Через час нам надоела однообразная гонка, и мы решили свернуть на самую красивую, но чертовски сложную дорогу региона «Блю Ридж парквэй».
Эта дорога стала своеобразным памятником Великой Депрессии. В тридцатых годах, когда жители Аппалачей доходили от безработицы, президент Рузвельт затеял общенациональную кампанию по строительству горной дороги вдоль всего хребта Аппалачей. Благодаря правительственным субсидиям, тысячи людей в окрестных городах и деревнях получили работу и смогли выжить. А потомкам они оставили прекрасную дорогу-музей, большая часть которой находится выше уровня облаков.
...Девяностоминутная передача на «Си-СПЭН» сделала нас всеамериканскими знаменитостями. За полтора часа в студии мы ответили на 39 звонков, поступивших со всей территории Штатов, включая Гавайи. Спрашивали о нашей любимой еде, сколько мы получаем, отпустит ли Россия Украину на волю, интересовались нашим отношением к абортам и «фаст-фуду», звонили люди, когда-то подвозившие нас по дороге.
На следующий день нас уже вызывали выступать в Нью-Йорк. А вечером того же дня я понял, что значит выступить по американскому ТВ. Молодые журналисты из «Си-СПЭН» пригласили нас на бейсбольный матч в Балтимор. Когда мы пробирались по трибунам к своим местам, я вдруг поймал несколько любопытных взглядов: нас узнавали телезрители!
— Жалко, что вы не американцы, — сказал один из журналистов, — после такой рекламы перед сорокамиллионной аудиторией у любого в этой стране дела резко пошли бы в гору.
Странное чувство оставил этот бейсбольный матч. Я видел лихорадку, с какой люди парковали машины у стадиона, длинные очереди за пивом и «хот-догами», возбужденные лица зрителей, роскошные цветные доспехи бейсболистов, но не видел главного — игры. От тех вялых движений, которые производили игроки, можно было умереть со скуки. Американцы вокруг спорили о достоинствах команд, делали прогнозы на сезон, а я вдруг понял, что вся эта бейсбольная мишура и тоскливая возня на зеленом поле — всего лишь предлог, чтобы хоть иногда собраться всем вместе, дружно посвистеть и почавкать сосисками. Им, бедным индивидуалистам, разделенным по коттеджам и трейлерам, так порой не хватает нормального для человеческого существа общения в единой кучке. Бейсбол же — один из заменителей их варианта нашей «коммуналки». Хотя бы на два часа.
И последний шок того вечера. Отсвистев положенное время, зрители дружно встали и довольные (хотя местные любимцы проиграли) отправились по машинам, назад к индивидуализму. А на трибуне осталось чудовищное количество банок и пакетов, словно мусорщики Балтимора целый месяц не подходили к стадиону.
...Мы попрощались с тихим милым Вашингтоном — никогда бы не подумал, что этот город держит второе место в стране по количеству убийств — и вышли на финишную прямую. На Нью-Йорк!
Мы возвращались в исходную точку своего путешествия. Только теперь Нью-Йорк больше не был для нас загадочным городом «Желтого Дьявола» и многоэтажным сумасшедшим домом, каким показался два с половиной месяца назад. Здесь наступала осень, и город был уже другим. Впрочем, мы тоже были другими после 15 тысяч километров пути вокруг великой и все еще непонятной страны, да и наша собственная страна на той стороне океана была другой. Мы пытались открыть Америку, а вместо этого открыли самих себя. После бесконечных хайвэев и «фаст-фудов», после трех дней в августе, после стольких встреч по дороге мы возвращались домой, словно из многолетнего космического путешествия. Мы знали, что дома снова будут очереди и грязь на улицах, но все это будет нашим. Очень трудно объяснить, почему чужая уютная и почти стерильная от всех неприятностей жизнь так и осталась чужой.
Как-то в Нью-Йорке мы разговорились с уличным продавцом «хот-догов» — Аликом из Ташкента. Он с гордостью рассказывал, что зашибает 80 «баксов» в день, и все у него «тип-топ», правда, последние два года никуда из города не выезжал — много работы. А мы стали рассказывать ему о Калифорнии, Большом Каньоне, Флориде, и выходило так, словно мы — граждане Америки, а не он. Алик смутился и не совсем уверенно сказал: «Зато я здесь свободен»; А еще была на Манхэттене одна случайная встреча, которая немыслима в чужой стране: на Пятьдесят второй улице в вечерней толпе мелькнуло знакомое лицо. Мы оглянулись одновременно, приглядываясь друг к другу, и узнали. Это был один из молодых преподавателей Колгейтского университета в штате Нью-Йорк, того самого, где мы провели свою первую автостоповскую ночь.
«Ну как ты? А ты как?» — похлопывали мы друг друга по плечам, словно в Москве на Тверской увидели знакомого из Тулы. Это только на карте материки кажутся такими безразмерными, а мир людей — куда меньше...
