Теплый вечер без комаров. Станюкович, откинув капюшон штормовки, — что-то пишет под лампой. Сказал: «Хочу подумать. Есть мысли по поводу того, в какой последовательности они умирали».
Виктор Николаевич Звягин, ученик знаменитого Герасимова, создавшего метод пластической реконструкции облика человека по черепу, дает мне короткое интервью:
— За всю свою профессиональную жизнь не упомню случая, чтобы кости были в таком плохом состоянии. Именно поэтому изучение и консервация возможны только в лабораторных условиях. Идентифицировав останки, узнаем облик этих людей, чем и как они болели, длительность заболеваний. Чтобы вписать новую страничку в историю, с позиций уже не только географических открытий, а с общечеловеческих. Это же важно — знать, на какие лишения люди шли во имя своих целей. Будут использованы все лабораторные методы, какими мы располагаем: спектральные, рентгеновские и другие, анализы на микротвердость... Главное, конечно, восстановить облик Беринга. Увы, это будет лишь максимальное приближение к его подлинной внешности... Череп все-таки серьезно разрушен, некоторые его детали возможно реконструировать только математическим путем. Для узнавания конкретного человека очень важно не только то, как выглядело его лицо, но и какой были его одежда, прическа. Облик должен быть вписан в историко-бытовую канву. Тут нужны значительные историко-архивные изыскания...
Но предстоит еще один этап, — заметил Звягин, — достойное индивидуальное погребение. Планировать это нужно уже сейчас: обдумать памятник, ритуал захоронения...
Все дни, пока расчищали могильник, занимал меня один вопрос. Улучив минуту, спросил Станюковича, как удалось ему с такой точностью и с первого попадания выйти на захоронение?
— Интуиция,— ответил Андрей.— Поверишь ли, чистая интуиция.
Он нисколько не хвастал и не кокетничал, я ведь видел его в работе. Да здравствует интуиция, в основе которой опыт, логика и знание предмета, которым ты занят!
В двадцати шагах от могильника
Было сделано еще несколько существенных находок, вдвойне весомых оттого, что их не планировали. Рельеф в районе могильника, как я говорил, довольно сложный: кочки, дюны, остатки землянок, какие-то ямы. Непосвященному такая картина мало что скажет. Станюкович же видел в ней определенную логику. Прощупав магнитометром подножие одной из дюн, обнаружил под ней скопление металла. Позже мы сочинили такую шутку: «Отберите у Станюковича магнитометр. Ему легко открытия делать, а нам придется опять копать». Под той дюной Андрей предположил не обнаруженное ранее беринговское строение.
Первые находки пошли, едва мы углубились под снятый дерн: спекшиеся буро-коричневые комки шлака, разъеденные ржавчиной обломки гвоздей, корабельный болт. Встречались угли, кусочки древесины, окислившегося металла. Что-то здесь, безусловно, плавили. Тогда Андрей и сказал, что наверняка найдена кузница лагеря Беринга. Согласно Стеллеру, после принятия решения о разборке разбитого, затянутого песком пакетбота «Св.Петр» и строительстве нового судна (на нем-то и добрались потом оставшиеся в живых члены экспедиции до Камчатки) была устроена кузница. В ней «выковали пешни, ломы и молоты», необходимые при строительстве, для чего из плавника выжигали уголь. Предыдущие исследователи, посещавшие бухту, даже предположительно не указывали место расположения кузницы.
Чем глубже мы зарывались в дюну, тем интересней открывалась картина: куски какой-то деревянной перегородки, целые залежи металлических оплавленных комьев. В метре от этого с помощью магнитометра нащупали груду спекшегося металла, внутри которой нашли топор, зубило, полоску с отверстиями, гвозди, крючья — предметы с корабля Витуса Беринга. Десятки их были очищены от песка, зафиксированы, завернуты в бумагу.
Датчане, работавшие за соседней дюной, все чаще подходили посмотреть на странное сооружение, которое явственно проступало в нашем раскопе. Один из них, журналист Дэвид Сиэрс, американец, живущий в Дании, проявлял особое любопытство. Высокий и улыбчивый бородач, угощавший всех мятными таблетками, он без конца щелкал фотоаппаратом.
Расчищенная конструкция из корабельных досок, кирпичей и песка оказалась добротным кузнечным горном. О том, как он работал, предстоит еще поразмышлять. Меня смутило наличие кирпичей, откуда они? Ответ мгновенно подсказал Станюкович: «Из корабельных каминов».
