ИЗ ДНЕВНИКА:
«Эти дни мы никогда не забудем. Холод, усталость, голод... Десять часов в сутки мы пробиваемся сквозь торосы на север, не думая ни о чем другом, кроме порции «Кембела» на привале и шестичасового забытья в холодном спальном мешке, влажном и липком от испарений наших усталых тел».
Продовольствие и припасы были сброшены полярникам, когда они приближались к 89-й широте. «Собаки, — сказал по радио Херберт, — выдохлись окончательно от недостатка пищи и долгого мороза. Им нужен по крайней мере недельный отдых, чтобы восстановить силы».
Но этой недели в запасе у Херберта и его спутников не было. Их ждал полюс.
ИЗ ДНЕВНИКА:
«С каким чувством мы достигнем этой точки после сорока дней мучительного труда, сказать не берусь... Возможно, мы будем ощущать гордость. Возможно, только голод и усталость. В любом случае мы не можем позволить себе расслабиться, пока наша задача далека от завершения и Шпицберген все еще впереди».
Он, конечно, не мог предполагать, что именно там, на полюсе, их поджидает одно из самых страшных бедствий, какие могут выпасть на долю полярных исследователей. От грядущей беды четверых англичан там будет отделять всего тридцать шесть часов.
Окончание следует
А. Ефремов, соб. корр. «Комсомольской правды», М. Кондратьева, соб. корр. «Вокруг света» в Лондоне
Его зовут и Джузеппе Мартинелли, и Аджан Сингх, и Рамон Гонсалес, и Надир Фейзиоглу, и Георгиос Илиопулос, и Фернандо Лопес, и бог знает как еще. Черты лица, цвет кожи, обычаи, язык — все у него разное. Да и живет он чуть ли не по всему свету: в Соединенных Штатах и Англии, в Швейцарии и Франции, в Австралии и Западной Германии. А судьба его повсюду одинакова. Ведь он эмигрант, человек, которого нужда загнала на чужбину.
В сегодняшнем капиталистическом мире, где господство монополий ведет к воспроизводству социальных антагонизмов в еще больших, чем раньше, масштабах и с еще большей остротой, сотни тысяч бедняков вынуждены покидать родину, близких и уезжать за границу в поисках лучшей доли. В Основном документе международного Совещания коммунистических и рабочих партий в Москве подчеркивается, что даже в наиболее развитых странах капитала миллионы людей испытывают муки безработицы и нужды, неуверенность в завтрашнем дне. Причем сама западная пресса не скрывает, что особенно тяжелым оказывается положение эмигрантов, тщетно надеявшихся найти на чужбине хоть крохи счастья.
Взять хотя бы ту же «добрую, старую Англию», кичащуюся своей «демократичностью». С чем ежедневно сталкиваются 800—900 тысяч выходцев из Индии, Пакистана, Африки, Вест-Индии, проживающие на Британских островах? С самой настоящей дискриминацией — только потому, что они не являются коренными англичанами. Практически им доступна лишь наиболее грязная и низкооплачиваемая работа. В отличие от США в Англии нет официально узаконенных гетто. Но даже специальной комиссии лейбористского правительства, занимавшейся этим вопросом, пришлось констатировать, что свыше двух третей домовладельцев, помещающих в газетах объявления о сдаче комнат и квартир, категорически отвергают эмигрантов из стран Азии и Африки. В Голландии, например, куда ежегодно приезжает около 60 тысяч марокканцев, турок, греков, итальянцев, домовладельцы также отказываются сдавать им комнаты в «приличных кварталах», считая их людьми «второго сорта». Поскольку же на иностранных рабочих не распространяется местное трудовое законодательство, они целиком зависят от произвола предпринимателей. Как правило, за свой труд эмигранты получают гораздо меньше официально установленного минимума, ютятся в не приспособленных для жилья помещениях или переполненных ночлежках, систематически недоедают.
