Сами же мэнцы в старые времена ничего не имели против «мантии Мэнаннана», которая была идеальным прикрытием для прибыльной контрабанды, процветавшей в районе Дугласа. На остров не распространялись английские таможенные законы, и туда везли шелка и коньяк из Франции, ром с Ямайки... Ну а переправить их затем «на тот берег», как говорят мэнцы об Англии, не составляло большого труда для опытных моряков. Правда, сейчас островитяне предпочитают зарабатывать на жизнь более прозаическими способами: обслуживанием туристов, рыболовством, сельским хозяйством и... разведением бесхвостых кошек.
Мода на мэнских кошек — а остров ежегодно посещает полмиллиона туристов, причем многие хотят купить такую кошку, — привела к тому, что они почти исчезли. Восемь лет назад власти были вынуждены создать даже специальную ферму для их разведения, иначе этой породе грозило полное исчезновение. «Правда, наши масштабы слишком скромны,— пожаловалась мне директор «кошатни» миссис Холройд. — Всего 30—40 чистокровных мэнских кошек в год. К сожалению, не все они родятся бесхвостыми. Бывает, что у бесхвостых родителей из шести котят пятеро оказываются хвостатыми».
Обратно в гостиницу я добиралась в бело-красном вагончике конки, не спеша катившем по набережной Дугласа мимо выкрашенных в пастельные тона отелей и ярких цветников. Многие пожилые туристы считают конку идеальным транспортом для прогулок — за час-два они успевают надышаться воздухом, «наездить» аппетит, людей посмотреть и себя показать. Впрочем, на следующей неделе мне не только пришлось отказаться от этих поездок, но и вообще бежать из Дугласа. Дело в том, что дважды в год — в июне и сентябре — его неспешная, безмятежная жизнь взрывается оглушительным грохотом мотоциклов: несколько сот участников оспаривают призы международных соревнований гонщиков-любителей — серьезного испытания водителей, моторов и терпения местных жителей. На сей раз соревнования привлекли в Дуглас, помимо участников, 40 тысяч болельщиков из Англии. «Две недели сплошного сумасшествия», — со вздохом сказала мне хозяйка гостиницы и посоветовала на это время уехать из Дугласа.
Первым пунктом моего маршрута стал птичий заповедник на небольшом островке Саунд в полумиле от юго-западного побережья Мэна. Если не считать птиц, все его население состоит из смотрителя заповедника, его помощника да трех рабочих маяка. С первым из них я познакомилась через каких-нибудь пятнадцать минут после того, как катер высадил меня на крошечном причале, от которого едва заметная тропинка вела к стоявшему на холме старому каменному дому. В маленьком садике перед входом над клумбой с необычайно пышными алыми наперстянками склонился бородатый мужчина. Увидав меня, он выпрямился, протянул руку и без тени удивления — словно принимать рыжеволосых посетительниц было для него самым обычным делом — радушно приветствовал меня словами:
— Заходите, заходите, рад с вами познакомиться. Я здешний смотритель Малькольм Райт.
С этого момента я почувствовала себя желанным, хотя и несколько неожиданным гостем.
— Давайте перекусим, а потом я покажу вам наш заповедник, — продолжал Райт. — Доставайте вашу провизию и прошу к столу...
— Провизию?
Мое изумление было, видимо, достаточно красноречиво. Райт огорченно вздохнул.
— Разве вас не предупредили, что у нас здесь на Саунде с продуктами не слишком роскошно? Ладно, не расстраивайтесь. Как-нибудь обойдемся...
В холодильнике нашлась банка томатного супа и консервированные бобы. После обеда Райт повел меня к береговым утесам, усеянным тысячами гнезд. У самого края почти отвесной стены он достал из гнезда серое в крапинку яйцо и протянул мне. В ту же секунду сверху с пронзительным криком, похожим на какой-то сатанинский хохот, на меня спикировала чайка, едва не выбив из рук невесомый шарик. Райт поспешил положить яйцо в гнездо, чтобы успокоить донельзя разгневанную хозяйку, которая долго еще сопровождала нас возмущенными криками.
— Удивительно, она настолько чувствует себя дома, что не боится отчитать невоспитанных чужаков, хотя они и во много раз больше. Видимо, уверенность в собственной правоте даже в животном мире подчас бывает важнее силы, — заметила я.
— Удивительно, говорите вы, — вздохнул Райт. — Удивительно, что наши пернатые нашли безопасный приют хоть на этом клочке суши. Другим повезло меньше. Вот вам пример. Наш остров славится на весь мир бесхвостыми кошками. А знаете ли вы, что раньше здесь была своя порода пони? Их так и называли «мэнскими лошадками». На горных склонах и тропинках они могли дать сто очков вперед кому угодно. Исчезли. Так же как и мэнские коровы, у которых рога серпами загибались не вверх, а вниз, словно у баранов.
