Не надо забывать, что описание делали люди, которые не видели Куско, Саксауанана, не знали о других поразительных городах древнего Перу — городах, которые существовали еще задолго до появления здесь инков. И, конечно, необразованные и малограмотные авантюристы не смогли бы придумать и сочинить то, что сейчас так точно подтверждается археологами.
...Те из португальцев, которые осмелились войти внутрь домов и заговорить там, выбежали обратно, напуганные многоголосым эхом, отозвавшимся от стен и сводчатых потолков. Внутренние стены обрушились, покрыв пол обломками, а многовековой помет летучих мышей образовал толстый ковер под ногами. Место было такое древнее, что остатки обстановки и ткани должны были давным-давно разрушиться.
Широкая улица привела на площадь, в центре которой возвышалась огромная колонна из черного камня, а на ней отлично сохранившаяся статуя человека — одна рука его покоилась на бедре, а другая, вытянутая вперед, указывала на север. Португальцев глубоко поразил величавый вид изображения. Они даже почтительно перекрестились.
Покрытые искусной резьбой, разрушенные обелиски из того же черного камня обрамляли площадь. Справа возвышалось строение столь прекрасных форм, отделки и так украшенное, что могло быть только дворцом.
Напротив дворца — руины другого огромного строения, очевидно храма. На оставшихся каменных стенах виднелась попорченная резьба, изображающая животных и птиц.
То тут, то там путникам встречались зияющие трещины — пропасти, они были так глубоки, что с их дна не доносилось звука брошенных камней. Сомнений не оставалось в том, каким образом превратился в обломки этот город. Португальцы знали, что такое землетрясение и какие оно может принести разрушения. Страшное бедствие когда-то обрушилось на людей.
Прежде берега реки окаймляла прекрасная набережная, но сейчас ее разрушенная каменная кладка большей частью свалилась в воду. За рекой виднелись некогда обрабатываемые поля, покрытые сейчас высокой травой и яркими цветами. В низинах буйно и пышно разросся одичавший рис. На озерах тьма уток.
Рапозо и его спутники перешли вброд речку, пересекли болота и направились к зданию, одиноко стоявшему примерно в миле от реки. Когда они шли, непуганые утки не пожелали даже сдвинуться с места, чтобы уступить им дорогу.
Дом стоял на возвышении, и путники поднимались к нему по широким разноцветным ступеням каменной лестницы. Импозантный вход вел в просторное помещение, на стенах которого сохранилась тонкая резьба и украшения. Из большого зала открывался доступ в пятнадцать комнат; в каждой из них находилась скульптура — змеиная голова, изо рта которой все еще струилась вода, падая в открытую пасть другой змеиной головы, расположенной ниже. Здание могло быть училищем или храмом.
Вечером позади городских ворот Рапозо и его спутники разбили лагерь.
Пришельцы собирали в болотах рис и охотились на уток.
Анаконды, такие крупные, что могли убить человека, были здесь обычным явлением; повсюду кишмя кишели ядовитые змеи, привлекаемые обильным кормом, проглатывающие не только птиц, но и прыгающих крыс «джербоас». Равнина была наводнена дикими собаками, крупными как волки. И тем не менее долго никто не хотел покидать окрестности города.
Франциско Рапозо не имел представления, где они находились. В конце концов он решил продолжить путь и идти через лес, вниз по реке в надежде, что индейцы запомнят отметки на местности и по ним можно будет вернуться с новой, хорошо оснащенной экспедицией и откопать сокровища, погребенные под развалинами.
Жажда обогащения усилилась еще больше, когда Жоан Антонио, единственный человек из отряда, имя которого упоминается в документе, нашел среди камней небольшую золотую монету. На одной ее стороне был изображен юноша, стоящий на коленях, а на другой — лук, корона и какой-то музыкальный инструмент. Место должно быть полным-полно золота: когда жители бежали, то, конечно, успели взять лишь самое необходимое.
В документе упоминается о находке сокровищ, но никаких подробностей не сообщается. Вряд ли португальцы унесли с собой много золота и драгоценностей, ведь им предстоял долгий тяжелый путь.
Продвинувшись на пятьдесят миль вниз по реке, отряд вышел к водопаду. Сделали привал: дичи здесь было сколько угодно.
