к броне крылья пришить. Не, ну, а почему бы и да?
Это заняло не больше минуты.
Плети отлично себя показали в качестве открывашек, лишив смертных основной боевой силы в виде пулеметов, а так же способов к быстрому отступлению и последующей перегруппировке или слияниями с другими подразделениями, спешащими на помощь. Остальных сожрали упыри. Всех кроме двоих.
Браво скрутили смертных, выламывая им руки. Ко мне подвели того самого сержанта и какого-то лысеющего дядьку с более весомыми регалиями на погонах и колыхающимся при ходьбе животиком. Походу выслужиться захотел или еще что, такие редко бывают в самом пекле затопленных "братвой" в крови улиц. Они скорее умеют обоюдовыгодно договариваться с последними. Кабинетная крыса.
Я нависаю над сержантом.
Новый владыка этого мира, смотрящий точно в душу жалкому червю, которому дан выбор — бесславно окончить свою ничтожно незначительную жизнь на монолитных жерновах глобальных перемен или же шагать в ногу с новым рассветом. Рассветом живых мертвецов.
Он смотрит в безликое забрало моего шлема, копирующее очертание стандартного человеческого черепа с тлеющим пламенем Тьмы в глазницах.
Смотрит с вызовом. Окруженный, загнанный в угол, но не сломленный. Непокоренный.
Смелый. Или очень глупый смертный.
Повинуясь моей мысли, часть брони расходиться облезлой шкурой, обнажая мой нечестивый и богомерзкий лик.
А вот теперь его пробрало.
Не от моей "красоты", я не настолько страшен, чтобы человек, который не зассал выйти раз на раз против кучи упырей, начал мне сапоги лобызать. Лысый вон уже обосрался, когда его только подводили ко мне.
Сержанта напугала Смерть, что щедрыми потоками расходилась от моей фигуры. А теперь он смотрит ей в глаза. Холодные, пустые и равнодушные глаза финала славной истории, так бодро начинавшйся с одного сперматозоида и одной яйцеклетки. Любой живой боится смерти. Это рефлекс и инстинкт. Страх перед неизведанным. Даже самый отмороженный фанатик рано или поздно может поймать себя на скользкой предательской мысли — а что если я ошибаюсь? А что если там что-то другое?
— Скажи всем кого увидишь, — я рычу ему в лицо, я вижу свою морду в его расширившихся зрачках, бездонно-черных на фоне выразительных голубых радужек, — тот кто пойдет под мою руку будет жить и обретет бессмертие. А кто нет…
Вурдалак пронзил когятми плечо толстяка. Они выходят из-под ключчиц, нанизав его как шашлык на шампур. Приподнимает над землей. И сносит второй конечностью голову. Отрывистый фонтан крови брызжет во все стороны. Темная жидкость на мне и на сержанте.
— Ну ты понял.
— А кто ты вообще такой? — его тело бьет крупная дрожь, но голос непривычно тверд.
Яйца у него определенно есть. Причем цельнометаллические и пуленепробиваемые.
— Зови меня Мертвым богом.
Глава 14. Как Мертвый бог пиздюков крошил ч. 1
Мертвый бог ошибся. Это была не исправительная колония для несовершеннолетних уголовников, а коррекционная школа-интернат или же как ее иногда называли "место для детей с особенностями". Ну да плевать, отличия, как-то слабо просматривались, по крайней мере в этом конкретно взятом случае.
Никто из взрослых не застрахован от тюрьмы.
Никто из детей и подростков не застрахован от детского дома.
Суровая аксиома жизни.
Ты можешь плавать в шоколаде полной обеспеченности и психологического блаженства от осознания, что твоя семья тебя любит и ценит, что ты желанный ребенок, что тебя поддержат при любых трудностях и, что они верят в твои начинания. Твои отец и мать — нормальные и адекватные люди и ты растешь таким же. Просторная квартира. Компьютер, штанга, гантели, мягкая кровать, полный холодильник, хорошие оценки в школе и любимый кот. Или собака. Или все вместе.
Но в какой-то момент превратности судьбы могут сложиться так, что хрупкую скорлупу твоего идеального мирка грубо разломает кто-то извне. Кто-то из холодного и жестокого мира, где всем друг на друга насрать и где брат идет против брата за лишнюю копейку. Этот кто-то протопчется грязными сапогами по твоему цветастому ковру, оставляя несмываемые отпечатки подошв. Он высморкается в твои шторы, испоганив греющий душу узор цветочков. Порвет в клочья мягкую пижамку со снеговичками. Разобьет окна. Сломает тебя нос и обоссыт все, до чего только сможет дотянуться прерывистой струей нездорово-темной мочи.
И иногда "кто-то" приобретает вид социальных работников.
Дети — один из лучших способов давления. На что способен добросовестный родитель, у которого отобрали ребенка или угрожают сделать с ним всякое разное? Пугающе многое. Он готов идти по трупам и убивать. Убивать с особой жестокостью, цинизмом и фонтанами крови, бьющими в низкий облупленный потолок. Берсерки нервно пыхтят мухоморами в сторонке.
Порой ржавые шестеренки общества двигаются в совершенно иную сторону. Дети алкоголиков и наркоманов остаются у своих мучителей. Девочки, которых пиздят матери, и пытаются трахуть отцы/отчимы. И иногда у них это получается. Загнанные, зашуганные и забитые пацанята, из чьих высохших глаз смотрят голодные волки. Не те волки, что орут "АУФ" во дворах и хлещут пивас под блевотно-непрофессиональную рэпчину уровня "я выебал кучу шлюх". Настоящие санитары леса человеческой цивилизации, что смутными тенями бродят среди простых обывателей. А нормальных детей бросают в кипящее горнило преддверия зоны. Так сказать начальный уровень блатной романтики, когда ты булькаешь собственной кровью в легких от тычка заточкой или когда захлебываешься мочой и дерьмом из параши, покуда с тебя стягивают штаны, уже примериваясь к боязливо напрягшимся ягодицам. Кстати, интересный вопрос — почему пидорасом считается тот, кого опускают, а не тот, кто опускает?
Знаете кто такие злодеи? Это герои, которым не повезло умереть. Ведь смерть как-то сглаживает углы. А вот жизнь… жизнь каждый раз, снова и снова, макает тебя мордой в кровавую грязь, пока ты внутренне не сломаешься, раскрошив собственный стержень личности. А ты сломаешься. Рано или поздно. Все ломаются. И вот ты уже с кривоватой ухмылкой делаешь то, что совсем недавно боялся упоминать вслух. В глубине каждого законченного циника еще гниет четвертованный труп идеалиста с горящими глазами.
Олег не считал себя конченным отморозком, что прирежет другого человека за банку тушёнки.
И мудаком он бы вряд ли себя назвал. Хотя, тут спорный момент, ибо мудаки осознают, что они мудаки? Вот именно.
Он скорее лютый воин компьютерного мочилова с кровь, кишки, распидорасило. Арт*с, мы все проебали, "Кровь богу Крови!", "За Монолит, братья!", бомбу на "Б" и вот это вот все. И кто может его судить за подобный образ жизни? Есть возможность, есть время и есть желание.
У Олега даже кореша были. Целых два, а это нихуя себе какое достижение.
Да,
