Цифры - Александр Жарких

Все цифры были вполне здоровы, правда, у тройки вырос на спине горб, и у двойки вывихнуто колено, а шестёрка сильно ссутулилась…

На эти цифры смотрели большие внимательные глаза.

Этим глазам было лет пять, не больше.

И принадлежали они маленькой девочке, для которой весь окружающий мир был живым и одушевлённым, «душистым», как она говорила.

И живым было всё.

И воздух, которым она дышала, и слова, которые она говорила, и цифры, которым её начали учить.

Девочка поцеловала все цифры, а тройку и двойку поцеловала дважды, шестёрка была просто поглажена маленькой пухлой ручкой.

Она часто испытывала неловкость, а то и жгучий стыд.

Больше всего она мучилась душой, когда видела, как лжёт кто — то рядом.

Сразу вспыхивали и полыхали уши, а глаза стремились убежать…

За завтраком девочка спросила маму:

— Ну зачем всё время надо кушать?

— Чтобы расти.

— Вот. Я ем, чтобы расти, а ты зачем? Ты ведь уже выросла.

Мама неожиданно задумалась и посмотрела на себя в зеркало:

— Я и сама теперь не знаю зачем… Она подумала о своих цифрах: 29 лет — это уже конец? Или…

Жизнь не может быть скучной…Она должна быть волшебной, какой её чувствуют дети.

— Ты наелась, дочка? Сейчас будем пить чай, — мама вручила девочке серебряную ложку. Размешивай сахар в чашке, и все микробы от серебра погибнут.

— Ты что, мам? Хочешь заставить меня пить чай с дохлыми микробами?

Тут в разговор вмешалась мудрая бабушка:

— А ты с конфетами, внучка, с конфетами…

Дочка и внучка посмотрели на неё одинаковыми глазами.

Но бабушка словно не заметила их взглядов:

— Да! Я же вот пью чай с конфетами всю жизнь — и никакие микробы меня не берут!

На самом деле, бабушка тоже думала о цифрах: 54 — всего один годик до пенсии остался…

А там — новая жизнь. Другая. Совсем другая.

Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней всё перемешано: Глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным.

И когда тебе пять лет, каждый человек имеет для тебя огромное значение.

Был выходной день, седьмой день недели.

И мама девочки, отойдя в коридор, набрала десять цифр на домашнем телефоне, чтобы соединить свой утренний внутренний голос с голосом человека, который ждал её звонка.

Девочка знала, что мама звонит именно ему. Она видела этого человека всего один раз в машине, когда тот подвёз маму прямо к детскому саду, в который ходила девочка.

Поговорив совсем недолго по телефону, мама вернулась на кухню и сообщила печальным голосом, стараясь не выдать скрытую радость:

— Меня сегодня опять попросили подежурить в клинике. Пришлось согласиться. Дочка, ты сегодня опять с бабушкой.

Бабушка нахмурилась, но ничего не сказала, лишь выразительно посмотрела на дочь, маму девочки.

В детстве, когда не понимаешь всех слов, всех взглядов, всех жестов взрослых и сумму этих взглядов и жестов, чувствуешь себя незащищёнными непосвящённым в их «заговор».

И в твою детскую кровь надолго впрыскиваются гормоны изгоя. Отверженного.

И ты ещё долго ненавидишь этот «заговор», в который сам попадёшь, когда вырастешь.

У девочки вспыхнули уши, и глаза стремились убежать в другую комнату. Ей очень хотелось, чтобы мама сегодня осталась дома и поиграла с ней в цифры.

Девочка быстро намокла лицом и прижалась головой к тёплому маминому животу. Мамины руки гладили светлые волосы девочки, а пальцы пытались подружиться с детскими глазами, вытирая горячие слёзы.

Мамин живот всем своим тёплым нутром думал о девочке, а мамина голова всё равно думала о цифрах — она уже опаздывала навстречу.

Вдруг девочка подняла заплаканное лицо и посмотрела на бабушку, которая, как всегда, пошла искать свои очки, и тут же вспомнила, как бабушка однажды ей сказала, что склероз — это самая лучшая из всех болезней: во-первых, ничего не болит, а во-вторых, каждый день столько новостей!..

Девочке отчего-то сразу стало весело, и она подумала, что уж у неё-то никогда не будет склероза.

И, пока не забыла, она решила спросить:

— Мам, а сколько требуется времени, чтобы встретить «человека своей мечты»?

Мама серьёзно посмотрела на дочку и ответила на выдохе:

— Много дочка, но, коротая время, можно пока что выйти замуж.

Девочка решила воспользоваться ситуацией, раз мама отвечает ей по-взрослому, и задала ещё один каверзный вопрос:

— Мам, а что такое любовь?

— Любовь — это болезнь такая, доченька, немного подумав и поймав взгляд бабушки, ответила мама.

— Как грипп?

— Да, почти.

— И температура бывает? — не отпускала маму дочка.

— Бывает.

— И давление поднимается?

— Да, поднимается.

— И осложнения бывают? — девочка продолжала тестировать свою мать, пока та собиралась на «дежурство».

— Бывают.

— Как я?..

Мама чуть не выронила расчёску и прекратила расчёсываться:

— Кто тебе это сказал?

— Никто! Я по телевизору слышала, что дети могут осложнить жизнь родителям…

— Мама, ну я же просила не оставлять её у включённого телевизора! Ну сколько можно!?

— Послушай, дочка, ты куда-то собиралась? Вот и иди!..

И опять глаза девочки увидели «заговор» взглядов и жестов взрослых мамы и бабушки.

Картонные цифры, разложенные на столе, тоже не понимали этот разговор. Они не участвовали в этом «заговоре». Они просто ждали девочку. Двойка зацепилась за пятёрку, а тройка — за семёрку. Остальные просто лежали без сознания и расчёта.

Пухлые пальчики девочки гладили их беспомощные тощие тела. Цифры не сопротивлялись. Они любили, когда ими пользовались.

Девочка знала, что скоро она научится правильно складывать их.

И цифры тоже это знали.

Вечером мама вернулась поздно, когда дочка уже спала. Цифры на часах показывали далеко за полночь.

Поэтому девочку укладывала спать бабушка.

Цифры на столе тоже спали, заботливо уложенные девочкой. Наверное, они очень хотели ей присниться…

В этот день бабушка тоже не избежала тестирования на честность.

Перед тем как уснуть, девочка спросила:

— А зачем люди стареют?

Бабушка и сама не знала, зачем, но вслух сказала:

— Да так, как-то, само стареется…

Девочка вздохнула и опять спросила, уже с закрытыми глазками

— А такая жизнь всегда или только в детстве?

— Спи, вот вырастешь, узнаешь.

…Девочка сладко зевнула и затихла.

И маленький ротик приоткрылся посередине, в уголках заботливо склеенный пришедшим сном.

И дышала она неслышно, как утренний, никем не сорванный цветок.