В XIX в. особо почитались также некоторые московские распевы, а из них прежде всего Напев Успенского собора и Напев Симонова монастыря, которые никогда не издавались и существуют только в рукописях. Напев Симонова монастыря — особая четырехголосная версия знаменного распева. Основной его особенностью было специфическое очень тихое и нежное исполнение. Такое исполнение и самый характер мелодий производили очень сильное впечатление, в результате чего симоновское пение славилось по всей России. С Симоновским же монастырем связана деятельность монашествующего композитора иеромонаха Виктора, в миру — Василия Высоцкого (1791–1871), ибо именно здесь он подвизался в качестве уставщика и регента. Другой известный композитор — монах архимандрит Феофан (в миру Федор Александров) был сначала регентом хора Петербургской Духовной семинарии, а впоследствии стал настоятелем Донского монастыря в Москве. Творчество этих монашествующих композиторов, по-особому любимое всеми верующими, являет собой сколок монастырского пения и замечательный пример некоего творческого смирения, приносящего удивительные и душеспасительные плоды. Таким образом, монастырская певческая деятельность представляет собой значительный контраст композиторской деятельности и намечает свои особые пути, которые, согласно велениям Святейшего Синода, можно надеяться, восстановят древнее пение, а вместе с ним и всю древнерусскую певческую систему.
24. Возрождение древнерусской теории
Волны итальянизированного концертного пения, захлестывавшие православное богослужение на протяжении всего XVIII в., долгое время не только не вызывали никакого возражения, но начали считаться чем-то естественным и своим. Вот что писал об этом протоиерей В. Металлов: «Первоначально слышались недовольство и протесты против иноземного пения со стороны некоторой части ревнителей старины, но затем насаждаемая европейская культура взяла свое и только через сто с лишком лет раздался правдивый авторитетный голос православного иерарха, указавшего на неестественное исторически направление православного русского церковного пения и на несвойственный православному богослужению его характер».
Речь идет о митрополите Евгении (Болховитинове) и его статье «Историческое рассуждение вообще о древнем христианском богослужебном пении, и особенно о пении российския церкви», изданной в 1804 г. и представляющей собой текст речи, произнесенной им на акте в Воронежской Духовной семинарии еще в 1799 г. «Историческое рассуждение»— первая в истории обоснованная, опирающаяся на источники, подкрепленная подстрочными примечаниями, ссылками на источники, статья о русском церковном пении и его истории. Особое внимание было обращено на то, что богослужебное пение не является только музыкой и что иноземное пение для церкви остается «вещью постороннею и от одного произволения зависящею». Таким образом, митрополит Евгений явился первым лицом, обратившим внимание на ненормальность состояния, в котором находилось богослужебное пение, и указавшим на то, что единственным путем к исправлению этого состояния может быть только тщательное изучение истории русского богослужебного пения. Все это с полным правом позволяет считать митрополита Евгения основоположником русской музыкальной медиевистики — комплексной науки, изучающей древнерусское богослужебное пение.
Однако сознание русского просвещенного общества того времени еще не было готово к решению подобных проблем, и первые работы, пытающиеся раскрыть конкретные вопросы, связанные с древнерусским богослужебным пением, появились гораздо позже — в сороковые годы XIX в. По времени им предшествует еще один интересный документ, который необходимо упомянуть, несмотря на то что никакого своевременного отклика он получить не мог по той же причине неготовности общества. Речь идет о проекте Дмитрия Бортнянского, который хотя и явился как композитор представителем итальянизированного направления, но сумел оценить достоинства древнего пения.
В своем проекте Дмитрий Бортнянский предлагал напечатать полный крут церковного крюкового пения, чтобы «восстановить историческую связь в ходе и развитии древняго отечественного пения», чтобы «прекращены были сии нелепые и самовольные церковного пения переправы, исказившие и мелодию онаго и степенный ход ее, тогда можно было иметь полный и утвержденный перевод, сообразный с слогоударением языка, и даже можно было бы иметь перевод пения сего расположенный в мере, не разрушая мелодии онаго». Чтобы открыть возможность объяснения крюковой системы, «которая была бы самым лучшим способом познать подробнее свойства диатонического рода, в каковом идет все церковное пение, противоположно новейшей музыкальной системе». Далее высказывается замечательная мысль: «Древнее пение, быв неисчерпаемым источником для образуемого новейшего пения, имело бы равную участь с древним славяно-российским языком, который породил собственную гармонно-звучную поэзию; а древнее пение возродило бы подавленный тернием отечественный гений, и от возрождения его явился бы свой собственный музыкальный мир». «А для сего нет других лучших и надежнейших средств, как собрать все древнейшие сего рода рукописи и отпечатать все крюковое пение». Естественно, что подобные мысли не могли найти никакого отклика в просвещенных умах александровского времени, занятых совсем иными устремлениями.
