Сухопутные силы могут проводить отдельные тактические рейды для захвата и создания сухопутных баз средств разведки и ударных систем, а также для нейтрализации подобных средств противника. Также сухопутные силы могут оказывать поддержку в выполнении стратегических планов сдерживания с помощью оперативного использования локальных сетей A2/AD, развернутых в мирное время на базах на территории партнеров или союзников, включенных в обширную сеть GSS. Меры, принятые в этом направлении, могут варьироваться от технической помощи и обучения до совместных операций или операций сил США при поддержке местных сил безопасности. В случае срыва планов сдерживания такие сети A2/AD могут повысить эффективность самообороны союзников, дезорганизовывать морские и воздушные коммуникации противника, обеспечивать судоходство в регионе и поддерживать логистические операции (к примеру, самолеты-заправщики США могут действовать в воздушном пространстве под охраной союзников). Такие сухопутные оперативно-тактические группы для решения задач типа А2/AD могут использовать ракетные комплексы береговой обороны, подключенные к РАС аэростатов; «умные» сети минных заграждений; береговые пусковые установки противолодочного оружия большой дальности, получающие данные с активно-пассивных акустических антенн; средства ПВО ближней и средней зоны, подключенные к сенсорным системам; и, если возможно, баллистические и крылатые ракеты, предназначенные для поражения наземных целей. Расходы на развитие и использование систем A2/AD могут в различной степени распределяться между США и союзниками.
Несмотря на такую, казалось бы, серьезную перспективу, Ван Джексон из Центра Новой Американской Безопасности считает, что провал первой стратегии тоже служит уроком для дня сегодняшнего: привязывать всю национальную безопасность к конкретной технологии весьма проблематично. Сравнительное превосходство в ядерном оружии было кратковременным. Столь же кратковременным может оказаться и будущее технологическое превосходство, которого стремятся достичь США. При этом Джексон отмечает, что «в целом это характерно для военной культуры США – стремиться к тому, чтобы из одной-единственной технологии выстраивать целую стратегию».[31] По-видимому, упор администрации Обамы на применение беспилотников для нанесения ударов по врагам, а также создание киберкомандования США, цель которого состоит в том числе и в проведении наступательных операций в киберпространстве, подтверждает слова Вана Джексона о культурной однобокости военно-политического сообщества США.
Безусловно, необходимо также рассмотреть и перемены, коснувшиеся блока НАТО, ибо эта организация представляет собой ручную структуру Вашингтона не только в Европе (как предполагалось при создании Североатлантического альянса), но также в Азии и Африке.
21-22 января 2015 года в Брюсселе состоялся саммит военного комитета НАТО. Детали не разглашались и широкой публике стали известны общие положения – обсуждался новый план готовности, одобренный на последнем саммите в Уэльсе, были проведены сессии по ситуационной осведомленности и Средиземноморскому региону, прошли стратегические дебаты.
Ранее в Уэльсе на саммите НАТО в сентябре 2014 года члены альянса договорились о Плане по повышению готовности к реагированию НАТО через укрепление военного потенциала, а также об инвестициях в современные и мобильные виды вооруженных сил. Кроме того, страны пришли к консенсусу переломить тенденцию снижения оборонных бюджетов и повысить расходы на оборону в реальном выражении ВВП (2 % в течение ближайших десяти лет).
Как указано в совместной декларации, озвученной по итогам саммита, «эти решения будут способствовать дальнейшему укреплению трансатлантической связи, повышению безопасности всех союзников и обеспечению более справедливого и сбалансированного распределения затрат и ответственности».[32]
Некоторые выводы можно сделать по результатам совместной пресс-конференции, прошедшей 22 января 2015 года.[33] Во-первых, там было заявлено, что на планируемой в феврале встрече министров обороны стран НАТО будут подведены итоги предварительных переговоров и намечен план создания новой архитектуры безопасности в Европе. Во-вторых, стало известно, что из актуальных обсуждаемых событий угрозу терроризма на Ближнем Востоке и в Северной Африке практически приравняли к кризису на Украине, приплюсовав к нему Россию. Из заявления пресс-секретаря и председателя Военного комитета НАТО капитана Термансена стало известно, что работа НАТО с Украиной продолжается и Брюссель активно действует через пять целевых фондов, одновременно подбирая новые точки соприкосновения для военного сотрудничества. В-третьих, было заявлено, что уже принято промежуточное решение о создании сил реагирования НАТО, состоящих из нескольких тысяч военнослужащих разных видов войск, включая силы специального назначения. Для поддержания полного спектра возможностей, необходимых для сдерживания и защиты от любой угрозы, НАТО будет продолжать инвестировать в системы безопасности и обороны.
Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе генерал Филипп Бридлав акцентировал внимание, что помимо противодействия и сдерживания угроз, которые прописаны в статье 5 Устава НАТО, было принято решение разработать варианты ответа на любой кризис, который не подпадает под юрисдикцию этой статьи и представляет как конвенциональные, так и неконвенциональные угрозы с любых направлений. Фактически это было заявление о том, что НАТО стало глобальным и будет действовать за рамками своей компетенции.
Кстати, на вопрос корреспондента Reuters о ситуации на Украине Бридлав ответил парадоксальным образом, заявив, что «мы начинаем видеть следы ПВО и радиоэлектронной борьбы, которые сопровождают прошлые передвижения российских войск на Украине… но мы не можем в данный момент подтвердить какое-либо конкретное количество российских, дополнительных российских войск в Восточной Украине». Генерал Кнуд Бартельс добавил, что в НАТО обсуждался вопрос о том, как им действовать, но он не может сообщить прессе о возможных опциях, связанных с возможными событиями на Украине. Следовательно, было принято некое секретное решение, возможно, об оказании противозаконной помощи киевскому режиму.
Вопрос от Associated Press был связан с оценкой НАТО новой российской военной доктрины и с тем, какие действия Брюссель будет принимать на этот счет.
Тогда как Бартельс ответил уклончиво, Бридлав сказал, что «НАТО не является угрозой для России. Наша цель состоит в том, чтобы восстановить… нормы поведения между народами здесь, в Европе, которые существовали в течение многих лет; мы будем работать конструктивно по пути к восстановлению этих норм, где мы уважаем международные границы и суверенитет народов» (правда, он умолчал, что суверенитет и территориальные границы Югославии и Сербии были разрушены при непосредственном участии НАТО).
Впрочем, мысль Бридлава развил Верховный главнокомандующий ОВС НАТО по трансформации генерал Жан-Поль Паломерос: «У нас есть своя доктрина, у нас есть собственное видение, и я думаю, что баланс сил, который мы пытаемся определить, должен быть в состоянии справиться с любым видом эволюции».
Предыдущие действия руководства НАТО помогают составить более цельную картину Очевидно, что происходит перегруппировка сил внутри ЕС, где основная нагрузка падает на страны Восточной Европы – Польшу, Румынию и Болгарию.
Президент Румынии посетил штаб-квартиру НАТО 16 января 2015 года, где помимо обмена любезностями с Генеральным секретарем НАТО Столтенбергом подтвердил, что его страна увеличит военные расходы до 2 % ВВП к 2017 году. Среди других обсуждавшихся вопросов была тема Украины и Молдовы, включая кибербезопасность.[34] Вероятно, речь шла о работе румынской разведки в отношении Украины и Приднестровья (где находится российская база). Кроме того, затрагивался вопрос растущего значения восточной части НАТО, куда входит Румыния, и укрепления боеспособности и мобильности военных частей. А 22 января 2015 года генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг посетил Болгарию, где встретился с президентом и поблагодарил за участие и помощь.
Германия также активно включилась в процесс военной реформы, вынашивая планы быть не простым партнером по безопасности, но и играть ведущую роль в ЕС. С этим связан ряд предложений, которые недавно выдвинул официальный Берлин. В частности, Институт по безопасности и международным делам, занимающийся разработкой внешней политики Германии, в декабре 2014 года представил концепцию «рамочных наций».[35] В соответствии с ней европейские страны должны образовывать кластеры из групп малых и больших государств, которые в дальнейшем будут более тесно координироваться друг с другом по вопросам предоставления активов и войск на долгосрочной основе. «Рамочная нация» берет на себя инициативу по руководству таким кластером. В первую очередь она предоставляют группу с военной структурой, то есть логистику, командование и управление и т. д., а малые страны будут подключать свои специализированные возможности, например ПВО или инженерные подразделения. Таким образом, весь кластер станет более эффективным и устойчивым, то есть способным проводить больше комплексных операций. Кроме того, не каждая страна должна предоставлять услуги и все оплачивать.
