В 1781 году Герасим Алексеевич вернется в Охотск, и здесь он будет приглашен на службу к Григорию Ивановичу Шелихову и поведет на Кадьяк галиот «Три святителя». С 30 апреля по 15 июля 1788 года Герасим Алексеевич Измайлов и Дмитрий Иванович Бочаров опишут на нем побережье Русской Америки от Кенайского полуострова до бухты Льтуа, открыв при этом заливы Якутаг и Нучек. Там, где побывали русские землепроходцы и мореходы, они «зарывали в землю медные доски с российскими гербами и надписью: «Земля Российского владения»...
На этом я хочу закончить свой рассказ о членах экипажа галиота «Святой Петр». Известно о них не так уж и много. Но и в этих неполных заметках видны их нелегкие и вместе с тем созвучные веку судьбы незаметных людей, усилиями которых вершилась история Российской империи.
Сергей Вахрин
У балийских рыбаков существует поверье — в первый день Нового года улов самый счастливый
Стоял март, население Бали готовилось к празднованию Нового года. По улицам важно расхаживали парикмахеры со своим нехитрым инструментом и непременным зеркалом, которое клиенту приходилось держать в руках, если он хотел следить за работой.
Сновали уличные торговцы, таская в огромных застекленных ящиках, висящих на коромыслах, разнообразную снедь и закуски. Спешили из школы дети. Во влажном горячем воздухе, наполненном ароматами, витала предпраздничная суета.
Но вот что удивительно — накануне Нового года весь остров погрузится в тишину. И тогда будет не узнать шумных, веселых улиц Денпасара. Наступит черед «ньепи» — «дня тишины».
О «ньепи» существует легенда, ее мне рассказала знакомая балийская художница Ока Картини:
...Это было во времена, когда тигры еще не были кровожадными и не пожирали ни людей, ни животных. Кормились они только мухами да кузнечиками, а по вечерам грызли своих блох. Людей на Земле было немного, и жили они безбедно. Питались плодами, что росли на деревьях, работать не хотели, да и не могли. Однажды, играя в лесу, люди наткнулись на хижину, в которой жил отшельник.
— Одумайтесь, — сказал он,— нельзя все время рассчитывать на милость богов, полностью вверяя им свои судьбы. Вы должны сами уметь создавать все необходимое для жизни.
Но люди не послушались мудреца и продолжали лишь петь и танцевать.
Слова отшельника оказались пророческими. Настал день, когда боги ушли в дальний поход против злых демонов и им стало некогда заниматься людьми. Лесные плоды быстро кончились, и на земле начался голод. Когда боги вернулись из похода, многие люди уже умерли. Те же, кто остался в живых, дали зарок: раз в году, в день, когда они не послушались отшельника, задуматься над тем, правильно ли они живут, вспомнить о бедах, которые пережили в наказание за собственную леность и глупость.
С тех пор балийцы твердо следуют завету предков, соблюдая во время «ньепи» правило четырех «не»: не открывать окна, не зажигать огня, не выходить на улицу, не радоваться мирской жизни.
Безмолвие, плотно закупоренные окна и двери. Денпасар, который накануне сверкал огнями рекламы, гудел разноголосьем улиц и базаров, созерцает себя изнутри. Ночью он не зажжет ни одного огонька, отчего россыпи звезд покажутся еще ярче.
С первыми лучами солнца город оживает. После ритуала молчания люди спешат выплеснуть накопившуюся энергию. Процессии с гирляндами цветов и жертвоприношениями многоцветными лентами тянутся к берегу, чтобы отдать дань богам, вспомнить не вернувшихся из моря рыбаков, а заодно полюбоваться картиной восхода.
Людская река выносит меня к храму, отстроенному на крохотном островке метрах в пятидесяти от берега. Скала, на которой воздвигнута многосводчатая святыня, похожа на плывущий по пенистым волнам цветок. Отсюда и ее название — Танахлот, или Земля Лотоса.
По городу идет праздник, под бой барабанов и звон медных тарелок национального оркестра гамелан. Больше всего шума создают установленные на небольших грузовиках громкоговорители. Один такой просевший на рессорах грузовичок подполз ко мне. Молодые люди и девушки в кузове были на седьмом небе от восторга, уговорив меня сфотографироваться с ними,— по балийскому поверью, новый человек, разделивший компанию в Новом году, приносит счастье. Я с удовольствием выполнил просьбу этой веселой компании и даже прокатился с ней по городу.
Валерий Федорцов, корр. ТАСС в Индонезии — специально для «Вокруг света» Денпасар
Марек С. Хуберат. Ты вейнулся Снеогг Я знаала...
