернуть имущество, отобранное у семьи Поповых. Специально прибывший эмиссар верхних эшелонов власти должен был лично удостовериться в освобождении крестьян, которых к тому времени уже арестовали и готовили к высылке.
После этой победы над бюрократией Александру была предложена руководящая должность во вновь организованном колхозе (коллективном хозяйстве). Но это было не для него. Отказавшись от предложения, он попросил официально разрешить ему, жене и детям выйти из колхоза. Отслужив сержантом в Советской армии, Александр как хороший стрелок собирался зарабатывать себе на жизнь охотой. Поскольку объединить живущих в глуши охотников в колхоз не представлялось возможным, власти согласились на том условии, что Александр заплатит выкуп за выход своей семьи из колхоза, что он вскоре и сделал. Все вместе они переехали на территорию соседнего государственного лесного хозяйства, где Александр, построив избу, выращивал овощи и браконьерствовал в запрещенные сезоны, снабжая семью дичью. Таким образом, вопреки всем запретам этот исключительный человек стал, по сути дела, частным предпринимателем.
Пример Александра важен для понимания будущей шпионской карьеры Петра Попова, поскольку трудно найти принципиальную разницу между охотничьими пристрастиями старшего брата и шпионской деятельностью младшего. Оба пренебрегли традициями ради того, чтобы зарабатывать себе на жизнь частным предпринимательством. Настойчивость Александра в достижении цели позволяла принять два важных решения. Обосновавшись в лесхозе, старший брат вернулся в деревню, чтобы определить Петра на учебу в школе. «Один из Поповых должен быть образованным», — заявил он. Уровень образования в сельской местности был невысоким, даже родной язык преподавался весьма посредственно. Однако в условиях так называемого бесклассового общества грамотные люди составляли особое сословие{3}.
Другой результат смелого поступка Александра был для Петра далеко не столь приятным. Все хорошее, предупредил брат, имеет и свои отрицательные стороны, что в данном случае означало необходимость носить в школе кожаную обувь каждый день, а не только по воскресеньям (болезненная обязанность для человека, привыкшего зимой к валенкам и летом к лаптям — крестьянской обуви, плетенной из коры деревьев или камыша). Получение образования выше двухклассного означало для юноши кардинальную перемену в его жизни. Возможность подняться вверх по социальной лестнице заставляла мириться с неизбежными переменами как в образе жизни, так и в одежде. Стиснув зубы, маленький Петр каждое утро приносил с собой ботинки и надевал их перед входом в школу. Но перед долгой обратной дорогой домой он, разумеется, менял их на нечто более удобное — валенки или лапти.
К началу 1930-х годов советская система образования вернулась — если не содержательно, то хотя бы по форме, — к дореволюционным стандартам. Делался упор на ликвидацию поголовной неграмотности в стране, хотя требования были не слишком высокими — на уроках часто пренебрегали даже историей гражданской войны. Высочайшим приоритетом являлась лояльность к власти. Ученики, вступавшие в члены коммунистической молодежной организации и демонстрирующие желание во всем следовать политике партии, имели больше перспективы, чем другие. Насколько нам известно, именно в это время Попов в душе формально стал коммунистом. Образ жизни, который он вел в то время, без сомнения, не давал никакого повода усомниться в его преданности советскому государству.
