— недоумок! — Заорал вурдалак, раззевая огромную пасть. В этом оре слышался визг и скрежет.
Все, кто слышал его, вздрогнули и попятились, а конь под Волковым взбрыкнул и заплясал, попытался развернуться, чтобы сбежать. Волков натянул поводья изо всех сил, а вурдалак не успокаивался, продолжая скрежетать:
— Неужто ты думаешь, что я, сын барона и рыцарь, стал бы пить кровь по своему желанию?!
— А ну-ка стали ровно! — Заорал солдат на своих людей. — Копья на врага, не бойтесь его.
Сам он, уже усмирив коня, похлопывал его по шее.
— Тихо ты, волчья сыть, тихо.
Убедившись, что все стоят, и никто не бежит, он крикнул:
— Мне все равно, как ты стал кровососом. Ты — порождение ада, губитель душ! Ты убивал детей и баб, а, значит, ты более не рыцарь! Даже если и был им когда-то. Все, что я могу для тебя сделать, так это предлагаю тебе сдаться и отправиться на суд к барону! Стань на колени, заведи руки за спину. Тогда я не буду тебя убивать, а отдам тебя барону или церковному фогту [21], чтобы они судили тебя.
— А ведьма говорила, что ты умный, — вурдалак засмеялся. — А ты тупой как свинья. Сегодня я тебя убью, но перед тем, как убить тебя и выпить твоей крови, я объясню, что произошло со мной.
— Мне это не интересно! — Крикнул Волков.
— Я это не тебе расскажу, а людям, что пришли с тобой. Вы же помните меня, да?
Все молчали. Смотрели на него и боялись шевелиться.
— Вижу, что помните. — Вурдалак улыбался, он был доволен производимым им впечатлением. — Вы знаете, что я поехал на войну. И, к сожалению, в первой же мелкой стычке я получил небольшую рану. Мне поранил ступню левой ноги. Я даже к лекарю обращаться не стал. Думал, пустяки. Через неделю рана не затянулась, а через две недели края раны стали черными, а нога красной, я чувствовал себя все хуже. И тогда я пошел к лекарю, а тот сказал, что ногу надо отрезать, причем по колено. Как мне, молодому рыцарю, остаться без ноги? Я не хотел с молодости быть калекой. Я стал искать лекарей, чтобы вылечат ногу. И находил. И они лечили. Брали деньги и лечили. А потом сбегали. И когда я уже трясся в лихорадке, а чернота покрыла всю ступню, я решил ехать домой и поехал. Как-то вечером, я и мои люди не успели найти ночлег. Мы остановились на опушке около леса, а ночью началась гроза, и на нас напали дезертиры. Это были дезертиры, уж слишком у них было хорошее оружие. Мы начали с ними драться, а утром я очнулся у крестьянина дома. Без коня, без денег, без оружия и слуг. Я был один и умирал. Валялся на лавке в крестьянской избе, прикрытый рогожей. Своими стонами я изводил всю крестьянскую семью, объедал их и подыхал. И вот в одно утро крестьянин привел человека. И человек сказал, что вылечит меня, — вурдалак поднял левую ногу, продемонстрировал ее всем. — И он не соврал, он вылечил. Только предупредил меня, что после лечения я не буду прежним, но мне было все равно. Я готов был на все. Я был согласен на все, лишь бы мучения прекратились. И он укусил меня в горло, а когда я очнулся, жара уже не было, и нога совсем не болела.
Сын барона, если, конечно, это был он, замолчал.
— Очень жалостливая история, — заорал Волков. — Я почти что плачу, только, чувствую, крестьянин привел к тебе не человека, а кровососа. Такого же, как ты сейчас. И вот, я думаю, а той тварью, что тебя укусила, был случайно не ла Реньи?
Вурдалак молчал пристально глядя на коннетабля.
— Эй, молчишь? Я, что, угадал? Да, угадал, в общем, хватит болтать, кровосос, становись на колени, иначе мы убьём тебя.
— Холопы! — Опять завизжал вурдалак. — Повелеваю, убейте этого ублюдка, или я убью вас всех! Слушайте своего господина!
Визг этой твари въедался в мозг и деморализовал. В этом визге Волков чувствовал лютую ненависть к себе. Как будто она адресовалась именно ему.
— Слушайте меня, своего господина! — Визжал людоед. — Слушайте…
Конь снова заплясал под солдатом, а люди озирались растерянно, морщились, смотрели на коннетабля, не знали, что делать, ожидали и надеялись, что коннетабль знает, коннетабль сейчас всё скажет. Они не слушали вурдалака, они смотрели на коннетабля. Ждали его приказав. Люди были за него. Пока. И он понимал, что с кровососом нужно кончать. Уж больно опасен тот был. Но стрелять с коня, который волнуется, бессмысленно. Только болт потеряешь в грязи.
Волков стал успокаивать коня и орал одновременно:
— Не слушайте и не бойтесь его, он отринул Святую Церковь нашу, забыл долг рыцаря — защищать слабых, наоборот он жрал детей и баб, он больше вам не хозяин, он тварь, нелюдь, пес Дьявола.
Волков гладил и похлопывал коня, и тот вроде как угомонился. Стал, как положено боевому коню смирно, и почти не тряс головой. Тянуть больше не было смысла, что собирался делать людоед, не было понятно, он мог и кинуться в бой, и бежать и солдат решил стрелять.
Он вытащил ногу из стремени, ожидая, что монах кинет топор. Но ничего не произошло. Волков глянул на монаха, а тот стоял, разинув рот и уставившись на вурдалака, ещё и поигрывал топором. Волков пнул монаха в рёбра и зло зашипел:
— Уговор, дурень, помнишь?
Брат Ипполит поднял глаза на солдата, словно не понимал, о чём говорит тот.
— Не слушайте этого пса, — снова визжал вурдалак, — этот безродный ублюдок, приехал в землю нашу и командует тут как будто он тут господин…
Конь снова заплясал. А Волков видел, как пар поднимается над головой вурдалака. Эта тварь уже не могла ждать. И эта тварь двинулась вперёд, не спеша… Пока…
«Убьёт меня, все остальные разбегутся, — думал солдат, — никто не осмелится напасть на сына барона, даже если он нелюдь».
— Я ваш господин, — продолжал вурдалак и орать и приближаться, — повелеваю вам — убейте чужака.
Надо было стрелять, но как в него стрелять, если конь не стоит на месте, а этот выродок неотрывно смотрит на него. Солдат решил спрыгнуть с коня.
И тут монах кинул топор. Как ни странно точно и сильно. Топор летел прямо в рыло нелюдя. Солнце светило ярко, людоед щурился, но всё равно всё видел. Он отмахнулся от летящего топора словно от мухи назойливой, откинул