За водопадом река, выбившись на простор, становилась шире и разливалась на несколько болотистых лагун, как и большинство южноамериканских рек. Впереди безбрежная равнина. А неподалеку от водопада разбросаны холмы, замыкающие горную цепь. Индейцев отряда удивили странные отверстия в скалах. Присмотревшись, Рапозо не поверил глазам: на склоне холма он отчетливо различил следы горных разработок. Авантюристы кинулись к горе. Шахты оказались заброшенными. Однако вокруг лежало несколько кусков богатой серебром руды.
Тут и там встречались пещеры, высеченные в скалах. Входы в них были завалены громадными каменными глыбами с непонятными письменами — иероглифами. Возможно, пещеры — это гробницы правителей города и высокого духовенства. Тщетно пытались авантюристы отодвинуть глыбы с места.
Португальцы решили не сообщать о находке никому, кроме вице-короля. Они обязательно вернутся сюда как можно скорее, откроют рудники и завладеют всеми сокровищами города.
Будущие богачи стали особенно осторожными и отправили вниз по реке группу разведчиков. Девять дней разведчики с великим трудом перебирались по безлюдным лагунам и заводям, как вдруг им на глаза попалось каноэ, в котором сидели двое белых, одетых во что-то непонятное. Длинные черные волосы спускались им на плечи. Чтобы привлечь внимание, португальцы выстрелили в воздух, но каноэ стало уходить и скрылось из виду. Измученные трудным путешествием и изнуряющими обходами болот, боясь продвигаться дальше таким небольшим отрядом, разведчики вернулись к водопаду.
Рапозо совсем не хотелось встречаться с воинственно настроенными незнакомцами, и поэтому он повел отряд в восточном направлении. После нескольких месяцев тяжелого пути искатели достигли берега реки Сан-Франсиску, пересекли ее до Парагуасу и дошли до Баии. Отсюда они и послали вице-королю документ, найденный мной в Рио-де-Жанейро.
Вице-королем ничего не было предпринято. Может быть, потому, что государственным деятелям, слепо приверженным всемогущей церкви, трудно было поверить в существование древней цивилизации. Египет в те дни все еще оставался таинственной загадкой, с безумным религиозным рвением сжигались бесценные рукописи древнего Перу и Мексики.
Возвратился ли Рапозо в открытый им город — неизвестно. О дальнейшей судьбе Рапозо больше ничего не было слышно. Около столетия документ пылился в ящиках архивов Рио-де-Жанейро, пока, наконец, правительство обратило на него внимание. Несколько экспедиций пытались добраться до вновь затерянного города и рудников. Но безуспешно.
А ведь находка Рапозо не была единственной. В 1913 году британский консул в Рио был отведен индейцем в такой же город, затерянный в лесах.
Посреди городской площади на высоком пьедестале из черного камня они увидели обломки статуи, похожей на ту, которая потрясла Рапозо и его спутников. По несчастью, ураган буквально унес вьючных животных, консулу и его людям пришлось немедленно вернуться.
Жаль, что даже в странах, к которым романтическая история, рассказанная мной, больше всего относится, осведомленность о своем крае приблизительна. Между тем и местные бразильские и зарубежные высокоэрудированные ученые сходятся на мнении, что, лишь признав существование древней, забытой цивилизации, можно найти ключ к разгадке тайны разрушенных и затерянных городов, замечательной посуды, скульптур и надписей отдаленных веков.
Один весьма образованный бразилец писал: «Изучение континента убедило меня в том, что Бразилия представляет собой страну, где сейчас можно искать и находить следы древнейшей цивилизации коренных жителей Южной Америки. И мне отнюдь не кажется удивительным, что в малоисследованных лесах ее найдутся руины древних городов».
Я уверен, что поиски эти, несомненно, представляют интерес для всего мира, ибо что может быть увлекательнее, чем проникновение в тайны прошлого, бросающие свет на историю всемирной цивилизации.
Рисунки М. Митурича
Сокращенный перевод С.С. Серпинского
У меня сохранилось смутное, но приятное воспоминание о Лалу. Помню странного вида лодку, гудение раковины над тихой бухтой, оживленный шум, доносящийся с пристани и ближних ферм. Этот непередаваемый, полный таинственности звук чудится мне до сих пор. Он как бы поднимается над дымкой прошедших лет и обладает чудесной силой вызывать уже ставшее привычным щемящее чувство тоски по родине. Я родился на острове и поэтому, может быть, пристрастно отношусь к старым жителям архипелага, чьи представления в наше время не выдерживают натиска жалкой действительности, враждебной всякой фантазии, всякому порыву воображения.
