«Что с тобой, Эл, мать твою за ногу?! У тебя такой вид, словно ты потерял фунт и нашел пенни. Держись бодрей, так тебя расперетак. На-ка, выпей!» «Спасибо, Харри. Я буду пить пиво. Хотя настроение такое, что не мешало бы нарезаться».
Я начинал чувствовать меланхолию. Нет более меланхоличного человека, чем ливерпулец с большой примесью валлийской крови в жилах. Выпив еще четыре кружки, я повеселел, и Харри уговорил меня спеть песню. У меня не дурной тенор. Когда-то я занимался вокалом, но оставил это занятие из-за болезни горла. Мой учитель предрекал мне удачную карьеру вокалиста, но это уже другая история. В общем, я сел за пианино и спел свою любимую «Розу из Трейли». Где-то в середине я заметил, что публика внимательно прислушивается. Даже пьяные утихли. Я «достал» их. Меня охватило ощущение, столь дорогое каждому исполнителю, когда он чувствует, что проник в сердца и умы своих слушателей и что он, он один контролирует их души. Слезы заструились по моим щекам, и я резко оборвал пение. «А ну вас всех к дьяволу!» — рявкнул я, выбежал из паба, сел в свою машину и умчался в город.
Интересно, сохранился ли у Ларри Парнса тот рисунок, который сделал бедняга Стю в тот день, когда БИТЛЗ сказали «нет»?
Глава седьмая
Что это за охламоны из подворотни?
Впрочем, встреча с Парнсом имела и положительные последствия. Я продолжал держать с ним связь и подписал контракт на «поставку» групп сопровождения для его артистов. Среди этих артистов были Даффи Пауэр, Томми Брюс, Джо Браун, Питер Винн, Дики Прайд и Джорджи Фэйм. Первой группой, которую я услал в дорогу со звездами Парнса, была Кэсс и Казановы. Они вернулись, недовольные скудной оплатой. По этому поводу я имел неприятный разговор с Ларри. Наконец, настала очередь БИТЛЗ отправляться в турне по Шотландии вместе с Джонни Джентлом — по таким шикарным туристическим центрам, как Галашилз и Инвернесс. Я проводил их, пожелав удачи. Через пару дней мне позвонил Ларри Парнс. Он был раздражен. Данкен Маккенна, один из импресарио, жаловался ему на БИТЛЗ: «Какого черта ты прислал мне этих оборванцев?» Он еще не слышал, как они играют, и его недовольство было вызвано исключительно их внешним видом: черными свитерами, джинсами и поношенной обувью. Они приехали, измотанные дорогой и голодные. Маккенна кричал, что вместо первоклассных музыкантов ему подсовывают «охламонов из подворотни». В общем, мы кое-как его успокоили, и БИТЛЗ играли в Шотландии. Но они все время чувствовали недоброжелательность импресарио и сильно нервничали. Другие мои группы, выступавшие в Шотландии, тоже имели неприятности. Они чувствовали реакцию публики, которая проникала через рампу и хватала их в железный кулак. Например, Кэсс и Казановы в буквальном смысле слова спихнули со сцены певца, которому должны были подыгрывать, и сами исполнили его репертуар. Мои группы были сильны, и они знали это. Они презирали свои второстепенные роли, и вряд ли их можно за это винить. Конечно, лондонским певцам не повезло в том, что им пришлось иметь дело с такими буйными, яркими группами. А у моих ребят сердце не лежало к этим бледным лондонцам. Я не хочу предстать шовинистом, но разница между музыкантом или певцом из Лондона и из Ливерпуля такая же, как между блохой и слоном — ничего общего. Вот почему мы в конце концов потеряли работу в Шотландии. Личностные конфликты, столкновение интересов.
Парнсу следовало бы, наверное, дать моим группам возможность выступать самостоятельно. Он видел их огромный потенциал, но ничего не сделал, чтобы дать ему выявиться. Я не виню Ларри. Он преуспевает. Ему удалось прочно закрепиться в этом ненадежном бизнесе, чего я не могу, к сожалению, сказать о себе. Но… продолжим наш рассказ.
Ливерпульский звук продолжал оставаться всего лишь воплем из-за кулис. Битлам платили по 10 фунтов в неделю на брата. Для роскоши этого было, конечно, маловато.
Во время шотландского турне обнаружились странные свойства ленноновской натуры. Однажды Битлы приехали на какую-то ж/д станцию. Был сырой и ветреный день. Как всегда, они были дико голодны и решили пообедать в ресторанчике при станции. Наличные средства не позволяли им заказать ничего существенного, и Леннон потребовал томатный суп. Молодая неопытная официантка с подозрением смотрела на ребят из Ливерпуля, имевших довольно разбойничий вид. Когда она принесла суп и поставила его перед Ленноном, он вперил в нее свой агрессивный взгляд и проскрежетал: «Я заказывал томатный суп. Где же томаты, милочка? Я не вижу томатов.» Разумеется, в супе из консервированных томатов не бывает целых помидоров, но Леннон требовал именно этого. Испуганная официантка побежала за администратором. Это, конечно, не испугало Леннона. Он был твердым орешком. Но и администратор оказался твердым орешком. Нашла коса на камень. Видя это, Леннон забыл свою агрессивность и обратил все дело в шутку. Это была характерная для него шалость: резкий выпад, за которым следует улыбка. Странный парень.
