Заданием Bf 110 было корректировать огонь тяжелой артиллерии. Чтобы русские не засекли расположение бронепоезда, одновременно с ним огонь должны были открыть вся наша крупнокалиберная артиллерия в этом районе. Этот артналет походил на гигантский фейерверк. Для прикрытия моста с воздуха, советы использовали два аэродрома: один в Шлиссельбурге, другой в Шуме.
Мы пересекли Неву на высоте 5000 метров. Русских зениток нигде не было видно. Под нами был мост, одноколейная железная дорога терялась в густом лесу. Ясно вырисовывались две ВПП на советских аэродромах.
- «Антон-1» всем велосипедистам: русские истребители в Шлиссельбурге готовятся к взлету», — раздалось в наушниках. «Антон-1» — это был позывной станции радиоперехвата.
- «Эдельвейс-1» «Антону-1», Вас понял — ответил Ксавер. Все развивалось по плану.
28 августа. Орел. Несмотря на бессчетное число боевых вылетов, совершенных в течение лета по всему фронту в районе Курска, командир II./JG 54 капитан Эрих Рудорффер еще находит в себе силы улыбаться. Рудорффер закончил войну, имея на счету 222 побед, из которых 136 были заявлены на Восточном фронте. Последнюю дюжину побед он одержал, летая на Me 262 в должности командира I1./JG 7.
Il./SchlG 1 в марте 1943 года пересела на Fw 190F-2. Перевооружение проходило на базе Демблин-Ирена, на территории современной Польши. У самолета на капоте двигателя изображен Микки-Маус. Красный фон эмблемы указывает на 5-ю эскадрилью группы. Кок винта и литера на фюзеляже также красного цвета. Перед вылетом на фронт цветные детали закрасили черной краской.
Внизу поднялись фонтаны разрывов — снаряды легли южнее моста. Недолет. Вдруг мы заметили клубы пыли на одном из аэродромов — советские истребители попарно взлетали. Всего 16 самолетов. 16 против 2.
- «Эдельвейс-2» «Эдельвейсу-1», 16 «индейцев» взлетело из Шлиссельбурга.
- Сомкнуть строй.
Я держался в 50 метрах позади Ксавера и продолжал вести наблюдение. Русские были хорошо видны. Их самолеты — еще точки — группой набирали высоту и направлялись в нашу сторону. В эту минуту разорвались снаряды третьего залпа. Они легли вокруг моста. Bf 110 развернулся и полетел на базу — свою работу он сделал. Удаляясь корректировщик покачал крыльями, давая нам знать, что и наше задание подошло к концу. Теперь мы были один на один с русскими. Схватка вот-вот начнется.
Ксавер заложил широкий вираж вокруг истребителей противника. Я держался у его правого крыла. Под нами кружили иваны. Один из них начал петлю. Воздух прочертили трассирующие пули, однако выстрел был неприцельным и не представлял никакой опасности. Другой истребитель выполнил маневр, отдаленно напоминавший иммельман, машина поднялась примерно на нашу высоту и оказалась в 100 метрах перед нами. Советский истребитель продолжал свои безрассудные маневры и подставил себя под огонь Ксавера. Короткая очередь и ЛаГГ-3 подбит.
«Победа!» — подтвердил я успех Ксавера.
«Теперь твоя очередь,» — сказал Ксавер, — «я тебя прикрою».
Я выдвинулся вперед, по направлению к другому русскому истребителю, направлявшемуся к нам. Самолет открыл огонь, а потом снизился, пытаясь занять место в боевом порядке. Я посмотрел в прицел. Дальность — 150 метров. Затарахтели пулеметы. Я почувствовал запах кордита даже через кислородную маску. За самолетом противника потянулась черная струя дыма, иван теряя высоту устремился к аэродрому.
«Он еще держится! Давай, добивай», — это Ксавер.
Я оглянулся. Ксавер справа, слева и сзади все чисто. Сверху и снизу вертелись русские самолеты. Я открыл дроссель и начал догонять уходящий истребитель. Прицел отсчитывал дистанцию: 150, 100, 75 метров… пора! Я нажал на гашетку. Моя очередь угодила в цель. В стороны разлетелись крупные обломки.
«Победа!»
Я попытался набрать высоту и попал в огненный ком. Что-то попало в мой самолет справа и Fw 190 потерял управление. Черное масло залило стекло фонаря. «Черт возьми! Какая-то поломка». Как-то мне удалось выправить машину и найти горизонт сквозь залитое маслом стекло.
«Прыгай с парашютом! Ты горишь!» — закричал Ксавер.