Дэвида облепили комары, мешая снимать. Отбиваясь от них, он вытащил блокнот, вроде собираясь что-то записывать, полистал его и вдруг с возмущением произнес: «Комар. На фиг нужно?»
Мы так и грохнули. Настолько это было в точку и неожиданно.
— Дэвид, а что еще у тебя в блокноте?
Хохотавший вместе со всеми Дэвид прочитал по слогам составленный им разговорник: «Доброе утро, комар, спасибо, на фиг нужно». Такой джентльменский набор для общения.
Кроме горна, откопали обрубок мачты большого диаметра, стянутый металлическим кольцом с крючьями. По-видимому, мачта использовалась в качестве подставки под наковальню. Все найденное взято в Москву, где будет изучено и спасено от дальнейшего разрушения. К примеру, деревянные части отправят в Химико-технологический институт имени Д.И.Менделеева, где разработана уникальная технология консервации древесины. Но, и это хочу подчеркнуть, все находки в обязательном порядке вернутся в музеи Камчатки и Никольского.
... Несколько дней на ближайшей к раскопу сопке сидел и тоскливо лаял, поглядывая в нашу сторону, одинокий песец. И вот песец исчез. Готовимся к отъезду и мы. Пришел вечером на могильник, чтобы постоять над останками в одиночестве. Наверное, не один я ощущал в эти дни волнение от того, что прикоснулся к некой тайне, став свидетелем того, что было спрятано от человеческих глаз два с половиной столетия.
Дует ветер. Большой отлив обнажил рифы и отмели. Стою у могилы командора Витуса Беринга. Вот он в гробу, явно тесноватом для его могучей фигуры. Руки сложены на груди, ноги вытянуты. Так было. А теперь — истлевшие от времени и сырости доски, несколько темных костей, череп...
Вспоминаю, сколько препон пришлось преодолеть экспедиции, чтобы осуществить эти раскопки. Против вскрытия могильника возражали, в частности, заместитель председателя Молодежного совета МГУ по охране природы, координатор исследований по программе «Командоры» А.В.Зименко и директор Центра по рациональному использованию природных ресурсов Алеутского района В.Ф.Севостьянов. Я читал их статью в «Алеутской звезде» дважды, до начала работ в бухте Командор и после. Первое прочтение вызвало одобрение: люди ратуют за сохранность бухты, «единого историко-культурного и мемориального комплекса». Читая статью второй раз, по окончании экспедиции, знал уже, что нет никакого единого комплекса, а есть разъедаемая морем бухта с затерянными в ней ценнейшими историческими памятниками, до которых у местной власти руки попросту не доходят. Знал я и то, что если за раскопки берутся не варвары-дилетанты, а грамотные специалисты, то хуже от этого памятникам быть не может. Успех «Беринга-91» принесет пользу тем же Командорам. Это и общественный интерес, и заинтересованность той же Дании, и немалые средства от неизбежного теперь туристского бума.
Ну да ладно, главное — мы нашли Беринга...
Ко времени, когда пограничники (они очень помогли нам, и им за это спасибо) опять показались на рейде, Звягин с помощником законсервировали черепа, покрыв их воском с канифолью, сняли гипсовый слепок с черепа Беринга. Останки были разобраны, пронумерованы, упакованы в бумагу и ящики. Беринга же вырезали вместе с землей, блоком килограммов в 300. Весь раскоп был аккуратно засыпан, а сверху установлен большой деревянный крест. Мы увозили прах мореходов, оставив на берегу память о них.
Все шесть контейнеров погрузили на пограничный корабль. Спустя 250 лет после отплытия командор возвращался на Камчатку.
Остров Беринга Юрий Гаев Фото Андрея Станюковича и В. Орлова
Судя по историческим и археологическим данным, принадлежность останков из захоронения А12* капитан-командору Витусу Берингу не вызывает сомнений. Это, безусловно, облегчает судебно-медицинскую идентификацию личности. И все-таки лишь исследования скелета могли дать исчерпывающий ответ. К ним мы и приступили осенью прошлого года в Москве, в Институте судебной медицины. В работе — и на острове Беринга, и в лабораториях Петропавловска-Камчатского, и в Москве — мне постоянно помогали: антрополог Андрей Белковский, историко-географ Сергей Епишкин, коллега по институту Михаил Березовский. Я благодарен также всем коллегам по отделу, без помощи которых эта работа была бы невозможна.