Томми Мур, которого я часто вижу в Ливерпуле, сказал мне однажды: «Леннон мне не нравился. Я терпеть его не мог. У него были грубые манеры и странные привычки. Он был страшный обжора и жрал так по-скотски — другого слова я не подберу, — что меня тошнило от одного взгляда на то, как он ест. Всякий аппетит пропадал.» Томми морщился при одном воспоминании. «Он всегда требовал себе условий получше. На том турне мы обычно спали в двух номерах — двое в одном, трое в другом. Леннон никогда не соглашался на второй вариант. Он был очень агрессивен.» Во время шотландского турне Томми потерял передние зубы и до сих пор ходит со щербатым ртом. Это придает ему такой несчастный вид, что хочется подарить ему искусственные зубы на Рождество. Один ливерпульский певец, имя которого я не буду называть, вызвался быть шофером битловского микроавтобуса. У него не было прав. К тому же, он любил выпить. Однажды в узкой улочке автобус столкнулся с автомобилем, в котором ехали две старушки. Старушки отделались легким испугом, а Томми Мура стукнуло футляром от гитары по лицу. В результате он потерял передние зубы и заработал несколько шрамов — в больнице ему пришлось накладывать швы под местным наркозом. Остальные Битлы не пострадали и продолжали путь. Местный импресарио, заметив отсутствие ударника, спросил, в чем дело. Джордж Харрисон рассказал все, как было, а Леннон добавил: «Почему бы вам не поехать в больницу и не вытащить Томми оттуда? Ничего страшного с ним не случилось. Он будет только рад.» Это опять работала садистская черта ленноновского характера. Говоря это, он улыбался. Он не подумал о том, что импресарио был готов на все, лишь бы добыть ударника, обещанного по контракту. Понукаемый Ленноном, импресарио помчался на своей машине в больницу. Томми лежал, обалдевший от анестезаторов, весь в швах. Но импресарио был человек твердый. «Томми! — закричал он. — БИТЛЗ ждут тебя. Скоро выход.» «Господи! — простонал Томми, привставая. — Вы соображаете, что говорите? Разве не видите, как меня уделали?» «Ну ладно, ладно, Томми. Выйдешь на сцену — и все пройдет.» И вот Томми, ворча и охая от боли, слез с кровати, оделся и побрел к машине импресарио. Леннон встретил его взрывом хохота. «Ты погляди на свой фэйс, — злорадствовал он. — Ну и видок у тебя!» Томми играл весь вечер, мужественно превозмогая боль. Леннон то и дело поворачивался к нему, становясь спиной к публике, и давился от смеха. Вполне понятно, что Томми — лучший из всех битловских ударников — нелестно отзывался о Джоне Ленноне.
«Мне до смерти надоело это турне, — вспоминает Томми. — И мне надоел Леннон. По-моему он — психически ненормальный. Ему нравились драки, то и дело вспыхивавшие в зале. Он говорил: „Смотрите, как этот парень здорово врезал ногой вон тому.“ Это доставляло ему садистское удовольствие. Когда наш поезд прибыл на Ливерпульский вокзал, все пошли в чайную на Лайм-стрит, а я сказал: „Пока, ребята!“ и взял такси, чтобы скорее уехать. Я был рад избавиться от Леннона. Я устал от него.»
Томми вернулся из этой поездки самым богатым — у него в кармане было 5 фунтов. У остальных на всех было меньше даже этой ничтожной суммы. Битлы были на мели, и одна из причин этого в том, что они содержали Стюарта на свою зарплату: Парнс отказался ему платить, а они, будучи верными друзьями, не могли оставить его в беде. Во время своих выступлений Леннон и МакКартни, бывало, зло подшучивали над Стюартом: они отсоединяли его гитару от усилителя, чтобы его неловкие попытки играть не портили звучание всей группы. Не ведая этого, Стюарт добросовестно делал, что мог, а потом Пол и Джон говорили ему, что он зря старался. Стюарт краснел и переживал.
Глава восьмая
Сейчас она бы носила бриллиантовые подвязки
После Шотландии БИТЛЗ, как музыканты, стали быстро прогрессировать. Их групповой звук начинал расцветать, подобно экзотической орхидее в оранжерее. Вскоре я устроил им выступление в зале «Гросвенор» — на том берегу Мерси. В день выступления я сидел у себя дома, ел свою любимую копченую селедку с острова Мэн и пил чай. Вдруг зазвонил телефон. Говорил Леннон. По тому, что он назвал меня Аланом, а не Элом, как обычно, я понял, что он чем-то взволнован. «Слушай, Алан, мы тут готовимся переплыть на тот берег, и что ты думаешь…»
