Вот грузовик свернул с шоссе и затрясся по грунтовой дороге между бурых холмов с обугленными зноем скелетами кустов. В лицо бил горячий ветер, с белесого неба нещадно палило солнце. Чтобы не обжечь руки, разморенные жарой охранники зажали автоматы между колен. «Пора»,— подумал Мбепа, когда грузовик покатился по склону к высохшему руслу. Он ухватился за край борта, рванулся вверх, и его тело, подброшенное руками товарищей, вылетело из кузова.
От удара о землю потемнело в глазах. Показалось, будто внутри что-то оборвалось и он не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой. Но Мбепа заставил себя встать на четвереньки и, срывая ногти, в кровь обдирая ладони и колени, стал карабкаться по каменистому склону в чащу колючих кустов. Сзади неслись крики, трещали автоматные очереди. Мбепа сжался в комок — пули свистели над головой. Преследовать беглеца охранники не решились, опасаясь, как бы не разбежались остальные.
К вечеру он добрался до одинокого крааля, где скрывался целую неделю. Затем верные люди показали дорогу к партизанам.
— В отряде все оказалось совсем не так, как я представлял. Неожиданности начались в первый же день. Помню, только вечером уснул, кто-то трясет за плечо: «Вставай! Вставай! Луна вот-вот взойдет!» Что случилось? Спросонья ничего не понимаю. «Надо идти дальше. Ночь — партизанский день...»
Через полчаса выступили. Задерживаться на одном месте нельзя. Иначе днем налетят вертолеты, а то и реактивные «миражи», и начнут на манер американцев «ковровую бомбежку». Конечно, с прицельной ее сравнить нельзя, но когда всю округу — и заросли, и поля, и деревни — засыпают сотнями осколочных бомб, потерь не миновать.
Переходы обычно делали небольшие, километров по пятнадцать-двадцать. Но идти нужно было аккуратно, след в след, чтобы не натаптывать заметных тропинок. А так пружинистая трава потом поднимется и все скроет. С рассветом останавливались на дневку и тщательно маскировались. Тут партизаны мастера. Например, высокую траву, не срывая, связывают посредине маленькими шалашиками. Верхушки с метелками стоят прямо. Пройдешь в пяти шагах и никого не обнаружишь.
Не подумайте, что мы постоянно находились в движении, потому что убегали от карателей,— продолжает Мбепа.— Это делалось для того, чтобы контролировать возможно большую территорию. Хотя юаровцы в несколько раз превосходили по численности наш отряд, фактически они все время были в окружении, предпочитая отсиживаться в укрепленных постах под защитой колючей проволоки. А партизаны минировали дороги, перехватывали небольшие конвои, обстреливали их базы.
В отряде я пробыл больше года. Однажды мы пришли на центральную базу, где можно было подлечить раненых, пополнить боеприпасы, просто немного отдохнуть. И вот как-то утром всех ребят — человек сорок — собрали у землянки политкомиссара. Расселись под деревьями, гадаем, зачем вызвали. Кто-то пустил слух, что из нас сформируют особый молодежный отряд. Обрадовались, но не очень-то верилось: кто же даст автоматы мальчишкам, если взрослым оружия не хватает.
Так и получилось. Комиссар сказал, что нас отправят через границу, в Анголу, в лагеря беженцев. Что тут поднялось! Все кричат, просят, протестуют. Комиссар подождал, пока мы угомонимся, и начал говорить о том, что сейчас мы должны не воевать, а учиться, что мы — будущее страны...
Вот и получилось, что Мбепа, считавший себя уже обстрелянным бойцом, вновь сел за парту. Конечно, в лагере для намибийских беженцев ребята не только учились, но и много работали в поле, мастерских. И все-таки за четыре года он сумел пройти полный курс средней школы. Его хотели даже оставить учителем. Кто знает, как дальше сложилась бы судьба юноши, если бы не трагедия Касинги.
— О том, что произошло там, у нас в лагере стало известно на второй день,— хмуря брови, вспоминает Мбепа.— Незадолго до этого я получил письмо от старшей сестры. Каратели начали сжигать деревни в нашей округе, расстреливать жителей за связь с партизанами. Поэтому многие, как и мои родные, бежали в Анголу и пока находились в Касинге. Я еще собирался навестить их. И вдруг это ужасное известие. Побежал к коменданту лагеря, и он, ни слова не говоря, разрешил поехать туда...
Ранним утром 4 мая 1978 года три тысячи намибийцев — мужчин, женщин, детей, находившихся в транзитном лагере беженцев неподалеку от ангольской деревни Касинги,— собрались на центральной площадке в тени эвкалиптов на ежедневную церемонию подъема сине-красно-зеленого знамени СВАПО. Впереди был обычный трудовой день. Одним предстояло идти на плантации, другие должны были заняться уборкой территории лагеря, детей ждали школьные классы.
