правду.
***
Я меняла внешность в грязном туалете на заправке, пока прыщавый парень заправлял мою машину и радовался чаевым, которые я ему дала за ключ от уборной для персонала. Я даже не посмотрела в зеркало после того, как обесцветила волосы и обрезала их ножницами. Мне было наплевать, как я выгляжу. Высушив под сушилкой для рук короткие, жесткие после осветлителя волосы, заправила их за уши, вышла из туалета, села в машину и, вдавив педаль газа, поехала в отель. Стефан был прав. Хуже гадюшника, чем это место, не придумаешь. Что, в принципе, тоже совершенно меня не волновало. Я взяла ключи от номера у портье и поднялась в скрипучем лифте на третий этаж. Бросила сумку в кресло, достала ноутбук, ввела сторонний ай пи и вошла в электронную почту, открытую на имя Валерии Северской. В течение нескольких лет почта была рабочей. Кто-то регулярно пользовался ею, социальными сетями и так далее, создавая видимость реально существующей личности. Если меня будут искать, никто не сможет засомневаться в подлинности всех моих аккаунтов. Я заперла дверь и достала пузырек с кислотой. Мне предстояло налить ее в емкость и опустить туда подушечки пальцев. Просто-напросто сжечь кожу, чтобы избежать идентификации по отпечаткам пальцев. Ищейка продумал даже это – в биографии Валерии Северской значилось, что у нее есть многочисленные ожоги на руках.
Стефан боялся, что я не вытерплю боль. Да что значит физическая пытка по сравнению с моральной? Радич понятия не имеет о настоящей боли, когда хочется просто умереть. И если физическая рано или поздно заканчивается, то моральная боль вечная. Моя личная боль.
Я окунула пальцы и не издала ни звука, только губы закусила до крови. Я упала на колени и доползла до узкой кровати. Легла поперек и закрыла глаза. Я справлюсь быстрее. Все успею и вернусь вовремя. Я должна. Просто обязана справиться. Я хотела вернуться к детям, и я решила найти Максима. Сейчас, лежа с закрытыми глазами, чувствуя ослепительные волны дикой боли в руках, я опять думала о нем. О том письме, которое прочла, обо всем, что узнала. Проклятый эффект дежавю. Однажды такое уже было… точнее, могло быть и не произошло. Когда мой мозг взорвался от взгляда на оборотную сторону медали. Сейчас происходило то же самое. Только если я и понимала, то простить уже не могла. Ни Софию Волкову, ни грязную игру с моей свободой и материнскими чувствами. Нет. Я не могла простить ему, что он не доверился мне. Я хотела увидеть его и трясти за шиворот, кричать в лицо, по которому до безумия соскучилась: «Почему ты не доверился мне? Почему не дал мне шанс? Мы могли все обдумать вместе!»… Но с другой стороны – это сейчас я в курсе всего, сейчас мой мозг сканирует информацию, и я нахожу выход из любой ситуации, а тогда…что я могла сделать тогда? Только помешать.
Одна боль глушила другую. Сплеталась с ней в дьявольском танце. Я кусала губы и ждала. Нет, не стихания мучительного жжения в пальцах рук, а именно окончания приступа дикой тоски по нему. Невозможно справляться одновременно и с той болью, и с другой, и я отпустила их. Позволила затопить себя, захлестнуть с головой, вывернуть мне душу наизнанку. А потом, когда физические страдания притупились, я все еще металась по кровати и кусала подушку, чтобы не завыть от раздирающей меня пустоты.
Зарецкий вышел на связь сразу же. Именно лично. Посыпались вопросы, угрозы, откровенный шантаж, а потом и предложение встретиться. Мне удалось его заинтересовать – я предлагала другой канал по сбыту живого товара. Он позвал меня к себе. Сверилась с часами и вышла из номера. Счет пошел на минуты. У Радича все расписано по секундам.
Через час пути на старой машине я оказалась в пригороде столицы, проехала КПП без проблем и свернула на закрытую территорию.
В особняк Зарецкого меня впустили сразу. Видимо, тот предупредил о гостях. Конечно же, сейчас он меня узнает, но на то и был расчет. Так даже лучше. Ублюдок не просто узнал, а от удивления сжал бокал, который поднес к губам, с такой силой, что тот треснул.
– Дарина…как там тебя сейчас по фамилии… собственной персоной. А я-то думаю, кто же мог взломать мою охранную систему и написать мне мейл? Наглость, оказывается, передается не только по наследству, а?
– Воронова! – поправила я его. – Дарина Воронова. Мой муж, если вы помните, развелся со мной и женился на сестре вашего друга.
Зарецкий склонил голову к плечу, рассматривая меня с нескрываемым интересом и любопытством.
– Помню. Я так же помню, ради чего он все это сделал. Так что можешь не рассказывать мне байки, моя красавица, а давай сразу ближе к делу. Тебе что-то нужно, верно?
Я нагло села напротив ублюдка в погонах и закинула ногу на ногу, нарочито медленно, так, чтобы привлечь внимание старого похотливого кобеля.
– Давайте кое-что проясним. Я разведена, мне совершенно наплевать, ради чего Воронов изображал из себя героя, я не видела этого сукиного сына более полугода, и я сама веду все дела. Поставки проходят через моих посредников.
Теперь генерал склонил голову к другому плечу, и я услышала хруст суставов. Он отпил напиток из горлышка графина и откинулся на спинку кресла.
– Так что нужно тебе, а?
– Я назову вам имена посредников, готовых с вами работать, а взамен буду получать героин по лучшей цене, и тоже через моих людей. Что скажете, м?
Я знала, что сейчас он внутренне насмехается надо мной, считая меня тупой идиоткой, которая сама пришла к нему в лапы. Что ему стоит вытрясти из меня имена нужных ему людей, а меня отправить на тот свет? В моих интересах, чтобы он захотел сделать именно это… и не только…
– А к чему этот спектакль с волосами, аккаунтами?
Я засмеялась:
– Неужели ты думаешь, меня красит общение и сотрудничество с тобой, Ларри?
Подпольная кличка Зарецкого совсем в других кругах. Кличка, которую знают только свои. Те, с кем он проворачивает свои грязные делишки.
Я подалась вперед:
– Никто не должен знать, что я путаюсь с нашим злейшим врагом…
Я намеренно употребила это слово, дабы вызвать у него ассоциации, и мне это удалось.
Он вдруг сцапал меня за шиворот и рванул к себе:
– Ты еще не путаешься со мной, сучка… но скоро это случится и будет входить в условие
