Если честно, то мне в голову не приходило жаловаться председателю КГБ на его собственное ведомство. Пришел домой, достал пишущую машинку, на которой мы с Аллой обменивались любовными записками, и начал свое письмо так: «Уважаемый Юрий Владимирович!
Я режиссер „Мосфильма“, снял такие-то картины, получил такие-то премии… А меня обвиняют…» Напирал на то, что мне приписали то, чего не было. Не отпирался, что сказал: «Таких, как ты, надо вешать». Но уточнил, что имел в виду одного конкретного подонка, обидевшего ребенка, а не всех сотрудников КГБ. Жаловался, что мне больше не дают снимать. Выражал надежду, что справедливость восторжествует. И т. д. и т. п.
Послание отнес в приемную Комитета госбезопасности на Кузнецком Мосту. Дежурный офицер спросил, что в конверте. «Письмо конфиденциального содержания, — ответил я. — Адресовано лично Юрию Владимировичу Андропову». Дежурный проверил мое мосфильмовское удостоверение и паспорт с пропиской, списал данные, а письмо попросил бросить в большой деревянный ящик.
Что мне запомнилось в этой приемной — там стояли столы и лавки. На лавках сидели бдительные граждане и вдохновенно что то строчили. Их было довольно много.
Недели через две раздается звонок:
— С вами говорит референт Филиппа Денисовича Бобкова, начальника Пятого управления КГБ СССР. Он приглашает вас к себе на беседу.
— А могу я прийти со своей женой?
— Зачем?
— Конфликт, о котором я написал Андропову, происходил у нее на банкете. Я думаю, ее свидетельские показания могут иметь значение. Кто моя жена, вы, наверное, знаете?
— Подскажите, — усмехнувшись, просит он.
— Алла Борисовна Пугачева, закажите ей пропуск тоже.
— А, артистка…
Это, конечно, спектакль. Каждый из нас понимает больше, чем говорит. Но на встречу в КГБ мы с Аллой едем вдвоем. Она не отказывается. Видимо, понимает, что дела мои не совсем безнадежны, раз вызвали к такому большому начальнику.
В назначенный час приезжаем, паркуем машину со стороны проезда Серова, ныне Лубянского, напротив входа, который нам нужен. Откудато возникает неприметный человек, произносит строго:
— Здесь не положено…
— Мы к Бобкову, — отвечаю я. Человек растворяется.
Через мрачный подъезд с огромными дверями мы входим в здание. Там нас ждут, провожают в лифт. Он странный: треугольной формы и очень узкий. Еле-еле влезаем втроем с сопровождающим. Поднимаемся вверх. Нас проводят в приемную, потом в кабинет.
Его хозяин — немолодой, лысоватый, довольно обаятельный человек — представляется:
— Я Филипп Денисович Бобков, встречаюсь с вами по поручению председателя КГБ. Какие у вас претензии?
— Вы читали мое письмо?
— Читал, но все-таки расскажите…
— Филипп Денисович, я режиссер, патриот…
— Рассказывать, какой вы патриот, — прерывает меня Бобков, — не нужно. Наш сотрудник, снимая ваше дело с полки, спину надорвал.
«А он с юмором, — думаю я. — Ловко дал понять, сколько они знают».
— Поэтому, чтобы не тратить драгоценное время, давайте сразу перейдем к делу. Принято решение забыть эту историю. Я думаю, вы сделаете выводы и согласитесь, что поступили с вами гуманно. Чай будете пить? Вы какой предпочитаете — черный, зеленый?
Продолжаем разговор мы уже за чаем в комнате отдыха.
— Спасибо большое, что разобрались, — благодарю я. — Не могли бы вы позвонить директору «Мосфильма» Сизову и сообщить, что у меня больше нет проблем с КГБ?
— А вы ему скажите, что со мной разговаривали, этого будет достаточно, — мягко улыбается Бобков.
Попрощались, пошли к дверям, и тут Филипп Денисович произносит:
— Кстати, Алла Борисовна, к вам будет маленькая просьба. На днях состоится торжественное заседание, посвященное юбилею нашей службы. Вы не могли бы принять участие в праздничном концерте?
— Конечно, — улыбается Пугачева, — о чем речь? Сообщите, когда концерт.
— Вам позвонят.
Глава тридцать четвертая
Рецитал
Прямо с Лубянки едем на «Мосфильм» к Сизову.
— Николай Трофимович, мы только что были у Бобкова, он сказал, что Комитет не имеет ко мне никаких претензий. Я могу продолжить работу?
— А кто тебе ее закрывал? — «удивляется» Сизов. — Говори: что хочешь снимать?
Рядом со мной Пугачева, которая все-таки приняла участие в моих делах, и я на радостях произношу:
— Мы со сценаристом Бородянским подали заявку на фильм с участием Аллы.