Моей первой мыслью было: «До линии фронта 15 км — это значит плен. Значит нужно попытаться дотянуть. Я оглянулся. В кабине открытого огня нет. Открыв топливный кран, я брызнул бензином на лобовое стекло и оттер масло. Вот так будет лучше. Высота 3000 метров. И тут я заметил повреждение. Пушка у основания правого крыла была расщеплена до казенной части. В крыле зияла дыра площадью примерно один квадратный метр. Правое шасси вышло из ниши и висело.
Маслорадиатор был пробит и масло лилось вдоль фюзеляжа. Давление масла падало и температура двигателя уже достигала критической отметки. Но время еще есть.
«Ксавер, я отхожу за линию фронта. Немного еще продержусь,» сказал я открытым текстом, забыв формальности, принятые в радиоэфире.
«Еще немного и ты дотянешь до Мги», — ответил Мюллер.
В Мге имелась аварийная посадочная полоса. Она располагалась посреди леса и представляла собой наполовину луг, наполовину болото и начиналась сразу за передовой. Незадолго до этого Вальтер Хек (Heck), один из «стреляных зайцев» нашего дивизиона перевернулся, совершая вынужденную посадку на эту полосу. При аварии сломалась бронеспинка у кресла и Хек свернул шею. Его полностью парализовало и накануне нашего вылета он умер. Что же мне выбрать: парашют или вынужденную посадку? Я направился к Мге. Ксавер прикрывал меня сзади.
«Внимание! Иван снова атакует!» Я обернулся и увидел, как пара ЛаГГов-3 заходят справа. «Пусть будет что будет!» — подумал я, развернулся в сторону атакующих и отрыл огонь изо всего оставшегося у меня оружия. Оба ЛаГГа прошли подо мной. Их фонари были открыты и я отчетливо увидел синие комбинезоны пилотов, парусиновые шлемы и большие летные очки с черной оправой, сквозь которые русские смотрели на меня пролетая мимо.
Я потерял на всех этих маневрах половину высоты и был теперь в 1500 метрах над землей. Поискав глазами Ксавера, я к своему ужасу вместо него увидел еще один русский истребитель, сидевший у меня на хвосте. Развернув на 180 градусов свой самолет я открыл огонь.
«Не стреляй, это же я!» — Ксавер был слишком опытным, чтобы попасть под мои пули.
«Поворачивай, летим дальше!»
И вот, всего в 500 метрах передо мной появилась болотистая посадочная полоса, окруженная высокими соснами. Выпускать шасси было бессмысленно, закрылки не работали. Я терял высоту. Температура двигателя поднялась выше всяких пределов и мотор мог заклинить в любой момент.
Я попытался закрыть дроссель, но привод был перебит. Слишком большая скорость. Выключить зажигание. Верхушки сосен проносились мимо меня со скоростью немного превышающей 300 км/ч. А посадочная скорость должна быть только 150 км/ч. Я подтянул ремни. Винт медленно вращался. Как же поставить его двумя лопастями вниз!? Деревья в конце полосы стали приближаться с пугающей быстротой… нужно сделать еще один заход… зажигание, черт, не схватывает… я ударил по топливному насосу… двигатель заработал как раз во время. К счастью у меня был запас скорости, чтобы провести еще один разворот.
Шеренга Fw 190F из II./SchlG I.
Капитан Гипс Штолльнбергер, командир 6./SchlG I в дни битвы на Курской Дуге. Во время одного из вылетов он был сбит и совершил вынужденную посадку на территории, контролируемой советскими войсками. В течение четырех дней он прятался, пока в ночь вплавь не преодолел Дон и вернулся в расположение своей части. Войну Штолльнбергер закончил на должности командира 8./ SG 10 с 45 победами на счету.
Второй заход я совершал с противоположного направления. Вдруг раздался удар и пропеллер застыл неподвижно. Двигатель все-таки сдох. Я быстро опустил левое крыло и резко переложил налево штурвал, надеясь хоть чуть-чуть затолкать висящую стойку шасси назад в нишу, прежде чем сесть на брюхо. Моя затея удалась. Планируя над водянистой почвой, я чуть задрал нос самолета. Серия ударов и толчков и я благополучно приземлился. Мой самолет даже не скапотировал.
Наступила тишина — мертвая тишина. Я отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины. Но замок фонаря заклинило и я оказался в ловушке. Внезапно раздался звук, похожий на грохот паровоза, проносящегося мимо. Первое, что я подумал было: «Рванул бензобак!» Второй мыслью было: «Надо включить механизм аварийного сбрасывания фонаря». Аварийный механизм тоже заклинило, но мне удалось дотянуться ногой до рукоятки и с силой ударить по ней. В лицо мне ударила волна воздуха — это произошел отстрел фонаря. В голове промелькнуло: «Хоть я и попал в болото, зато цел». Над капотом истребителя поднимались клубы пара. Вода заливала раскаленный металл, этим и объяснялся рев, который я услышал.