...Самолет грузно разворачивался над Кони-Айлендом, ложась на курс в сторону далекой Европы. На мгновение зеленым пятнышком сверкнула на солнце крошечная статуя Свободы.
— Как вам понравился символ американской демократии? — спросил сосед по креслу, пожилой американец.
— Эта железная барышня с Конституцией и вправду похожа на вашу демократию: издалека — огромная, великая, а подъезжаешь ближе — она маленькая и зеленая, — ответил я.
Американец хохотнул, он понял юмор. Легкие все-таки они люди.
Нью-Йорк — Нью-Йорк Сергей Фролов Фото автора
Что произошло на альпийском леднике Земилаун 4000 лет назад? Ответ на этот вопрос могут дать исследования тела древнего альпиниста, на тысячелетия занонсервированного самой природой.
Теплое время года в горах — это не только яркие краски природы и торжество жизни, но и грустные страницы былых трагедий и утрат. Эта особенность горного лета — обнажать прошлое — хорошо известна опытным альпинистам, из года в год штурмующим труднодоступные вершины. Нередко, бывает, натыкаются они на полуистлевшие останки тех, кто когда-то в силу различных трагических обстоятельств навсегда остался в смертельных объятиях таких манящих, но — недостижимых вершин. Альпы, «обжитые», пожалуй, лучше каких-либо других гор, тем не менее каждый год преподносят такого рода «открытия». Поэтому, обнаружив в сентябре 1991 года в районе ледника Земилаун тело одного из восходителей, как им казалось, Хельмут Симон и его жена Эрика из Германии спокойно отнеслись к ужасной находке и, оказавшись в туристском приюте, сообщили об этом его работнику, который, в свою очередь, информировал полицию. Возможно, этому случаю так и не придали бы особого значения, не случись в тех местах побывать Райнхольду Месснеру, знаменитому альпинисту, вместе со своим товарищем Хансом Камерландером. Удивленные безразличием местных властей к находке, они решили осмотреть место происшествия. Тело лежало на обледеневшем краю лужи, наполовину погруженное в талую воду. Внимание спортсмена привлекли странные, расположенные параллельно метки на ноже, а также лук и обувь. «Мне приходилось видеть много мертвых тел во время восхождений, но ни одного похожего на это»,— рассказал он затем в интервью. «Я сразу понял, что это археологическая находка». Благодаря его усилиям тело было доставлено вертолетом в Инсбрук, в Институт древней истории. Специалисты, изучив предметы, обнаруженные рядом с останками, пришли к выводу, что перед ними — представитель бронзового века. Об этом убедительно свидетельствовали остатки одежды, нож с каменным лезвием и топор, сделанный из какого-то медного сплава. Позже это подтвердилось результатами радиоуглеродного анализа, который установил, что останкам 4 тысячи лет.
Впервые археологи получили возможность исследовать почти не тронутую временем органику, фрагменты кожи и меха, из которых была сшита одежда, деревянную ручку топора и стрелы, другие мелкие предметы обихода. Особый интерес представили татуировки, крестики на каждом колене и параллельные линии на спине. Подобные отметки обозначали общественное положение, участие в военных действиях и многое другое.
Что же помогло так хорошо «законсервировать» древнего альпиниста? Эксперты считают, что главная причина — в удачном чередовании различных климатических и температурных режимов. В момент смерти, полагают они, дул теплый сухой ветер, который высушил и мумифицировал тело. Затем резко похолодало, его укрыл снег, а впоследствии поглотил ледник, пленником которого он и был в течение этих долгих тысячелетий, и лежать бы ему еще неизвестно сколько, если бы не общее потепление климата, растопившее ледяные оковы.
Перед исследователями встала серьезная задача — сохранить бесценную находку. Буквально за считанные дни на коже появились и стали бурно развиваться различные грибки, неизменные спутники сегодняшней цивилизации. Поверхность тела обработали дезинфицирующими растворами и поместили в холодильную камеру. Правда, уверенности в том, что это предотвратит распространение грибков, ни у кого не было. Микроорганизмы не всегда подчиняются воле человека. Это обстоятельство вызвало волну тревожных сообщений в средствах массовой информации, особенно в Италии. И действительно, злой иронией можно назвать судьбу древнего человека, чьи останки пролежали в целости и сохранности фантастическое количество лет, и начали разлагаться буквально через несколько дней после того, как их обнаружили. Между тем исследования еще далеки от завершения. Предстоит выяснить причину гибели древнего охотника, его возможные болезни, рацион и многое другое. Особые надежды возлагают ученые на генетические исследования, которые помогут пролить свет на возможное родство с каким-либо из современных народов, населяющих Европу. Пока что можно предположить, что это был человек 25 — 30 лет, ростом около 160 сантиметров, со стриженой бородкой, светлыми волосами и голубыми глазами. Объем мозга у него такой же, как и у наших современников. Он был достаточно состоятельным, о чем говорят кожаная одежда и добротный топор. Безусловно, ему была присуща смелость и он не был новичком в горах, но это, увы, не помогло ему преодолеть опасность.