В любой стране капиталистического мира бедняков-эмигрантов окружает стена пренебрежения, окрашенного откровенным расизмом. Он специально насаждается реакционными силами для политической дезориентации масс, которым стараются внушить, что многие их беды вызваны наплывом иностранцев, перебивающих-де у них кусок хлеба. Между тем эмигранты — это парии, вытесненные на задворки капиталистического общества, которое равнодушно перемалывает их своими жерновами. Эта трагическая судьба постигает и героев рассказов «Украденная душа» итальянского фантаста Серджо Туроне и «Я никогда вас не увижу» Рэя Бредбери. Первый — итальянец Винченцо Лагана, мечтающий попасть в Швейцарию. Второй — мексиканец Рамирес, приехавший на заработки в Штаты. Ситуации — разные. Трагедия — общая.
На протяжении тысячелетий люди не подозревали, что наступит момент, когда им придется охранять природу земного шара... от самих себя.
Не задумывались также и над тем, что придется скрупулезно подсчитывать даже ресурсы воды и воздуха, постоянно уменьшаемые самой же деятельностью человека. В США, например, некоторым промышленным районам и многомиллионным городам уже не хватает пресной воды. С тем же сталкиваются и некоторые другие страны. В свою очередь, общемировой сток испорченных, загрязненных вод мог бы сейчас составить реку более мощную, чем Амазонка. И этот все более растущий сток сплошь и рядом портит те самые источники, которых местами и так едва хватает для удовлетворения первоочередных нужд. На ум невольно приходит образ свечи, подожженной с обоих концов...
Еще хуже обстоит дело с растительным и животным миром. Иногда в западной прессе даже проскальзывают мысли, суть которых можно свести к следующему: «Мы — последнее поколение, еще заставшее неистребленную природу».
Выдающиеся мыслители и раньше задумывались над теневыми сторонами научно-технического прогресса. Достаточно вспомнить вывод, сделанный К. Марксом: «...Культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно... оставляет после себя пустыню...»
Диагноз поставлен точно. Сейчас уже миллионы людей задают себе вопрос: готова ли, наконец, современная наука вооружить людей дальновидной стратегией сознательного регулирования наших взаимоотношений с природой?
Попробуем найти ответ.
Чтобы управлять природой, надо, естественно, знать важнейшие ее закономерности. Выясним поэтому, что же нам известно о земной биосфере и как эти знания могут нам помочь.
Разомкнутый круг
Пространство земного шара конечно. Конечны и запасы воды, воздуха, минеральных солей, которые жизнь может использовать. Поэтому на Земле, как и на любой другой планете, жизнь возможна лишь на основе вечного круговорота жизни и смерти, постоянного возникновения и разрушения. Все животные дышат воздухом, который уже бессчетное число раз побывал в легких, все минеральные соли, сегодня потребляемые растениями, тоже неоднократно были составной частью живой ткани. Так цикл за циклом.
Можно пофантазировать и вообразить некую форму жизни, которая возникла в бесконечном, допустим, космическом пространстве, где запасы вещества и энергии также безграничны. Возможно, такие формы жизни не ведали бы разрушения и смерти... Они бесконечно распространялись бы в пространстве. Но эволюционировали бы они? Неизвестно.
В замкнутом пространстве Земли никогда не затухает противоречие, которое заставляет жизнь восходить по лестнице эволюции. Вот это противоречие: способность живого к самовоспроизведению безгранична, а запасы пищи, энергии, строительного материала конечны. Потомки одной-единственной тли при отсутствии хищников за считанные недели могли бы покрыть толстым слоем весь земной шар... Но чем бы они питались, эти мириады тлей?
Способность к безграничному самовоспроизведению создает то, что наш выдающийся соотечественник В. И. Вернадский назвал «давлением жизни». В результате «давления жизни» на протяжении всей геологической истории Земли шел непрерывный захват новых, еще не обжитых пространств. Возникнув в водной приповерхностной зоне, жизнь затем овладела глубинами океана, сушей, воздухом; на это ушли миллиарды лет.
Завоевывая новые пространства, жизнь овладевала новыми источниками пищи и энергии. Круговорот жизни ширился, рос.
Он менялся и качественно, так как новая среда путем естественного отбора, на основе генетической изменчивости выковывала новые формы жизни, часто более многочисленные, чем исходные. Например, число наземных, то есть исторически более молодых видов превышает численность морских, вероятно, более чем в десять раз.
Так замкнутый цикл жизни неизбежно превращался в восходящую спираль. Так усложнялась биосфера, так она росла и крепла, так обстояло дело, пока не возник человек.
