Цепи алых песков - ghjha

Его новое тело прекрасно во всём, от цвета глаз, так и кричащем о пустынном прошлом, до фигуры, идеально выточенной бесконечными тренировками. И пусть одноручное лезвие не так привычно лежит в руке, как собственный тяжёлый меч, символизирующий его силу и власть, но в то же время обещающий защиту всем верным, обещающий дарить погибель лишь тем кто этого заслуживает и никогда не пачкаться в крови невинных, оно тоже вполне себе адекватное оружие.

Короткий взгляд в зеркало — уголки губ быстро приподнимаются, бледным светом режет глаз отблеск акаши — сердце богини, что пала, пытаясь защитить людей от прошлого него, того, кто видя в произошедшем свою вину добровольно положил на алтарь небесам свою жизнь, желая порождённое им же безумие прекратить.

Его жажда запретных знаний однажды породила элеазар, болезнь что в своё время сгубила многих, и продолжает обрывать чужие жизни сейчас. Гордыня ли тому была причиной, или что-то ещё, он не помнит. Зато сейчас лишь криво усмехается, зачёсывая серебристые пряди назад. Ловкие движения пальцев вытаскивают терминал из уха, и он тихо смеётся. Разве богиня мудрости, умирая, могла себе представить то, как будут использовать сердце её наследницы? Он качает головой, опуская взгляд в воду.

Он сам стал членом академии — людей, что причастны к медленной и болезненной казни нового божества. И не зародись он в этом теле, не думал бы о том, что именно делают люди. Не стал бы размышлять о смысле жизни божества, которое противно людям, которое людям не нужно, в котором не нуждаются, ведь… В какой-то степени, он сам прикладывает руку к тому, чтобы Нахида поскорее исчезла и сама сила, которая ей подвластна исчезла бы прочь с лица тейвата, и плевать, что тогда всё полетит в самые глубокие бездны, плевать, что обрушится гнев небес и сотрёт в пыль уже один из своих престолов.

Люди сумеру заслужили каждую пытку, что заставит их испытать небесный порядок и с губ слетает смешок, когда глаз цепляется за лежащий на его же одежде глаз бога. Глупое божество решило одарить своей силой одного из тех, кто вырвет ей глаза, и, тихо смеясь, разжевать заставит, наигранно и ласково шепча о том, что глаза больше не смогут солгать ей, ведь теперь у неё их нет.

И ни капли жалости не возникает, покуда мысли эти роем в голове учёного носятся. Он знает: история имеет свойство повторяться, вот только… Что именно он должен сделать, чтобы у богини вновь появилась необходимость идти на подобные жертвы? А может быть… Он теперь и не при делах?

Какая разница, если ему уже совершенно не хочется принимать в этом участия вновь. У него теперь есть лишь человеческое тело и знания, которые необходимо от смерти уберечь, и вроде бы, он в состоянии сделать это, нужно лишь сердце своё в песках отыскать, то самое, сожранное проклятием, но наверняка всё ещё горящее бледным пламенем где-то в глубине погребённых под толстыми слоями песка катакомб.

И кажется, что ничего не мешает в пустыню отправиться, зажмурить глаза и на зов собственного сердца пойти, совершенно точно зная, что никто не осмелится забраться настолько глубоко, никто не подумает присвоить себе то, что им не под силу понять. И всё же, досадное «но» существует.

Он теперь человек, учёный, подающий большие надежды, собирающийся выдвинуться на пост мудреца. Он человек, которому ныне не покоряются пески, человек, что скован правилами академии, за которым могут следить достаточно внимательно, и его внезапный поход в пески, если вдруг собственное сердце отыскать не получится, будет иметь слишком серьёзные последствия. И пусть где-то в объятиях бури, под стрекот скорпионов и одинокие песни пустынников сияют собственные надежды, шум порта заставляет отложить это прекрасное дело на некоторое время, тем более… Капсула с его собственными воспоминаниями всё ещё не поддаётся, проклятое человеческое естество, что нуждается во сне и отдыхе, и казалось бы, понять это стоило едва переродившись, но… что такое два десятка с хвостиком лет для бога, чьё существование почти вечно?

Ветер треплет плащ, осторожный зов отвлекает о мыслей. Что-то маленькое с разбегу врезается в ногу, заставив скривиться и всё-таки посмотреть под ноги.

Дитя одетое в алые одеяния застенчиво просит прощения, чуть опускаются острые ушки, прямо как у божества и ему хочется засмеяться, вот только голос чужой, мягко просящий у него прощения заставляет отвлечься от яркого всполоха, цепляясь глазами за синеву чужих волос, напряжённо посмотреть за тем, как ребёнка поднимут на руки, а после незнакомец мягко улыбнётся, блеснув единственным глазом со звёздочкой. Незнакомец Кэйей представится, спрашивая у него про одну очень ушлую торговку.

Он опешит, внимательно разглядывая стоящего перед ним человека, карамельный оттенок кожи приведёт к мыслям о том, что это один из пустынников, просто находится при исполнении, или не при делах, но странное одеяние, и оформление артефакта оставят его в сомнениях. Обрамление в виде крыльев заставит вспомнить о новорождённом боге ветров, которого он никогда не помнил в обыкновенном, приятном людским глазам, обличии.

Сам незнакомец — одно сплошное противоречие, и ему бы изначально расспросить о том, кто это и зачем ему понадобилась торговка, что ходит по очень тонкому лезвию, да только взор чужой мигом леденеет, стоит его отвести от ребёнка. Равнодушно блестит в глазу звёздочка, ожидая чужого ответа, и говорить больше решительно нечего. Ребенок довольно урчит у него на руках, любопытно озираясь по сторонам, и словно не чувствует опасности от человека, на чьих руках она находится.

— Где можно найти госпожу Дори? — ещё раз спросит он, прикрыв глаза и словно готовясь к тому, что адекватного ответа он не получит, чуть перехватывает ребёнка, готовясь искать кого-то другого, но…

Аль-Хайтам протягивает человеку лист, коротко объясняя как проникнуть к этому человеку, шутливо предупреждая о море. Чужой смех отдаёт чем-то надломленным и безумным, а потом ему отвечают что деньги не проблема, и оставляют его в одиночестве вновь.

Последний раз зацепившись взглядом за звёздочку, он понимает, что попал. Замечает тонкие тёмно-синие венки на скрытой части лица и что-то внутри ликует, довольным зверёнышем вьётся под рёбрами, заставляя того поискать тех, кто сможет ему рассказать об этом незнакомце, что явно не вчера под проклятие бездны попал и, судя по его состоянию,