что его высокопреосвященство безотлагательно уладит все вопросы с паном воеводой, а сейчас прошу вас, вельможный пане, содействовать нашему немедленному отъезду. В деле защиты церкви любое промедление недопустимо.
Навроцкий заколебался. С одной стороны, у церкви в Польше было не столь уж много власти, и соответственно, возможности кардинала Скорцезе были не так уж велики. Но с другой — а стоят ли эти деньги такого врага? К тому же было довольно сомнительно, что с вольников вообще удастся получить хоть какие-то деньги — было как-то совсем непохоже, что они согласятся платить. Сражаться же с ними обойдётся себе дороже, а если их просто держать здесь, то они могут и начать понемногу грабить город. Пан маршалок снова окинул взглядом состав, казавшийся бесконечным, и сомнения его усилились ещё больше.
— А также прошу вас, вельможный пане маршалок, — строго добавил Лазович, — всячески способствовать скорейшему отправлению остальных наших эшелонов. Дело церкви! — многозначительно сказал он, подняв вверх палец и как бы указывая им на небеса.
— Каких ещё остальных эшелонов? — в полном замешательстве спросил Навроцкий.
— Мы ведь всего лишь передовое охранение, — объяснил Станислав. — Наша задача — обеспечить прикрытие и выгрузку основных сил отряда.
Тот тупо смотрел на Лазовича, силясь понять, о чём он говорит.
— За нами идут ещё семь эшелонов, — растолковал Лазович. — Тяжёлая техника и ударные части.
— Помощь святой нашей матери церкви — долг всех добрых христиан, — моментально сориентировался Навроцкий. — Думаю, в отношении страхового взноса мы сможем сделать исключение для вашего отряда, пане Станислав. Его ясновельможность пан воевода не может не одобрить вашу богоугодную цель, к тому же ясно, что защитники церкви уж точно не станут заниматься какими-то безобразиями. Езжайте спокойно, я распоряжусь отправить вас как можно быстрее.
Князь вызвал меня к себе неожиданно — впрочем, оформлено это было как вежливая просьба по возможности посетить его в четыре часа пополудни. Разумеется, посчитать это именно просьбой мог бы только беспредельно наивный человек — это был именно вызов, не подразумевающий отказа. Просто такой формой князь давал мне понять, что настроен дружелюбно, никакой выволочки не предполагается, а он просто хочет о чём-то меня попросить.
— Здравствуйте, господин Далимир, — с улыбкой поздоровался я с секретарём князя.
— Здравствуйте, господин Кеннер, — улыбнулся он в ответ. — Проходите в кабинет, князь вас ждёт.
Секретарь князя всегда старался держаться незаметно, однако люди знающие считали, что определённое влияние на князя у него есть. Собственно, у любого секретаря есть влияние на шефа, но у некоторых оно ограничивается лишь возможностью подложить или придержать нужную бумагу, а вот мнением Далимира по тому или иному вопросу князь нередко интересовался — во всяком случае, многие в это верили. Я не верил, а знал точно — Драгана как-то мельком об этом проговорилась, а значит, так оно и было. Правда, я ещё и знал, что князь спрашивает мнения у многих — нередко даже у меня, — а вот решает всегда сам и на чужое мнение не оглядывается. Тем не менее к Далимиру князь действительно прислушивался, и как мне временами кажется, хорошее отношение ко мне князя не в последнюю очередь обязано хорошему отношению его секретаря.
Я с признательностью кивнул ему и привычно потянул на себя дверь так знакомого мне княжеского кабинета. Князь стоял у окна, заложив руки за спину, и задумчиво рассматривал что-то снаружи.
— Княже, — поклонился я.
— А, Кеннер, — оглянулся князь. — Подойди-ка сюда и скажи, что ты видишь.
Я подошёл к окну, из которого открывался вид на маленький внутренний садик. Поначалу я хотел сказать, что вижу садик, но тут же себя одёрнул. Князь вряд ли стал бы задавать дурацкий вопрос, и определённо не ждал от меня дурацкого ответа. Я посмотрел повнимательнее и заметил двух молодых парней, лежащих в тени дерева и о чём-то лениво беседующих. Одежда выдавала в них дворцовых работников, а рядом с ними валялись какие-то то ли вилы, то ли грабли — словом, сельскохозяйственные орудия.
— Вижу, что садовник куда-то надолго ушёл, а его помощники что-то обсуждают в тенёчке, — ответил я, по-прежнему не понимая, что он хочет от меня услышать. — Я мог бы предположить, что они обсуждают план работ, но я не настолько верю в людей. Что приводит меня к предположению, что твой садовник не умеет обеспечить достаточную мотивацию своим сотрудникам.