На полу виднелся ряд светлых пятен. Снорг любил наблюдать, как они медленно перемещаются по матовой поверхности. Он давно уже обнаружил, что свет проникает сквозь небольшие отверстия на потолке. Сноргу было приятно лежать на полу, греясь под этими теплыми лучами. Он попробовал шевельнуть руками, но тут же свалился с постели.
— Дагс...— прошипел он, не разжимая зубов. Одеревеневшие челюсти не слушались его.
— Дааагс...
Один из Дагсов оторвался от экрана визора. Он среагировал скорее на шум падения, чем на голос Снорга. Опираясь на руки, Дагс в несколько прыжков добрался до Снорга и влепил ему крепкую затрещину. У Дагсов были очень сильные руки, и оба они почти не пользовались недоразвитыми ногами.
— Вле... вле...— пробормотал Дагс и энергично задвигал плечами, объясняя, что Снорг скоро сможет шевелить руками. Второй Дагс тоже подполз и изо всех сил дернул Снорга за волосы. Было ужасно больно, но именно это радовало больше всего.
«Голова... голова...— билось у Снорга под черепом,— хорошо... это хорошо».
— Тавегнер!.. Рассказать тебе сказку? — раздался вдруг голос Пекки. Снорга всегда удивлял его выговор. Вот и сейчас он ясно слышал каждое слово, хотя отсутствие ушных раковин ограничивало слуховые возможности Снорга.
Ответом на слова Пекки было громкое бульканье. Тавегнер всегда лежал неподвижно и лишь бульканьем давал о себе знать. Но если бы он встал, то наверняка оказался бы выше всех, даже выше Тиб и Аспе. Тиб всегда стояла и только поэтому была самой высокой.
«Может быть, и я оказался бы выше Тиб, если бы встал»,— подумал Снорг. Он радовался, что ощущает сегодня всю голову, и считал, что обязан этим Дагсам, ежедневно оказывавшим ему маленькие услуги.
— Пекки, заткнись! — крикнула Моози.— Потом будешь рассказывать... сейчас я пою...
Ладони Снорга ничего не чувствовали, однако двигались все-таки по его воле. Снорг сорвал с себя путаницу проводов и трубок, сильно ущипнул свое плечо, но боли не было.
«Хорошо хоть руки двигаются»,— подумал Снорг. Он осмотрел раны и ссадины на теле. Большинство уже заживало, зато прибавились две новые царапины: это когда он свалился с постели. Телесные повреждения были кошмаром Снорга. Минутная рассеянность, неуклюжее прикосновение к мебели — и он рвал на себе кожу, даже не замечая этого. Снорг всегда боялся, что не заметит вовремя ранку, и тогда начнется заражение. Он подполз к визору. Рядом неподвижно стояла Тиб, а один из Дагсов старался снизу стянуть с нее рубашку.
«Кто ее одевает?..» — подумал Снорг. Каждый день Дагсы проделывали одно и то же, и каждый день с утра Тиб была снова одета.
Тиб всегда казалась Сноргу очень большой, ведь он смотрел на нее только с пола. Сноргу ужасно хотелось когда-нибудь поговорить с Тиб. Она была единственной в Комнате, с кем ему никак не удавалось установить контакт. Даже от Тавегнера, который лежал неподвижно, как огромный кусок мяса, и не мог вымолвить ни слова, можно было узнать много интересного. Тавегнер занимал почти половину Комнаты, и все долго считали, что он такой же молчальник, как и Тиб. Только Пекки догадался, как можно с ним общаться. Сначала Дагсы обнаружили, что Тавегнер реагирует на прикосновение, так как они очень любили сидеть на его теплом и мягком теле. А Пекки вообще был очень мудрый. Вот он и придумал, чтобы Тавегнер булькал «да» на нужной букве алфавита, а если же хочет закончить слово, то еще два бульканья в придачу.
«И — Тавегнер»,— сообщил тогда Тавегнер. А потом поведал еще много интересных вещей.. Он говорил, что любит Дагсов, благодарил Пекки и просил, чтобы его немного передвинули, так как плохо видит экраны.
— Пекки, ты мужчина или женщина? — спросил как-то Снорг и начал разворачивать простынку.
— Отцепись, Снорг... отвали, пошел к чертям... Я просто Пекки...— Маленькое тельце пыталось вырваться.
Снорг распеленал Пекки до конца и сразу же начал заворачивать снова.
— Ты действительно просто Пекки,— сказал он.
— Дурень, я сразу тебе это сказал.— Пекки презрительно скривил губы. У него была прекрасная голова, даже больше головы Снорга, и форму она имела необычайно правильную, еще более правильную, чем головы тех, кого они наблюдали на экранах.
