Бессильная злоба. Он уже привык что на него глядят именно так — со страхом и злобой. Бессильной злобой, да. Но все-таки со злобой. А эта…
— Скажи-ка мне, досточтимая Сяо Тай, почему ты себя так ведешь? — спрашивает он, решившись все-таки прояснить все до конца: — госпожа Чо ушла, так что ты можешь говорить открыто.
— Я веду себя не так как положено приличной девушке из дома Вон Ми? — задает встречный вопрос девица и глазами так — хлоп-хлоп. Вэйдун думает про себя, что приличной девицей из любого дома эта Сяо Тай не станет даже если начнет культивировать Жемчужину Долголетия вот прямо сейчас, не сходя с места, чтобы десять тысяч лет прожить. И тогда она приличной девицей не станет, на лбу написано. Вот такой же взгляд был и у военачальницы из южан, безумно храброй Сун Сэнь, которая так легко управлялась с коротким составным луком кочевников, будучи верхом на своем жеребце Алом Ветре. Такой же дерзкий взгляд, да.
— Почему ты меня не… — старый Вэйдун уже хотел сказать «не боишься», но вдруг увидел быстрый взгляд, который эта девица метнула на боевой кнут, что на стене висел. Старый, добрый, сделанный из прочной коричневой кожи, сплетенный из пяти хвостов двуцветных змей, предназначенный для того, чтобы в бою кожу с плотью рассекать, особенно если в конец грузик-било из благородного металла вплести. Висел этот кнут тут как память, слуг им не секли, таким если перетянуть, да с оттяжечкой — так с одного удара покалечить можно, а то и убить. Однако не каждый слуга это понимал, далеко не каждый. Для них обычная плетка, в два раза короче, кошкодеркой называемая — куда как страшнее была, потому как именно ею их и секли. Мало кто мог просто взгляд кинув — понять, что этот кнут пострашней будет. Намного.
Эта вот девица — поняла. Аж поежилась. Вэйдун усмехнулся только. Значит она думает, что ее боевым кнутом сечь будут? То, как девица слегка плечами повела и кулачки свои маленькие стиснула, означало что боится она. Очень сильно боится. Потому что откуда-то знает, какие именно раны такой вот кнут оставить может. Украдкой она сперва на кнут, а потом — почти непроизвольно — на его руки посмотрела. Представила себе, значит, как он его в руки возьмет и исполосует ее на клочки. Северяне в пять хвостов еще и колючие лозы вплетают, чтобы с одного удара живого места не оставлять. Интересно, откуда она знает?
Он внимательно смотрит на девицу Сяо Тай, ожидая, что та сейчас и «поплывет», как многие другие, но она тут же справляется с собой и выпрямляет спину, расслабляется, на губах снова играет улыбка. Если бы он не был таким наблюдательным, то и не заметил бы этой секундной заминки, которая выдала-таки ее страх.
— Почему я вас не? — спрашивает девица: — почтенный Вэйдун, я восхищаюсь вашим мастерством, но все же…
— Хмф! — фыркает Вэйдун, поняв на что именно эта бесстыдная девица намекает. Погоди-ка, да она меня с толку сбить хочет таким замечанием — думает он, вот же. Он хотел спросить, почему она его не боится, не боится боли и наказания, но он уже увидел, что она — боится. Она не глупая, она прекрасно понимает значение слов «двадцать плетей» и ей страшно. Но почему же она в таком случае продолжает улыбаться и быть милой с ним? За все это время такое у него в первый раз. Когда он работал с Тихими Криками — разные попадались экземпляры. Пытались заискивать, умоляли, ненавидели, проклинали, угрожали, но вот так — спокойно и по-дружески… никто даже не пытался. При этом он видел, что девушка — ведет себя искренне, не умеет она врать, все на лице написано.
— Почему ты не злишься на меня? Не проклинаешь? — задает он вопрос: — это было бы нормально в такой ситуации. Двадцать плетей не шуточки.
— А какой в этом смысл, почтенный Вэйдун? — вздыхает девица и снова улыбается: — вы же все равно мне двадцать плетей вкатите. Проклинай вас, не проклинай. Кроме того, вы же просто свою работу делаете, чего уж тут. Повар должен обед готовить, а вы — провинившихся сечь. Что же мы господина Линга будем ненавидеть, что он нам еду готовит? Вот если бы вы сами по себе по поместью расхаживали и всех кнутом били, просто потому что нравится — тогда вас можно было бы проклинать и ненавидеть. А тут… вы делаете свою работу и делаете ее хорошо. Несправедливо вас за такое ненавидеть.
— Это не останавливает всех других. — усмехается старый Вэйдун: — пару раз я от комнатных девиц такое слышал… да и кухонные от них не отстают.
— Позвольте спросить почтенный Вэйдун, разве они сказали вам это в лицо? Нет? Вот видите, эти люди просто вас боятся. Это понятная реакция. — грустно говорит девица: — я вас тоже боюсь. И кнута вашего. Но все равно этого не избежать, чего время тянуть. Вы же нашли способ как меня высечь и следов не оставить, и все это благодаря вашему мастерству и острому уму.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — спрашивает он, складывая хлопковую ткань в несколько раз: — тебе все еще будет очень больно. Просто следов не будет, но больно будет. Я не собираюсь тебя щадить, Серебряный Колокольчик.
— Я бы, конечно, предпочла, чтобы меня не секли. — вздыхает девица: — особенно вот этим кнутом, пусть даже через четыре слоя промасленного хлопка. Но с этим ни я ни вы, почтенный, ничего поделать не можем.
— А разве не для того ты все эти разговоры затеяла, чтобы тебя не высекли, а кнутом погладили?
— Нет. То есть да, конечно, но нет. В первую очередь я хотела, чтобы ни у вас, ни у госпожи Чо неприятностей не было. — отвечает девица и старый Вэйдун — верит. Эта девица и правда так думает.
— Ты интересная девушка, Серебряный Колокольчик. — усмехается он, закончив складывать ткань. Неожиданно он понял, что ему неохота заканчивать разговор, хотя все уже готово. Вот и промасленная хлопковая ткань, вот и веревки для того, чтобы удержать на козлах, когда сознание девица потеряет, да и плеть у него недалеко тут лежит. Не может он с ней тут весь день возится, ему еще тушу разделать надо, на ужин мясо нужно. И вообще,