— А твои сотрудники достаточно мотивированы? — он остро посмотрел на меня.
— У нас те же самые люди трудятся, что и везде, — пожал плечами я. — Так что по-всякому бывает. Но в целом наши люди, пожалуй, вполне мотивированы. Во всяком случае, мотивировать кого-то палкой приходится достаточно редко.
— Отсюда можно сделать вывод, что если человек что-то делает, то у него обязательно есть мотив поступать именно так, а не иначе. А если не делает, значит, и мотива нет, так?
— Разве это не очевидно, княже? — слегка озадаченно спросил я.
— Не всегда, Кеннер, не всегда, — задумчиво сказал он, отходя от окна. — Вот бывает так, что делает человек что-то, а мотива никакого не просматривается. Или наоборот — мотив вроде есть, а не делает.
— Значит, мы просто не видим мотива, — убеждённо сказал я. — Но он обязательно есть. А если мотив есть, а не делает, значит, это на самом деле не мотив.
— Вот и я так же думаю, — вздохнул он, оставив меня в полном недоумении. — Ладно, садись. Расскажи, как у тебя дела.
— Нормально дела у меня, княже, — осторожно ответил я, усаживаясь в уже привычное мне кресло. — Пока что проблем не видно.
— Пока? — усмехнулся он. — Как там твои вольники? Без происшествий?
— Едут по Германии, княже, скоро должны быть на месте. Происшествий не было. Поляки, правда, попытались денег с них снять за проезд, но Лазович убедил их так пропустить.
— Убедил, говоришь? — хохотнул князь. — Скорее поверю, что он им пушку под нос сунул, которая побольше.
— Не знаю, подробного донесения ещё не было. Но скорее всего, угроза в какой-то форме была, вряд ли он смог бы их убедить одним добрым словом.
— А вообще ты об этом деле думал? — он пристально посмотрел на меня.
— Думал, княже, — я резко помрачнел. — Мутят что-то попы, а вот что — никак понять не могу.
— Подробнее расскажи, — приказал он.
— Я не понимаю, почему Оттон Баварский не напал на Трир, хотя у него была полная возможность сделать это, пока город был незащищён. Столько разговоров, что вот-вот, и совершенно никаких действий.
— Возможно, что у него просто недостаточная мотивация, — усмехнулся князь, с намёком кивнув на окно.
— А возможно, что он ждёт именно мою дружину.
— И такое возможно, — согласился князь.
— Но если так, то всё равно непонятно, что он хочет — действительно устроить большую битву, или же просто что-то изобразить? Победу? Поражение?
— Вот и я никак не пойму, Кеннер, — задумчиво покивал князь, — Что там происходит и зачем они всё это затеяли? Идёт какое-то бурление на глубине, а во что это выльется — непонятно. Может, что-то прояснится, когда мы поймём, зачем они твою дружину вытащили. Ведь не просто так вот это всё?
— Да ясно, что не просто так, княже, — с досадой сказал я. — Но что за кашу они там варят — полная загадка.
— Мало информации у тебя, — согласился князь. — И у меня её тоже мало, вот что неприятно. Есть у меня там кое-какие люди, конечно, но никого, кто сидел бы достаточно высоко и имел хоть какой-то доступ к решениям. Так что тебе, пожалуй, вскоре придётся опять туда съездить, осмотреться, поговорить. У тебя это неплохо получается.
Я только печально вздохнул.
— Ладно, посмотрим. Может и не понадобится, — сжалился надо мной князь. — Прямо сейчас есть дела поважнее. Ты на свадьбу Милославы Езгера пригласил?
— Посла каганата? — я с трудом вспомнил мельком встреченного на одном из приёмов спутника Алины.
— Его, — кивнул князь. — Отправь ему приглашение.
Я с удивлением на него посмотрел — вообще-то, это моя мать выходит замуж, а не его. Тот правильно понял мой взгляд и поморщился:
— Это моя просьба, Кеннер. Государственная необходимость, понимаешь? Надо кое с какими людьми незаметно переговорить в неформальной обстановке, а кроме свадьбы Милославы никаких подходящих поводов встретиться не будет.
— Приглашу, — согласился я. В общем-то, человеком больше, человеком меньше — разницы никакой. Да собственно, даже сотня человек мало что изменит. Свадьба матери как-то незаметно оказалась чуть ли не государственным мероприятием, и число приглашённых уже