В 1846 г. выходят «Замечания для истории церковного пения в России» В. М. Ундольского, содержащие фрагменты музыкально-теоретических трактатов допетровской эпохи, а также некоторые другие исторические и археологические сведения. Эта работа имела огромное значение для своего времени и весьма высоко оценивалась впоследствии. «Замечания» составляют краеугольный камень и основание для всех дальнейших исследований в этом роде»— писал протоиерей В. Металлов, а князь В. Ф. Одоевский утверждал, что «Замечания» эти открыли новую, дотоле не известную сторону в истории нашего древняго песнопения и установили действительность его существования». Несколько позже в 1849 г. выходит статья И. П. Сахарова «Исследования о русском церковном песнопении», также содержащая ряд ценных исторических и археологических сведений. Статьей И. П. Сахарова и в особенности статьей В. М. Ундольского был введен в научный обиход целый ряд важнейших письменных памятников, без которых невозможно составить представление о древнерусском пении и которые являются отправной точкой всякого рассуждения на ату тему.
Ни В. М. Ундольский, ни И. П. Сахаров не были специалистами в области музыки и поэтому для них область древнерусского пения была областью исторических, археологических, палеографических, но еще не музыкально-теоретических исследований. Попытку объединить эти розно существующие области знаний «осуществил князь В. Ф. Одоевский, который сам так охарактеризовал свою деятельность в одном из писем: «Я постарался раскопать вещь непочатую — наши древние рукописи о музыке, которые доныне оставались иероглифами по очень простой причине — потому, что наши музыканты не археологи, а археологи не музыканты; с драгоценных отрывков наших ди-даскалов XVI и XVII века: Шайдурова, Александра Мезенца, Тихона Макарьевского — я нашел целую определенную теорию нашей мелодии и гармонии, сходную с теориею средневековых западных тонов, но имеющую свои оригинальные отличия». Перу князя В. Ф. Одоевского принадлежит целый ряд статей об истории и техническом устройстве русского богослужебного пения. Этой же теме были посвящены и беседы с членами кружка, объединившегося вокруг него и имевшего большое влияние на дальнейшее развитие медиевистики. Особенно велика заслуга князя В. Ф. Одоевского в деле собирания древних певческих рукописей, в котором его можно считать зачинателем. Предполагая написать книгу «О древнем русском песнопении», где он хотел обратить особое внимание на древнерусскую певческую нотацию, князь В. Ф. Одоевский тем самым как бы предвосхитил третью часть труда протоиерея Дм. Разумовского «Церковное пение в России».
Подлинно новую страницу в истории русской медиевистики вписал протоиерей Дмитрий Разумовский, выпустив в свет сочинение «Церковное пение в России» (1867). По существу это первая работа, обнимающая собой все области медиевистики: и историческую, и археологическую, и музыкально-теоретическую, и литургическую. Протоиерей Дм. Разумовский широко использовал опыт трудов, созданных ранее, что позволило ему написать сочинение, подытоживающее и суммирующее все сделанное в этой области. Но эта работа содержит и ряд принципиальных новшеств. Одним из таких новшеств являются (в третьей ее части) знаменная и демественная крюковые азбуки, знаменный кокизник и знаменный фитник, придающие всему труду сугубо практическое направление. Протоиерей В. Металлов, характеризуя эту часть труда протоиерея Дм. Разумовского, писал, что он «открыл и изъяснил совершенно новую для исследователя дотоле область крюковой семиографии, в ее старинных образцах, первоисточниках с отлично составленною грамматикою для уразумения своеобразных крюковых письмен, открывая тем новое широкое поле обозрения древних отечественных церковных напевов, в их первоначальной чистоте и неповрежденности». Отныне крюковая письменность перестала быть некоей таинственной «китайской грамотой за семью печатями» и стала доступна каждому музыканту-теоретику.
