Соль - Ксюша Левина

звуки. Она сидит прикрыв глаза, раскачивается в такт музыке и попутно наносит на руки крем, касаясь кистей легкими движениями пальцев. Она невозможно поэтична и несомненно желанна до дрожи, даже представлять ее тело без этого легкого бежевого кимоно кажется слишком заманчивым. Настолько, что он представляет и усмехается. А она открывает глаза и усмехается в ответ, будто представляла то же самое. К своему ужасу он не помнит ее имени, что-то на С, потому никак к ней не обращается.

— Чего уставился? — спрашивает беззлобно, она.

— Ничего, — он качает головой и окончательно теряется. Поэтичная С встаёт и подходит совсем близко. От неё исходит еле уловимый приятный запах чего-то чистого и свежего, пожалуй, так бы пах хлопок.

— Ты выглядишь таким усталым, и снова шрамы, я люблю их чуть ли не больше, чем тебя, но я так устала… — она замолкает и качает головой, будто говорит: “Это не моё дело, и я не стану тебя пилить!”. — Я набрала тебе ванну, — она привстает на цыпочки и касается губами его шеи. Он вздрагивает. — Идем?

Поэтичная С тянет его за собой, не физически, а на уровне какого-то магнетизма. Он сам идёт следом, не в силах отказаться. В ванной комнате стоит пар, и она теряется в нем, скрывается из виду, будто они в туманном лесу. Хочется позвать её по имени, убедиться, что она не потерялась, но имени он не знает. Он делает шаг вперёд и угадывает лежащее на полу кимоно и ее красивое молодое тело, стоящее у ванны. Она раскидывает по пене соль, потом оборачивается на него и улыбается.

Поэтичная С сама снимает с него одежду, как-то привычно, легко. Он мысленно благодарит, потому что склонен рухнуть на кровать прямо как есть и уснуть даже без душа, но теперь это кажется невозможным, потому что за ним ухаживают (и явно не в первый раз) эти тонкие красивые руки. Она заглядывает ему в глаза, пока расстегивает пуговки на рубашке.

— Люблю тебя раздевать, — вздыхает, как будто ей жаль что она делает это не так уж и часто.

— Кажется, мне нравится, когда ты меня раздеваешь, — отвечает он севшим голосом. Поэтичная С краснеет и улыбается. Из обольстительницы она превращается в невинность. Снимает с него рубашку и прижимается губами к его груди, потом к шее и щеке. — Я же грязный, — шепчет он, предполагая, что после зала весь покрыт пылью, а может даже кровью, раз уж висок так саднит.

— Ничего. Мне нравится, — она морщится, хмурится и обнимает себя руками, точно чего-то хочет, но не может получить. — Я бы всю ночь тебя целовала. Но тебе нужно принять ванну и поесть. Я приготовила кое-что.

— Себя? — очень глупо шутит он и торопится посмеяться раньше, чем она сама это сделает.

— Если бы я могла давать тебе энергию и силы, вместо еды, я бы ни на шаг от тебя не отходила.

— Не отходи, — снова возвращается тягучее напряженное настроение. Ему хочется уточнить, кто она, но он боится. А ещё любая откровенность дразнит, как случайный секс с незнакомкой. Только тут-то совершенно домашняя поэтичная С, которая массирует плечи и покрывает спину поцелуями, от чего всё тело вибрирует и безумствует.

— Здорово, правда? — шепчет она.

— Что?

— Ты увидел меня лишь один раз… два, если считать с тем вечером на ринге, а я уже в твоей голове, — она садится в ванну у него за спиной, обнимает его талию обнаженными ногами и продолжает целовать спину. У неё очень тёплые и сухие губы, а руки мягкие и невесомые.

— Увидел…

— Ну да, не помнишь? — она смеётся и смех щекочет кожу.

— Это сон, да? — обреченно спрашивает он, вытягивая ноги и наваливаясь на неё, так что она смеется и отбивается. Теперь он окончательно устроился в её руках, и она гладит его грудь, бездумно водит пальцами, о чём-то задумавшись. — Значит, ты не настоящая?

— Настоящая, просто я сейчас в своей комнате, а не с тобой.

— А я?

— Ты лёг спать, когда вернулся. Прямо в рубашке и брюках лёг. Не ужинал.

— А что ты приготовила?

— Паэлью с мидиями.

— Мне нравится… поужинаем? Или по правилам сна, это невозможно?

— Поужинаем, — кивает она и целует его шею. Она опирается подбородком на его плечо и изучает собственные пальцы, которых теперь касается он. Их пальцы переплетаются как медузы под водой, она смеётся. — Если ты отсюда выйдешь. Тут приятнее, чем…

— Где бы то ни было. Почему ты мне снишься?

— Почему бы и нет?

— Как тебя зовут?

— Сам вспомни, — пальцы Поэтичной С зарываются в его волосы и тихонько тянут, массируя кожу головы, он снова откидывается на неё, блаженно закрыв глаза.

— Не помню. Я даже не обратил внимания…

— Обратил. Иначе меня бы тут не было…

— Приходи каждую ночь, — просит он, сам не понимая, что говорит.

— А это ты здорово придумал, — вдруг совершенно иным, холодным и даже жестоко-обиженным тоном, говорит она ему на ухо. — Развлекаться с девчонкой во сне, чтобы и пальцем не шевелить в жизни.

— Какого?.. — он садится, но когда оборачивается, за спиной уже никого нет.

А потом Кайд понял, что сидит не в тёплой ванне, а в холодной не расправленной постели и смотрит по сторонам, точно надеется, что кого-то увидит. Никакого туалетного столика и в помине нет. Аудиосистема молчит. Лежащий рядом телефон сообщает, что @jollyhollylee выставили новую фотографию в instagram. Ниже сообщение от Кло: “Не спится, если тебе тоже — набери.”. Ещё ниже уведомление о новом письме от Эллиота Райта, прямо сейчас он может согласиться и стать начальником той девчонки, что только что приснилась. И потерять покой. Это уже окончательно понятно.

Глава 9. Дочки-матери

После радости — неприятности по теории вероятности. Так говорила моя школьная учительница, а я протестовала, что у меня-то ничего такого точно не будет. Оказалось, что чем ты старше, тем вернее работает идиотское правило! Солнечных дней становится всё меньше, а после них непременно наступают дожди. После особенно весёлого вечера с друзьями, приходишь, а в гостиной ждут разгневанные родители. После пятёрки идёт, рано или поздно, двойка. После вечеринки — похмелье.

И у меня было похмелье.

Я так отчаянно упивалась в прошедшие два дня своим грандиозным счастьем, что неожиданно… загрустила? Всё мне стало казаться теперь пресным, меня мутило от непрерывного волнения “неразделённой любви”, мне было скучно смотреть сериалы, каждая песня казалась “про любовь” и я терзалась и терзалась, как героиня романа.

Романа…

Я хотела “романа”! И всё остальное мне опостылело. В голове была каша из