7. Желтовский Владимир Иванович (1905—1943). Перед войной жил в Оргееве (Молдавия). Техник-интендант. Оказался в плену с последней группой защитников Центральных Аджимушкайских каменоломен в конце октября 1942 года. Умер от болезни и недоедания во Владимиро-Волынском лагере для военнопленных. В Одессе разыскана его дочь Лариса, а в Днепропетровске — сын Борис.
8. О Н. Ф. Горошко рассказано в очерке «Как они жили». См.: «Вокруг света» № 5 за 1988 год.
9. Панов А. П. (1902—1942). Окончил Полтавское пехотное училище, служил в армии с 1919 по 1928 год. Позже был на партийной и советской работе в Полтаве. В 1939 году снова призван в армию. В 1941 году защищал Одессу, был ранен. Затем воевал на Керченском полуострове командиром батальона 83-й бригады морской пехоты. В феврале 1942 года был ранен в ногу, лечился в госпитале и снова прибыл в Керчь. Попал в плен 28 сентября. По свидетельству Е. Ф. Валько, был расстрелян фашистами в Аджимушкае.
10. Скрыль И. С. в 1939 году закончил Одесское пехотное училище, а через год курсы «Выстрел». Участвовал в финской войне. Воевал на Керченском полуострове зимой 1942 года в дивизии полковника П. М. Ягунова, первого командира подземного гарнизона. В середине мая держал оборону в районе поселка Войкова, в полутора километрах от Аджимушкая. Присоединился к оборонявшимся в каменоломнях вместе с подполковником Г. М. Бурминым, возглавившим после гибели Ягунова оборону Центральных Аджимушкайских каменоломен. После войны И. С. Скрыль проживал в селе Виноградове Херсонской области.
11. Никифоров М. Н. 1913 года рождения. Уроженец деревни Вяльгино Тихвинского района Ленинградской области. Служил старшим уполномоченным особого отдела 276-й стрелковой дивизии. Числится пропавшим без вести на Крымском фронте. Предположительно, расстрелян фашистами в плену в ноябре — декабре 1942 года. Известно, что его жена, Никифорова Елена Владимировна, до войны проживала в Ленинграде.
12. В 1976 году учащийся керченского профтехучилища М. Смирнов нашел в каменоломнях жетон на имя Соболева П. И. Установлено, Соболев родился в 1908 году в городе Любиме Ярославской области. Был секретарем Ивановского обкома ВЛКСМ. До того, как попасть в Аджимушкайские каменоломни, служил военным комиссаром батальона 821-го стрелкового полка 398-й стрелковой дивизии. Прежде считался пропавшим без вести на Крымском фронте.
13. О Роговом И. М. было известно из сохранившихся документов подземного госпиталя. В книжке назначений врача имелась запись: «Лежал в госпитале с осколочным ранением в правое плечо с 4 по 18 июля 1942 г. Выписан».
В. Абрамов
Виктор Соколов
III
Над низкой чертой прибрежной тундры и прозрачной ломаной линией дальних гор выросла черная туча. Ветер рвал от нее куски и тащил тоже на восток. Черные полосы-следы от этой тучи, пахнущие непонятно и оттого тревожно, можно зимой увидеть далеко во льдах. На берегу, под тучей, лежали цепочки продолговатых, похожих на выброшенные штормом многолетние льдины, предметов. Они, как и льдины в солнечный день,, были окрашены в синий, розовый, зеленый цвета. Это — ным-ным, человеческое поселение.
Умка иногда приходил к человеческому жилью. Случалось это в годы, когда у берегов скапливался толстый лед и пропадала нерпа. А вблизи человеческих жилищ всегда можно насытиться хоть и необычной, невкусной пищей, но все же дающей возможность протянуть до лучших времен. Люди, особенно человеческие дети, прибегали смотреть на Умку, но были добры и не прогоняли его. Гораздо лучше у человеческих одиночек на берегу Анкы — моря. У их жилищ почти всегда есть нежная, ни с чем не сравнимая Мэмыль. В крайнем случае Лыгиннээн — голец.
Поселок проплыл мимо и растаял на западе. Косо сыпали снежные заряды. Окончив свой танец победы, Умка насытился и уснул рядом с добычей. Разбудил его тревожный рев моржих, вопли чаек и резкий запах. Льдина приближалась к песчаной косе, окаймленной белой прибойной полосой и вытянутой далеко в море. Посреди косы возвышался темный бугор. Умка встал и покрутил головой, принюхиваясь. Запах шел от бугра. Хватая кислый запах и разглядывая бурый бугор, Умка определил — Рьэв. На мелководье, с замытыми в песок головой и брюхом, лежал кит. Заслышав рев моржей, по спине его суетливо забегали песцы.
