было и не нужно.
— Сумочка дома? — спросил Федор Алексеевич. — Нужно будет взглянуть.
— Да, конечно. Я жену предупредил. Она ее выложила в коридор и больше не трогала. — Он и дальше выражал свои мысли кроткими рублеными фразами, к чему я не сразу привыкла. Возможно, русский язык для него неродной, и ему тяжело изъясняться как-то иначе — изысканно, витиевато, длинными предложениями с кучей оборотов и прочих вставных конструкций. А может, он по натуре немногословен.
Мы шли в деревню вдоль оживленного шоссе, по тротуару, который только возле рынка был заасфальтирован. Справа начинался перелесок, и даже движение автотранспорта не мешало слушать пение птиц.
Федор по дороге обернулся ко мне и сказал:
— Я был у своих сегодня. Они в принципе готовы принять заявление. Но Ленка против.
— Против того, чтобы написать заявление? — удивилась я.
— Да. Она считает, что написать заявление в полицию — это все, это уже официально. Это будет означать, что она действительно пропала.
— Но она ведь действительно пропала!
— Да, но не каждый человек способен принять это так легко. Особенно после смерти другого ребенка…
— У вас кто-то умер? — проявил любопытство торговец.
Федор нахмурился снова — он, по всей видимости, часто это делал, так как к его возрасту у него уже образовалась внушительная складка на лбу, но она его не портила — и я решила уже, что он пошлет мужика, но все-таки Филиппов предпочел удовлетворить чужое невежливое любопытство. Рауль качал головой, охая.
Пока они общались, я глядела по сторонам.
— Смотри! — я ткнула на обочину, когда они уже свернули на проселочную дорогу, ведущую к деревне.
— Что?
Федор посмотрел, куда указывал мой палец, и тоже увидел этот предмет. У меня закружилась голова. Я не могла поверить… Я что, сплю? Снова вижу кошмар?..
На обочине под кустом валялась большая бело-красная открытка с розами — та самая, которую подарили и Изольде накануне смерти, и Алле перед ее таинственным исчезновением. Она лежала приоткрытой, так как верхняя сторона зацепилась за ветку куста, и я видела нижнюю часть — тот самый символ. Так что это не могла быть просто похожая открытка. Эта была именно та самая. Скорее всего, Алкина, ведь Изольдина потерялась в кафе в усадьбе, а младшая сестра была в этом районе два дня назад.
— Это она? — спросил меня их отец.
— Да!
— Уверена? — Он будто не хотел подходить и поднимать ее. Но почему? Не верил, что все это серьезно? Не верил в мою уверенность, то есть, что я не напутала? Или открытка реально мистическая и даже на расстоянии умеет вселять в людей ужас?
Я решила поднять ее сама — хоть и на меня тоже она напускала страх.
Я присела и протянула руку, когда Федор крикнул:
— Стой! — Достал из кармана салфетку и аккуратно взял ее сам. — Нужен пакет.
— У меня есть.
Я раскрыла пакет, и он бережно опустил туда открытку, предварительно в нее заглянув.
— Ну, теперь ты веришь? — возбужденно говорила я. — Это открытка — убийца!
— Я верю в то, что это открытка Аллы, ведь надпись совпадает с тем, что ты мне говорила еще в тот раз. Но открыток-убийц не бывает, бывают убийцы люди.
Рауль смотрел на нас со священным испугом в глазах, но предпочел ничего не уточнять. С его стороны и так прозвучало уже много нетактичных вопросов, и я рада, что он это понимал.
Мы шли по деревне долго, оказалось, что семья Рауля живет почти на окраине. Первая часть дороги была асфальтированной, а дальше — рытвины и ухабины. Интересно, как тут проезжают автомобили, особенно весной и осенью в пору дождей. Ну неужели в конце первой четверти двадцать первого века в нашей стране асфальт — все еще несоизмеримая роскошь?
Я покачала головой в ответ на свои удручающие непатриотические мысли, и в этот момент Рауль остановился возле миленького — хоть и весьма скромного в плане габаритов — деревянного домика, свежевыкрашенного ярко-голубой краской, с синими изразцами. Он достал ключи и попытался вставить в замок, но тут выяснилось, что дверь открыта. По нахмурившимся бровям мы с Федором поняли, что здесь что-то не так.
Рауль толкнул дверь и прокричал в пространство дома:
— Зуля, ты здесь? — затем добавил что-то на своем родном языке. Никто к нему не вышел. — Заходите, — бросил он нам и зашел сам.
Мы последовали за хозяином и попали в коридор — узкий, имеющий в углу прогнившие доски, однако чистый, даже пол еще был влажен после уборки. Пока Рауль ходил по комнатам маленького домишка, высматривая то ли жену, то ли хотя бы какую-нибудь записку от нее, мы искали тумбочку, на которой, по заверениям торговца, должна была находиться сумка, найденная им в кустах. Тумбочка нашлась, но сумки на ней не было.
Рауль вернулся в прихожую.
— Не знаю, куда она пошла, должна была быть дома. Вы посмотрели… — он запнулся, так как в этом момент одарил взглядом все ту же тумбу, уже изученную нами вдоль и поперек. — А где… — он не стал продолжать. Да и не надо было.
По законам жанра, сумочка пропала. Теперь уже было очевидно даже без осмотра, что это реально Алкин аксессуар. Жутко становилось от того, что некто озаботился ее кражей. По всем статьям это означало что-то плохое для самой жертвы. К тому же таинственное исчезновение хозяйки именно в тот день, когда ее муж должен был показывать нам сумку, тоже не добавляло оптимизма. Это все не к добру и не может являться совпадением.
Федор вздохнул, но лицо не выражало ни капли тревоги. Не понял то, что поняла я? Ну что ж, он ведь изначально не верил в теорию открытки-убийцы или хотя бы предупреждающей открытки-угрозы. Теперь он не верит в то, что сумочка реально была. Только зачем тогда, по его мнению, Раулю тратить на нас время и силы? Нас что, специально сюда заманивали? Ну не знаю, дом не выглядит логовом маньяка.
— Вот мой телефон, — оставляя визитную карточку на той же тумбе, заговорил Федор, — когда вернется жена или найдете сумочку, позвоните. Я на машине, так что приеду быстро.
Рауль выглядел озабоченным и даже несколько напуганным.
— А ментов-то? Ментов-то вызывать?
— Зачем?
— Как зачем? Жена пропала.
— А могла она уйти, допустим, к соседям? Или в магазин?
Рауль задумчиво почесал затылок.
— Ну… могла. Но я ей не велел.
— Жены, знаете ли, не всегда нас слушаются, — Федор уже откровенно издевался. — Полицию вызывать сейчас нет смысла. Улики нет. Жена не факт что пропала. Понимаете?
— Да
