других нужно.
Монах смотрит и в глазах его упрямство:
— Нельзя вам, преставитесь. От усталости и хвори преставитесь. Нет у вас сил, нет жизни больше в вас для зелья такого.
— Я тебе в отцы, может, сгожусь, а сил во мне вдвое против твоего, понял? — Волков говорил резко, едва ли не грубо. — Слушай меня… Мне сейчас нужно… И нельзя мне спать. Если враг за мной идёт, значит, после полудня тут будет. — Он потряс пальцем перед носом Брата Ипполита. — Враг не шуточный. Понимаешь? Мне готовым быть нужно. Чтобы все видели меня не спящим, а на коне, под знаменем моим. Давай мне зелье, иначе завтра к утру мне никаких зелий уже не понадобится, да и тебе, если не убежишь, тоже…
— Я вам дам зелье, — монах недовольно полез в сундук, а сам нехорошо смотрел на кавалера. — То, что Господь дал вам сил, как двоим полагалось, так это дар большой. А вы всё равно на себя ношу берёте, что и троим не осилить. От гордыни это или от глупости — не пойму. Но убьёте вы себя такой ношей.
Волков не стал с ним спорить, он просто выпил последнюю чашу, что дал ему монах.
— Обязательно поешьте жирного сала толчёного с хлебом. Молока топлёного с маслом и мёдом, иначе сил у вас от зелья не прибавится. — Он помолчал. — Под доспехом не видать, но лицо у вас худое, такое худое, как было, когда вы в монастыре без памяти лежали.
***
Даже чтобы есть, ему нужно было прилагать силы. Но раз монах сказал, он ел. Давился, но ел. Сидя в седле, ел. Максимилиан держал крынку с толчёным салом и чесноком подмышкой, доставал его оттуда, брал у Увальня ломти хлеба и густо клал, а не мазал на хлеб сало, и уже эти ломти подавал ему.
Простая солдатская еда всегда ему нравилась, но теперь он едва мог проглатывать её. Приходилось запивать, одновременно ещё говорить с подъезжающими офицерами.
— Рене, — он указал на склон холма, куском хлеба, — это место ваше.
— Хорошее место, — сказал ротмистр, оглядываясь.
— Прикажите рубить рогатки.
Рене опять огляделся:
— Рогатки? Но из чего их рубить, тут совсем нет деревьев?
— Рубите то, что есть, рубите кусты, какие потолще. Молодые деревья вон там есть. Чаще ставьте, глубже врывайте их, но пусть хоть что-то будет.
— Как прикажете, кавалер.
— Пруфф, тот холм ваш. — Он указал как раз подъехавшему капитану на северный холм.
Тот поглядел на холм весьма удивлённо, а потом так же удивлённо капитан поглядел на Волкова:
— Хотите, чтобы я заволок по глине картауну на эту гору?
— Да, и картауну, и обе кулеврины, и ядра, и порох, и картечь вы должны размесить на вершине холма. Это место будет очень удобно для ведения огня. Оттуда видно всё.
— Как вы себе это представляете? — Снова усы Пруффа стали топорщиться от этой его проклятой гримасы. — Как мне затащить туда полукартауну?
Вот только спорить с ним сил у Волкова не было. Он повернулся к Бертье:
— Гаэтан, возьмите своих людей у ротмистра Рене и покажите капитану Пруффу, как на холм втащить пушку. Верёвки и лошадей можете брать в обозе.
— Займусь немедля, кавалер. — Отвечал Бертье.
Пруфф запыхтел, но Волков не обращал на него внимания:
— Капитан фон Финк.
— Да, кавалер, — отвечал капитан.
— Я видел шанцевый инструмент у вас в обозе.
— Да, у меня есть и кирки и лопаты.
— Отлично, там, — Волков поднял руку, — триста шагов на север и одна миля на юг отсюда, есть пологие места у оврага. Враг не глуп и не преминет возможностью обойти нас. Сройте пологий северный склон оврага и вкопайте на подъёме рогаток.
— Хорошо, сейчас же и начну, — обещал фон Финк.
Как хорошо, как хорошо, что никто из офицеров не стал снова ему рассказывать о том, что люди их не спали и что они не завтракали, что они едва стоят на ногах.
Он и сам всё это знал.
— А моя диспозиция уже вам ясна, кавалер? — Вежливо спросил на ламбрийском Стефано Джентиле.
— Да, станете по левую руку от ротмистра Рене.
— То есть, не за ним? — Удивился командир арбалетчиков.
— Да, вот тут и встанете, — они как раз стояли на этом месте. — Я хочу, чтобы вы били им во фланг, в бока и ляжки, а не сверху, в шлемы и наплечники.
— Что ж, как прикажете, — без особой радости отвечал ламбриец.
Волков, как старый арбалетчик, прекрасно понимал его настроение.
На южной стороне оврага сплошные заросли кустов, а тут склоны холма почти лысы. Если подойдут вражеские арбалетчики, то они будут в кустах, а ламбрийцы на склоне холма будут как на ладони.
Ничего, нет никого лучшее лабрийцев в стрельбе из-за большого щита. Они уже лет четыреста в этой стрельбе практикуются. Зато они будут чуть выше противника.
— Роха.
— Я тут.
— Станешь по правую руку от Рене, первые ряды аркебузиров, мушкетёры за ними. Ты тоже поставь рогатки перед собой, склон пологий, до тебя могут дойти.
— Я так и думал, — сказал Скарафаджо. — Ещё возьму лопат у фон Финка, как он закончит, окапаю овраг перед собой.
Он развернулся, поехал к своим людям.
— Господа, — кавалер обернулся к фон Деницу, Гренеру и Брюнхвальду. — Вы мой резерв. Вы, кавалеры, езжайте на западную строну холма и спрячьтесь там. Но вы, господин Гренер, найдите место, где вы сможете перейти овраг незаметно. Вдруг мне понадобится ударить врага на той стороне оврага.
— Не волнуйтесь, кавалер, вам нужно быть спокойнее, вы так серьёзно отнеситесь ко всему… Впрочем… Ваше серьёзное отношение к войне достойно восхищения. Не волнуйтесь, всё будет хорошо, — заверил Волкова беспечный барон.
— Я найду проход в овраге, — обещал Гренер. — И мы будем ждать ваших пожеланий, кавалер.
И они с фон Деницем уехали.
— Ну, а вы, Карл, будьте при мне.
— Да, кавалер.
Они смотрели вслед уезжающим господам:
— Как вам барон? — Наконец спросил кавалер.
— Для этих сеньоров война всегда была развлечением. — Сухо ответил Брюнхвальд.
— Верно, ротмистр, верно, — Волков тронул коня, — остаётесь за меня, Карл, я поеду, погляжу, начал ли фон Финк окапывать овраг, что в миле отсюда.
— Как пожелаете, кавалер.
Время шло к обеду, кашевары уже вовсю дымили кострами и по холмам, оврагам и кустам холодный ветер разносил дурманящий запах горячей еды. А вот ему было не до сладостных запахов. Волков уже начал волноваться, всерьёз волноваться. Вестей о противнике не было. Кавалер начал уже сомневаться. Может, он зря устроил такую суету?