— Хорошо. Ставлю тебя в план и запускаю, как только будет готов сценарий, — кивает Сизов.
Я, конечно, радуюсь такому повороту событий. Но виду не подаю. Мы с Аллой едем в ресторан Дома кино отмечать избавление от моих проблем. Оттуда звоню своему другу Бородянскому: «Саша, Сизов обещает нас запустить».
И мы с ним начинаем сочинять историю под названием «Рецитал» («Большой концерт») про талантливую певицу из деревни, которая приехала в большой город и добилась успеха.
Работу мы начинаем в Москве, а продолжаем в Сочи, так как местный климат очень способствует вдохновению.
Пугачева тоже едет в Сочи — на фестиваль «Красная гвоздика», как приглашенный гость. Целыми днями мы с Бородянским сидим в номере, разрабатываем будущий сюжет. Алла тем временем вместе с женой своего администратора Болдина Милой ходит по барам. Обе девушки все время пребывают в приподнятом настроении.
Однажды их заносит в номер, где мы стучим на машинке. Пугачева говорит:
— Вы тут для меня сценарий пишете. Дайте, я сейчас почитаю.
На что Бородянский отвечает:
— Полработы не показывают, — имея, очевидно, в виду всем известную присказку.
Вряд ли он хотел ее обидеть, наверно, случайно вырвалось, но только Пугачева вскипела, схватила машинку и шмякнула ее об стену. Наверное, раньше я бы на эту выходку отреагировал как-то иначе. Но в свете событий последних месяцев мое отношение к Алле изменилось. И я сказал:
— Саш, пойдем отсюда.
Конечно, нетрезвый человек не всегда отдает себе отчет в том, что творит. Но, есть же какие-то пределы! Одно дело посылать безответных музыкантов, которые полностью от тебя зависят, или домработницу, готовую терпеть любые выходки хозяйки, и совсем другое — обидеть замечательного сценариста. Ведь Бородянский — уважаемый человек, один из лучших наших кинодраматургов, сценарист фильмов «Мы из джаза», «Афоня» и множества других.
Короче, мы уходим. Пугачева нашла нас в баре и извинилась перед Бородянским. Но для меня этот жест уже ничего не мог изменить. Я понимал, что мы постепенно становимся чужими. А раньше были одним целым. И когда я говорил, что не хочу жить в Безбожном переулке, она соглашалась, потому что думала так же. А теперь я уже жалел, что ляпнул тогда, у Сизова, что хочу снять фильм с ее участием, а не произнес: «Хочу снимать пьесу Вампилова» или что-нибудь в этом роде. Но машина кинопроизводства была запущена, и остановить ее не представлялось возможным.
Кстати, выпад Аллы против Бородянского не сошел ей с рук. Саша очень элегантно вывел Пугачеву в сценарии фильма «Зимний вечер в Гаграх» в ироническом образе вздорной примадонны Ирины Мельниковой, блестяще сыгранной Натальей Гундаревой.
Особенно хорош эпизод, в котором Мельникова издевается над костюмершей. Та предлагает ей разные шляпки, но певице ни одна не нравится. Она их злобно комментирует, швыряет на пол и, в конце концов, одну из шляпок запускает несчастной женщине в лицо. Главный герой фильма, которого играет Евгений Евстигнеев, вступается за плачущую костюмершу. Но та не спешит его благодарить. «Зря вы так, — говорит она, — Ирина сначала поругается, накричит, а потом подарок какой-нибудь сделает»… Этот эпизод взят из жизни звезды, послужившей прототипом.
В Сочи, произошел еще один смешной и скандальный случай. На банкете в честь закрытия музыкального фестиваля «Красная гвоздика» собралось множество народу — артисты, певцы и другие знаменитости, отдыхавшие на южном берегу. Тогда на любое крупное мероприятие в качестве «свадебных генералов» приглашали космонавтов.
Вот и здесь такая картина: у стола с закусками стоит генерал с золотой звездой и мрачно напивается, потому что остальная публика не обращает на него особого внимания. Рядом с космонавтом расположилась девушка с огромным декольте и неимоверной красоты бюстом. Но она тоже не обращает особого внимания на героя, демонстрируя окружающим свои прелести.
Генерал выпивает очередную рюмку водки, берет со стола с закусками селедочный хвост и неожиданно засовывает скользкий кусок рыбы красавице в декольте. Немая сцена. После секундного оцепенения девушка выбегает из зала. А публика не знает, как на все это реагировать. Выпроводить космонавта нельзя, он — национальный герой. Но и безвинно пострадавшую девушку с рыбьим хвостом, торчащим из декольте, тоже жалко. И как-то не сговариваясь, публика приходит к консенсусу: нужно сделать вид, что ничего не было.