Несколько раз в долгой жизни Умке встречались выброшенные морем на побережье старые или умершие от ран киты. И всегда вокруг них собиралось тундровое зверье и птицы. Зимой хозяйничали белые медведи, песцы, росомахи. Весной наведывались волки. Все звери в округе были тогда сыты и ленивы, приносили большое потомство. А песцы жили прямо в туше, прогрызая многочисленные норы. В Годы Кита звери, питавшиеся им, переставали бояться человека: были до того смазаны жиром, что их мех терял всякую ценность, и профессиональные охотники только бессильно ругались на судьбу.
Миновав косу с тушей кита, вереница льдин по широкой дуге, подчиняясь течению, образованному косой, направилась на северо-восток. Берег исчез вдали, постепенно течение слабело, и ветер снова понес льдины на восток, в широкие ворота пролива Лонга.
Умка отъедался и отдыхал. Под стеной тороса он вырыл небольшое углубление и, лежа там, сквозь сытую полудрему наблюдал, как мимо проплывали далекие берега земли, как горы становились все ниже и наконец исчезли совсем. Только темная полоска суши приближалась и удалялась, постепенно обозначая нутэскын, Землю и заливы, которыми оканчивался Анкы — океан.
Но вот прилетел ветер и повернул льды на юг. Снова почти вплотную приблизился берег, загроможденный высокими крутыми горами. Пролив, разделяющий материки, вереница льдов миновала всего за одну ночь. Могучее течение подхватило льды и понесло на юго-запад.
Вода теплела с каждым днем и усиленно точила «судно», где находился Умка. Обломок уменьшался на глазах. Качка стала ощутимее, волны перехлестывали край, и Умка оттащил добычу подальше.
Как-то утром моржихи потолкали в воду детенышей, прыгнули следом и поплыли к полоске земли на горизонте. Это было зимнее пастбище Энмыльын, уже на южном побережье Чукотки.
В один из дней ветер усилился и волны стали высокими, как фонтаны, выбрасываемые китами. Торос долго скрипел и стонал, а потом двинулся на край льдины. Умка едва успел отскочить. Торос толкнул остатки старого Кэглючина в воду, а затем рухнул и сам. Льдина, освобожденная от огромной тяжести, чуть подвсплыла, валы теперь перехлестывали ее реже, зато негде стало прятаться.
Поверхность льдины превратилась в скользкую площадку. Умка отбежал на середину, где качка ощущалась меньше, растопырил лапы, стараясь удержаться на месте, и глянул кругом. Совсем недалеко воду взрезал высокий темный треугольник. За ним второй, третий... Касатки! Существа, наводящие ужас на всех живущих во льдах и океане!
Плавники замелькали вокруг льдины и полетели к месту, где упал Кэглючин. Одна хищница, разворачиваясь, скользнула рядом. На Умку глянул пронзительный рыжий глаз, мелькнул темный, с белой рябью, бок. Умка ощетинился, но касатка рванулась к пирующей стае. Волны в том месте забурлили, над водой повисли протяжные высокие вопли. Умка смотрел, как быстро исчезали остатки его добычи в глотках огромных морских существ. И не заметил, как за спиной, в той стороне, куда плыла льдина, в просветах между волн обозначился низкий берег.
Касатки расправились с Кэглючином и повернули к льдине. Окружив ее, они запрыгали, почти целиком выскакивая из воды. Стоя какие-то мгновения на хвосте, они были выше Умки почти в три раза. Рассмотрев новую добычу, одна из хищниц нырнула подо льдину и толкнула ее спиной. Следом толкнула вторая. Льдина, потеряв волновой ритм, заходила ходуном. Умка старался удержаться посредине и не съехать в воду. Его когти и клыки, его невероятная сила — ничто против зубов стаи этих безжалостных убийц. Там, дома, в полярных льдах, он не раз наблюдал, как касатки вот такими толчками сбрасывали в воду нерп и лахтаков, а если лед был тонок, просто с разгона проламывали его рядом с ничего не подозревающим животным.
Беспорядочные вначале толчки постепенно обрели ритм и переместились в одно место. Край льдины стал задираться вверх. Умка, отчаянно вонзая когти в лед, пытался удержаться, а когда все же заскользил, льдина неожиданно выровнялась, попрыгала на волнах и мягко вошла во что-то вязкое. Умка огляделся. Его «корабль» стоял на мелководье, совсем недалеко лежала песчаная полоска, а дальше начиналась прибрежная тундра. Умка несколькими прыжками перемахнул песчаный пляж, выскочил на невысокий обрывчик и помчался по коричневым мягким кочкам тундры к невысоким пологим дюнам...
Однажды руководство совхоза разрешило нам провести новогодние праздники на центральной усадьбе. Когда в субботу утром мы приехали туда, то застали необычный переполох. По поселку живописными группами шастали здешние мужики. На каждом меховая одежда, у пояса нож в ножнах, за спиной оружие, да все нарезное.