Тут Райт прервал свой вдохновенный монолог во славу уникальности Мэна и лукаво взглянул на меня:
— Впрочем, кое-чем мы можем удивить вас и сейчас...
Заинтригованная, я поспешила за ним по узкой тропинке, петлявшей меж зеленых холмов. После бог уже знает какого поворота мы вышли в неширокую лощину, где паслось несколько овец с густой коричневой шерстью. Райт остановился и жестом пригласил меня полюбоваться ими. Признаться, я сначала не поняла, в чем дело, что смотритель заповедника находит необычного в овцах. Но вот вожак стада вскинул голову, и... я не поверила своим глазам: его голова была увенчана четырьмя изогнутыми могучими рогами.
— Это наша чистокровная мэнская порода. Иногда у баранов бывает даже по шесть рогов, но это редкость, — объяснил Райт.— Они тоже почти вымерли, поэтому в 1969 году несколько пар привезли к нам в заповедник, чтобы хоть так сохранить поводу. Сейчас у нас их двенадцать штук...
Позже я узнала, что происхождение мэнских овец, коров, да и бесхвостых кошек твердо не установлено. Так же как, впрочем, и бесхвостой породы кур, которая, правда, не является монополией Мэна.
— Зато вы нигде не встретите такого множества фей, колдунов и легенд, как на нашем острове, — смеясь, прощался со мной Райт. — Только смотрите, чтобы вас не приняли за невесту и не заставили платить выкуп, когда будете путешествовать по острову.
Старинный обычай, о котором упомянул он, действительно, до сих пор существует на Мэне. Когда невеста отправляется венчаться в церковь, подростки обязательно протягивают поперек улицы веревку и не пропускают свадебный кортеж до тех пор, пока родственники невесты не откупятся от «разбойников с большой дороги». Иногда через два-три квартала засада повторяется, если родители девушки состоятельные люди.
Этот обычай носит шутливый характер, а вот в фей и колдуний на острове верят всерьез. В церковных архивах, например, можно найти сколько угодно отчетов о судах над ведьмами, хотя только одна из них была приговорена к смерти. Чаще же всего «ведьму» заставляли стоять возле церкви одетой во все белое. Считалось, что это раз и навсегда отобьет у нее охоту заниматься черным колдовством.
В наши дни этот варварский обычай ликвидирован. Во всяком случае, Моника Уилсон, у которой я побывала в гостях, была одета в простое темное платье, и лишь традиционные украшения ведьм — серебряное ожерелье и такие же широкие браслеты — выдавали ее профессию. Причем эта бледная, нервная женщина с пронзительным взором горящих глаз не просто официально признанная колдунья, а верховная жрица мэнского шабаша ведьм, регулярно собирающегося в Каслтауне на юго-восточном побережье острова. В число тринадцати его членов входит и муж Моники Кэмпбелл.
Миссис Уилсон приняла меня у себя дома, на «Мельнице ведьм», к которой примыкает амбар, построенный в XVI веке, где предприимчивые супруги устроили своеобразный музей колдовства. Рогатые маски, мечи, амулеты, сломанное распятие, череп, зловеще оскаливший желтые зубы, кукла с проткнутыми булавкой губами, серебряная рука, оправленная в бирюзу, агат, и лунный камень, и другие принадлежности колдовского ремесла оккупировали в нем все стены от пола до потолка.
— Скажите, эти экспонаты... э-э... действующие? — обратилась я к директрисе музея.
— Конечно, только мы редко пользуемся ими. Ведь они предназначены для черной магии, а мы практикуем исключительно белую.
— ???
— Вся разница в цели колдовства. Если вы стремитесь причинить зло, то это черная магия. Мы же, когда собираемся на шабаш и танцуем голые в магическом кругу, сосредоточиваемся на какой-нибудь одной конструктивной идее. Например, на том, чтобы помочь выздороветь больному...
Будучи не специалистом, я не могу судить обо всех тонкостях и различиях белой и черной магии, не знаю, практикуется ли последняя на острове Мэн. Но то, что мэнцы привязаны к старине — и не только в виде легенд, фей и колдовства, — в этом я убедилась сама.
Море, которое столетиями кормило жителей острова, в 798 году принесло им смерть и страдания, когда на Мэн вторглись викинги. В память об этом событии в городке Пил ежегодно устраивается красочный фестиваль, во время которого разыгрываются все перипетии тогдашней битвы. Для этого на берегу строится настоящая кельтская деревня с палисадом, маленькой часовенкой и домиками с соломенными крышами.
