Обнаружив в кармане одну-единственную сигарету, закурила и подошла к окну, отодвинув шторку в сторонку. Огород давно зарос, высокий сорняк прикрыло огромными сугробами. Стояла мертвая тишина.
“Домой теперь я навряд ли вернусь. Околею от холода и голода, наверное. И я до сих пор не понимаю, что от меня на этот раз хотят!..”
Долго оставаться в заброшенном доме не вариант. Дело не в том, что внезапно могли наведаться хозяева. В зоне отчуждения без средств к существованию — имеется в виду еда, вода и хоть какие-то вещи — долго не протянешь. До этого момента Марине долго удавалось избежать подобной участи, теперь же ставка стала неподъемной. Хоть мысли о перспективах подобного будущего нифига не радовали, Марина старалась держать себя в руках, смотря на отблески огня и падавший за окном снег.
Глава XI
— Вставайте! Бегом, бегом, пока мы снова не оказались в кутузке! — уже довольно поседевший мужичок в толстом овечьем тулупе махнул рукой.
Из-под листвы показались две девичьи головы. За ними еще парочка. Посмотрев по сторонам, “партизаны” отбросили на землю лохматые толстые ветви деревьев, за которыми прятались от пристального взгляда милиции, и бросились наутек. В руке у одного из них горел факел — жаром дышащий огонек освещал оставленную кем-то заранее тропу и часть густого леса.
— Бегом, бегом!.
Они забежали в первый попавшийся домик, захлопнули и затем закрыли дверь на засов. Две молоденькие девушки, на вид которым было не меньше восемнадцати, обмотанные в непонятной формы тряпки, перевели дыхание и, сняв луки, уселись у заранее разогретой каменной печи.
— Я проголодалась. Бабуся, у нас есть что перекусить?
— Сейчас, доченька, — пожилая старушка встала с табуретки и направилась в сторону небольшой кухоньки.
— Эх, эх, как мы докатились-то, до жизни-то такой, — громко вздыхая, произнес мужичок в тулупе, снимая с себя шапку-ушанку. — Жили себе нормально, растили детей, потом — внуков, сажали картошку, ездили в город… Помните, каким был город до всей этой… до всего этого… дурдома? — он усмехнулся. — Авария или как ее там… Ведь жили-то как в сказке!..
— Дед, не начинай, а! — воскликнула девчушка. — Уже ничего не вернешь, жизнь прежнюю не вернешь и не построишь, чего теперь плакаться-то?
— О как вы, молодежь, заговорили-то! А это наша земля, наша родина, мы здесь жили и будем жить, и насрать я хотел на ихнюю радиацию!..
— На их, папа, — откликнулась вторая девушка, продолжая любоваться огнем в печи.
— Чего?..
— Неважно. — Девочка махнула рукой.
В окно неожиданно постучали.
Девушки, как взвинченные, подскочили со своих мест.
Старик приложил палец к губам, приказывая молчать.
— Кого нечистая принесла? Уходите прочь, это наша земля!
— Я все понимаю, — раздался тихий женский голос, — и я не претендую на вашу землю, но мне бы переночевать у вас… денек-другой… мне очень… х-холодно…
Девушки удивленно переглянулись со стариком.
— Это не менты…
— Открывай, дед! Человеку нужна помощь!
— А если все-таки мент?
— Баба-мент? Дед, не валяй дурака, открывай!
— Ну ладно… — мужичок скуксился и отпер тяжелый засов на двери.
На пороге возникла сильно замерзшая женщина. Холодный ветер развевал длинные светлые волосы. Губы посинели. Незнакомка стояла в темно-серебристой рубашке, синих джинсах и летних открытых туфельках. Она жалобно смотрела на партизан и неоднократно растирала предплечья.
— О как… — старик на минуту опешил. — Ты чего это раздетая ходишь? На улице давно не лето.
— Я не здешняя, но я раньше была здесь. Пустите! Я вам после все объясню.
— Пусти ее, дед! — заступилась за дамочку девушка.
Незнакомка в знак благодарности улыбнулась синими от холода губами и прошла внутрь.
Мужичок запер за ней дверь и подставил ей табуретку.
— Видишь ли, дочка, мы сами… как бы это сказать… — к женщине подошла старушка.
— Мы вернулись туда, откуда нас выгнали, — насупившись, заявил старик. — И теперь ментяры гонятся за нами, как за шакалами. Мы куска хлеба чужого не взяли, мы пришли на родные места, откуда мы родом!.. Родственнички нас выгнали, не захотели хлебом насущным делиться. — Он переглянулся с девушками. — И мы вернулись домой. Вот это, — он указал на темноволосую девочку, одетую в несуразное, похожее на средневековое, платье с корсетом, в несколько раз обмотанное веревками и ремешками, — Юлька, а рядом с ней сидит Танька, — мужичок показал на молоденькую блондинку в простом стареньком сарафанчике, серой рубашке и домотканых штанах. На ее голове красовалась шаль из овечьей шерсти. — А ты? Тебя как величать?
— Мариной меня зовут. Я пришла сюда по своей воле, ну, если это, конечно, можно назвать волей. Это очень долгая история, и вы мне навряд ли поверите. А вообще я здесь уже была когда-то. Я одна из тех, кто ликвидировал последствия, я ликвидатор, Чернобыля-то. Если вы хотите на меня накричать или обвинить в чем-то, то перечить вашему желанию не стану, я вас прекрасно понимаю. Мы когда-то выгнали вас отсюда, заставили вас бежать, а теперь вы вынуждены прятаться от правоохранительных органов.
— Да, нас действительно заставили отсюда уйти, — Юля, та девушка в средневековом платье, сделала жест старику, останавливая поток его бурных и гневных речей, — да, нам сказали убраться отсюда, и мы ушли. Мы приехали в Киев к дальним родственникам. Сначала
