не попытаешься убить, — потребовал Креол.
— Да будет продернута сквозь мой язык колючая веревка, если будет не так, как ты сказал, — произнес Тай-Кер. — Однако и ты поклянись, что не попытаешься обмануть меня и не будешь искать моей смерти.
— Клянусь Пятьюдесятью Именами, что не причиню тебе вреда, пока ты не причиняешь вреда мне, — вскинул руку Креол. — Да будут все ануннаки мне свидетелями.
И весь следующий месяц, а потом и еще несколько дней Креол провел в беззаботном веселье. В Тай-Кере он нашел доброго друга и прекрасного собеседника, хотя им и приходилось объясняться через переводчика. Рассчитывай Креол остаться в Праквантеше на более долгий срок, он бы подыскал еще какого-нибудь демона, способного сыграть роль вавилонской рыбки, но он собирался покинуть эту страну сразу после зимнего солнцестояния, поэтому не потрудился учить ее речь, положившись на преданного Хитагайцу.
Здесь, за океаном, вдали от родного Шумера, Креол оставил заботы и тревоги, забыл о тяжелых думах. Он пристрастился к тому порошку, что курят праквантеки, целыми кувшинами пил шоколад и слушал песни Хитагайцы.
Тот почти не отходил от своего господина. Развлекал его и Тай-Кера игрой на свирели, допивал за ними шоколад и иногда другие напитки, переводил каждое слово и запоминал каждое слово. Он сложил долгую песню-хронику о встрече и дружбе двух великих чародеев, и Креол выслушал ее с удовольствием, а Тай-Кер вовсе зацокал языком и сказал, что в праздник Хитагайце будет большая награда.
Мага и певца уже свободно впускали в великий зиккурат, и обычно они являлись вместе, но иногда Креол был не в настроении и посылал Хитагайцу, чтобы развлек Тай-Кера игрой на свирели. Тот явно хотел подольститься к владыке праквантеков, чтобы остаться при нем слугой, но Креол не собирался тащить яреда с собой в Шумер, так что не возражал.
И так продолжалось до дня зимнего солнцестояния. До дня Чибеиц. Накануне Тай-Кер нарочным пригласил Креола к себе в храм и еще раз обговорил, как все будет. Напомнил, что после того, как будет свершен ритуал и принесены человеческие жертвы, ему вначале придется ответить на вопросы локланта, городского главы, и четверых самых знатных людей — воюющего лугаля, мирного лугаля, хранителя крови (старшего целителя) и хранителя мрака (верховного судьи).
После этого вопросы будут задавать менее знатные, люди торгующие и чужестранцы, но время ограничено, поэтому надо оказаться среди первых. Тай-Кер вручил Креолу золотую пластину, которая означала, что у него первоочередное право задать вопрос, но таких пластин за год были вручены и куплены десятки, и все не успеют, так что Креолу нельзя оказаться в числе последних.
— Не окажусь, — заверил маг.
— Своего музыканта можешь с собой не брать, — добавил Тай-Кер. — Там будет много людей с обезьяньими голосами, так что при мне будет человек-попугай. Он знает четыре языка хорошо, и еще пятнадцать — плохо. Шумерский ему неведом, зато яредский — как родной.
На следующий день площадь перед великим храмом бурлила народом. Креол стоял в первых рядах и подле него был Хитагайца, ибо Креол нуждался в том, кто будет переводить все те страшные вещи, что сотворит магистр Гильдии с теми, кто перед ним не расступится. Маг пристально следил за Тай-Кером, который стоял в центре, покрытый шкурой ягуара и накидкой из птичьих перьев, в ритуальной маске и с ножом в руках. По ним текла кровь — верховный жрец по локоть обмакнул их в жертвенную чашу.
Хитагайца сегодня не пел, но музыки хватало и без него. Праквантеки играли на флейтах и стучали в барабаны, прекрасные девушки и юноши извивались змеями и размахивали огромными опахалами, повсюду были цветы и яркие плоды, пахло свежеиспеченным маисовым хлебом, и будто сами боги веселились в этот день вместе с людьми.
Музыка все усиливалась. Гудели деревянные трубы, звенели черепаховые литавры, громко стонали музыкальные луки. В центре площади вздымал руки Тай-Кер, а младшие жрецы тряслись, подражая ухающим филинам. Вот с большого подноса сдернули покрывало, и под ним оказался свежий хлеб. Тай-Кер лично его разрезал, жрецы схватили по куску и засновали среди праквантеков, раздавая угощение.
Один остановился у Креола и Хитагайцы. Протянул ароматный кусок хлеба и что-то сказал. Хитагайца радостно улыбнулся и перевел:
— О господин, тебе оказана великая честь, тебя угощают священным хлебом!
— Спасибо, — взял подношение Креол. — М-м… вкусно. Переведи ему, что вкусно. И спроси, когда начнется ритуал.
Хитагайца уже переводил. Жрец слушал его внимательно, а когда музыкант закончил — странно дернул плечами, взял Креола за руку и повел к Тай-Керу.
Там уже собрались семеро юношей и девушек — и не все, кажется, рады были тут находиться. Одна девушка едва сдерживала рыдания. Тай-Кер же… Тай-Кер поднял маску и в изумлении уставился на Креола. Младший жрец что-то сказал верховному, и тот аж рот разинул в растерянности.
Креол раздраженно взмахнул рукой, подзывая Хитагайцу, но тот отстал и был уже не виден в людском море. Тай-Кер же тоже замахал руками, подзывая своего переводчика, горбатого старца с толстым зеленым кристаллом в глазнице.
— Что ты натворил, брат, зачем⁈ — через него спросил Тай-Кер.
Креол нахмурился. Он еще не понял, в чем дело, но его охватили дурные предчувствия. Тем временем младший жрец вновь повторил, а человек-попугай перевел для Креола, что на чужестранца из яредов пал жребий стать священной жертвой подземным богам, но…
— … Но его хозяин молвил, что не отдаст на смерть столь искусного игрока на свирели и лучше сам пойдет на жертвоприношение… — закончили жрец и переводчик.
— Что-о-о⁈ — взревел Креол.
Он круто развернулся и окинул толпу таким бешеным взглядом, что люди отпрянули. Увидь Креол сейчас Хитагайцу — испепелил бы на месте, убил бы просто щелчком пальцев.
Но его не было. Яред, уж верно, удирал сейчас как можно дальше и быстрее. И Креол бы легко его нашел, легко схватил… но дорогу преградили огромные автоматы Тай-Кера.
Сам же он мертвым голосом произнес:
— Ты съел священный хлеб, о Креол, сын Креола.
— Ну съел, — кивнул маг, медленно повертываясь к праквантеку.