милицию, а Сява, декой гитары вбивает справедливость:
— Они! Тебя! Самого! Посадят! Ты талончики не даешь!
Хэви метал пэр. Колонна машин за маршруткой встала. Сигналят. Несколько водителей вышли из автомобилей, советуются кучкой, на Сяву озабоченно взгляды бросают. Они им кричит издевательски:
— Дяденьки! Давайте все сюда! На рок-концерт!
И гитарой искру из асфальта иссекает.
— Я — анарх!
— Говнарх! — к нему бежит, пригнувшись, мужчина-бык в кепке. Кулаки сжал, челюсти сжал. Сява его остановил. Проломил ему голову!
Струн — нету. Порвались у музыканта струны. Не поет природа, нет у ней поэта. Умолкли птицы — некому играть, аккомпанировать. Без творческой личности тишина. Сява натужился и попытался телепортироваться. Оказаться где-нибудь на Подоле, хотя бы у памятника Сковороды, там часто на мраморном постаменте сидят неформалы. Сява соберет вокруг себя кучку и скажет милостиво:
— Я бы сыграл, но у меня порвались струны.
Сразу к нему протянутся пять рук с пакетами струн. Нет, будет иначе. Один неформал скажет:
— Бери мои. Сейчас со своей гитары сниму.
Или пошлют гонца на Андреевский спуск, к какому-то хиппану, что там сидит играет растаманские мелодии. И молва, молва — рокер Сява с Дарницы дает импровизированный концерт, почти квартирник, только на открытом воздухе. Репертуар самый безбашенный.
Сейчас самое время, чтобы тут, на залитой кровью улице Юности, появился профессор, подростковый психолог, ведущий смелого эксперимента, и сказал громко и твердо:
— Этот парень необычный, у него буйная фантазия. Я собираю группу таких уникумов, чтобы открыть у них паранормальные способности с помощью специальных методик. Подростки-паранормалы полетят в космос. Первый полет на Марс — за ними. Я в это верю.
Конечно, из маршрутки вылезет его вечный оппонент, ученый, тоже профессор Иван Кашимский. Нет, даже академик.
— На Марс первыми полетят обезьяны!
Конечно, так и будет. Профессор с мировым именем вступится за своего любимого ученика. Чуча сейчас возьмет такси и приедет. Седой, суровый, начнет стучать палкой об пол:
— Я требую пояснений! На каких основаниях вы поместили сюда Николая Павловича? Разве вам неизвестно, что человеку, который трудится над диссертацией, нельзя нервничать? Так вы заботитесь о будущем науке, о её лучших кадрах?
Конечно, психиатры станут говорить, что Николай больной на всю голову, и что он враль, и что возможно опасен для общества, но Чуча только улыбнется с удивлением:
— Он? Да это милейший человек, мухи не обидит! Как-то идем с ним по улице. Трасса, оживленное движение. Автомобили снуют, снуют! Вдруг Николай Павлович срывается с места и бежит в гущу машин, вытянув руку, вот так! Что-то подхватывает, возвращается. Я глаза зажмурил, боюсь открывать — машины мимо него как торпеды, одна, другая, и ветер от них! Возвращается Николай Павлович, показывает мне ягодку крыжовника. Вот, дескать, живое! Не допустил, чтобы кто-то на него наехал. А вы говорите, опасен. Это же святой человек!
— Я не свят, — скажет Николай, — погодите, я не свят. Я просто стараюсь, как это говорится, жить по совести.
Вспомнится всуе и как Савченко был председателем жилищного кооператива, как превращал дом в образцовый, а когда пришли холода, однако отопление еще не включили, однажды вечером лично обходил все квартиры с коробкой свечей, звонил в двери и предлагал идти в подвал обогревать этими свечами трубы. Тепло — от сердца к сердцу.
Диссертация Савченко, «О распределении газов в организме». Сжатый воздух способен творить чудеса. Органическая пневматика. Перенаправление естественных газов в мышцы с целью их усиления. Новое слово в науке! И в медицине.
— Я сам медик, — сказал Николай.
Напротив него человек в спортивном костюме. Засунул в уши пальцы и губами шевелит. Не слышать. Попал в дурдом из-за громкого тиканья будильника. Тик! тик! тик!
Николай махнул перед ним рукой. Человек моргнул, но руки не опустил. Николай придвинулся и отчетливо, чтобы собеседник видел губы, произнес:
— Не хотите поговорить?
Хлопнула дверь, прошел здоровенный, низкий санитар в белом. Николай сказал, чтобы все слышали:
— Сюда уже едет профессор Чуча! Это ваши последние часы, сотруднички!
И вдруг понял, что времени не будет, время не течет, пока этот сумасшедший напротив держит пальцы в ушах. На нем течение времени завязано. Схватил того за руки, силился отнять. Крик! Набежали! Укололи! Ох потолок на меня падает!
А дом Болсуновых существовал будто в отдельной вселенной, оторванный от действительности. Приходили и уходили люди, не задерживаясь, выплеснув, почерпнув. Упокоившегося Чомина сменяли иные, обретаясь у Болсуновых на правах почетных гостей, без поселения в подвале. Новый человек, Игорь Слонимов, пузатый и лысоватый, тёр руками линялые свои старые джинсы — сегодня был приглашен в качестве праздничного торта — как его назвал Болсунов-старший. И пока молчал, ждал скопления народу. А народ приходил постепенно, надувая от жары потные щеки. Улыбки узнавания, иногда объятия.
Явился Вятский.
— Ну, кто это? — шепотом к старшему Болсунову. Тот проговорил стороной рта:
— Забавный левак. Но что-то в нем такое есть, иначе я бы не пригласил.
— Понял, — Вятский подмигнул.
Когда все собрались, и даже нарядная в сарафане Зина Злобина со студентами в толстовках — на коих Слонимов поглядывал с ехидцей в глазах — были вынесены свежие хлеба на подносах.
— Вот это по-нашему, да, — восхитился Злобин, а жена его Софья, тоже в сарафане, как и дочь, громко всех спросила:
— Правда, оригинально?
Злобин же изошел слюной и затопал ногами, при всех:
— Сколько раз говорить тебе, что это словечко выдумано умниками, своего родного языка не ведающими! У них, англичан, «ориджинэл», а у нас, русских, «своеобразно»! Оригинально! Блевать мне от такого слова хочется!
— А ведь верно, — заметил Слонимов, — словечко-то буржуазное.
Болсунов подскочил к нему, взял за плечо, чтобы представить гостям:
— Мы знаем, что вы состоите в организации…
— Давайте без политики, — отмахнулся Слонимов.
— Хорошо. Я хочу познакомить вас с Игорем Семеновичем, вот он, — указал рукой на Слонимова, тот едва заметно кивнул присутствующим, — Человек, не скрывающий левых взглядов, хотел рассказать нам о продвижении мировой революции мирным способом.
— Как именно? — крикнул неизвестный никому старик и закашлялся в кулак.
Слонимов вышел на середину комнаты:
— Проект «Колыбель революции». Ничего противозаконного, никаких силовых методов.
— Способов! — топнул ногой Злобин, — Это у них, за бугром, «мэтход»! Следите! — и погрозил пальцем.
Слонимов продолжил:
— Внедрение революционных мыслей еще с так сказать колыбели, с детского возраста. Борьба с буржуазным мышлением на корню, когда оно еще, так сказать, не развилось в акулье капиталистическое. Известно, что новорожденная буржуазия, — обвел насмешливым взглядом публику, — для воспитания своих детей часто нанимает нянек. Что же, мы предоставим