Внезапно в чистой голубизне утреннего неба появились две четверки «миражей». Посыпались осколочные бомбы. Около ста человек было убито на месте. Люди в ужасе бросились к щелям, вырытым вокруг деревни еще два года назад. Их крики заглушил рев гигантских американских транспортных самолетов «геркулес». В воздухе стало тесно от парашютов (позднее ангольские солдаты собрали их около восьмисот). Десантировали не только южноафриканских коммандос, но и пушки, мины, ящики с боеприпасами. Десантники сразу же перекрыли все выходы из деревни. Чтобы воспрепятствовать подходу частей ангольской армии, они в нескольких местах заминировали ведущую к Касинге дорогу.
Небольшая группа партизан, охранявшая лагерь, вступила в ожесточенную схватку с десантом. Но силы были слишком неравны. Вскоре погиб последний защитник. И тогда началась безжалостная охота на людей. Юаровские парашютисты, не задумываясь, косили автоматными очередями всех, кто двигался,— мужчин, женщин, детей. Часть беженцев, заметив просвет в огненном кольце, устремилась к небольшой речке, надеясь укрыться в зарослях на другом берегу. Перебраться туда удалось немногим. Однако тех, кто спрятался в чаще кустов, тут же засыпали градом снарядов и бомб.
Тем временем в деревне солдаты устроили облаву на молодых женщин. Большинство было заколото штыками прямо на месте. Забившихся в щели расстреливали в упор. И среди всего этого ада группа южноафриканских кинооператоров хладнокровно снимала сцены убийств, которые впоследствии вошли в документальный фильм «для служебного пользования».
К полудню Касинга представляла собой громадный костер. Горели палатки беженцев, школа, лазарет, крестьянские дома. В небо вздымались густые клубы черного дыма, а из объятого огнем лагеря неслись крики и стоны погибавших людей.
И снова послышался нарастающий гул. Чуть не задевая верхушки деревьев, шли вертолеты «пума». Как только они сели, каратели заставили уцелевших намибийцев грузить в них носилки с ранеными солдатами, оружие и снаряжение. Едва вертолеты с последними коммандос оторвались от земли, опять появились «миражи» и на пожарище посыпались бомбы.
Мбепа надолго замолкает. Лицо его сразу как-то постарело, у рта залегли скорбные морщины.
— Когда мы приехали в Касингу, в воздухе еще стлался едкий дым от тлеющих пожарищ. Листья деревьев были покрыты хлопьями сажи. На опаленной земле наспех начерчены круги: саперы не успели снять все мины и пока просто обозначили их. От школы, где заживо сгорели дети, остались лишь три обугленных стены, словно ограда на кладбище.— Глаза у Мбепу предательски заблестели. — Ни матери, ни сестер среди оставшихся в живых я не нашел. Значит, лежали в братских могилах. В самой большой было 460 трупов: изуродованные пулями детские тела, заколотые штыками женщины. В другом рву— 122. А всего там погибло почти восемьсот человек. И это были не солдаты, а мирные беженцы.
После Касинги со мной началось что-то неладное. Смотрю на классную доску, а перед глазами окровавленные цветастые платьица и пестрые мальчишечьи рубашки. В общем, добился, чтобы меня отправили в партизанский отряд. С тех пор воюю,— просто закончил он.
Постепенно из его скупых рассказов я получил представление о том, как сражаются бойцы ПЛАН. Действовать им приходится в труднейших условиях. Пустыня и полупустыня, где все просматривается на многие километры. В ней не найдешь ни воды, ни еды. Все нужно нести с собой. Намибийским патриотам противостоит стотысячная армия ЮАР с реактивной авиацией, вертолетами, бронечастями, артиллерией. Каждый день войны обходится режиму Претории в четыре миллиона долларов.
И все же за двадцать лет расисты так и не смогли хотя бы нейтрализовать ПЛАН. Больше того, если раньше отряды патриотов действовали в основном на севере близ ангольской границы, то сейчас они ведут операции в промышленном районе между Цумебом и Гротфонтейном, где расположены важнейшие шахты, заводы, рудники, продвигаясь все ближе к Виндхуку.
Каждая операция тщательно готовится штабом, отрабатывается на местности. Первой идет группа обеспечения: закладывает по маршруту тайники с продовольствием и ликвидирует выявленных осведомителей врага. Она же позднее прикрывает отход главных сил, устраивает минные ловушки, отвлекает на ложные направления «миражи» и «пумы», которые противник обычно бросает для преследования. Наибольшее число операций приходится на сезон дождей, когда саванна покрывается зеленью: под лиственным покровом проще укрыться от воздушного наблюдения, мокрая трава сбивает со следа собак, да и в долгих переходах легче найти «подножный корм».
