охотникам, и те разошлись, коротко простившись друг с другом и с предводителем.
Наконец вождь подозвал Нарсу к себе и, фыркнув, что-то сказал ей, махнув рукой так, словно дозволял это. Мать же, в это время скрывшись за дверью их дома, довольно быстро вынырнула обратно с тремя небольшими пирогами в руках. Один она протянула Нарсу, другой, спустившись по ступенькам, отдала благодарно склонившемуся Аске, а потом подошла к Ане, которой уже показалось, что про неё забыли.
– Три! – белькара протянула пирог девочке. Живот у Ани предательски заурчал, и она с благодарностью взяла угощение.
– Спасибо большое, – поблагодарила она.
Белькара на миг замерла, но затем улыбнулась.
Аня ещё раз благодарно кивнула и принялась жевать. Хрустящее тесто скрывало сочную сладкую начинку из брусники, и на какое-то время окружающий мир просто перестал существовать. Девочка наслаждалась ещё тёплой сдобой и вкуснейшей начинкой. Чуть не укусив собственный палец, Аня с огорчением поняла, что пирог закончился. Хотелось ещё, но даже если бы она могла попросить, это было неудобно.
Нарсу, как оказалось, уже стояла рядом – довольная и немного испачканная вареньем.
– Окке каттаа кат? – спросила белькара. Впрочем, ответа она не ждала, потому что махнула рукой, вновь направившись к лесу. – Итртэ!
– Ага, итртэ, – согласилась Аня, которая уяснила, что это слово вроде бы означает «идти».
Нарсу взглянула на спутницу со смесью удивления и уважения.
– Тикискуу, каттархе! – крикнула им вслед жена вождя.
* * *
Какое-то время Аня просто шла за белькарой – говорить они всё равно не могли. Поэтому девочка просто дышала свежими запахами хвойного леса, разглядывая вековые замшелые деревья, зеркала небольших озёр и невероятных форм и размеров валуны и удивляясь крупным птицам, тяжело взлетающим чуть ли не из-под ног. А ещё замечала каких-то зверьков и настороженные чёрные глаза-бусины верпий.
Но в определённый момент ноги загудели и начали болеть. Столько ходить, да ещё и по лесу с его корнями, спутанными ягодниками, камешками, Ане никогда не приходилось.
– Нарсу, мы можем отдохнуть? Ноги очень болят, – Аня показала обернувшейся белькаре на свои ноги, а потом на оказавшийся рядом замшелый валун.
– Нэн-ке итртэ кат, – та вытянула руки вперёд, показывая, что нужно остановиться. Потом прислушалась. Уловив что-то, понятное только ей, белькара поманила Аню за собой. С первоначального маршрута они свернули, но это было не страшно: лесная жительница Нарсу знала дорогу.
Скоро Аня тоже уловила то, что белькара слышала издалека, – за деревьями журчала вода. Обрывистый берег вывел их к реке. Возможно, той же, которая продолжалась в стране Вит, где Аня с Сашкой спасались от преследования студёных.
Девочка поёжилась. Из разговоров белькар она поняла, что эти существа не могут выйти за пределы Нордлига, но от воспоминаний она поёжилась.
Солнце клонилось к закату, и смолистые стволы отливали червонным золотом, а кроны деревьев ловили последние лучи.
Нарсу деловито вытащила из заплечного мешка остро заточенный наконечник из кости и, найдя длинную палку, примотала его к ней, а оставшуюся верёвку привязала с другого края. Показала Ане на себя, на получившийся гарпун и на реку. Потом достала из того же мешка два камня. Жестами объяснила спутнице, что надо собрать хворост, и показала, как пользоваться камнями. Аня смутно припомнила, что давным-давно такие камни назывались огнивом и использовались для растопки очагов и раскуривания трубок. Или как-то иначе… В общем, теперь у них было всё для разведения костра, и белькара отправилась ловить рыбу.
Пришлось немного потерпеть, прежде чем Аня получила наконец сытный ужин. Несмотря на съеденный пирог, желудок снова настойчиво требовал еды. Впрочем, скучать ей во время ожидания не пришлось. Собрать достаточное количество хвороста оказалось делом долгим, к тому же девочка боялась уходить далеко, чтобы не заблудиться в темнеющем лесу. А зажечь костёр двумя камнями и вовсе стало настоящим вызовом терпению. Уже совсем стемнело, когда они с Нарсу сели перед ярким тёплым костром, уминая запечённую на нём же речную рыбу. Без соли оказалось не так уж вкусно, но голодный желудок был рад любой достойной пище.
Когда по телу разлилось сытое тепло и веки отяжелели, Аня поняла, что готова уснуть прямо там, где сидит: в лесу, без укрытия и даже без спального мешка. Видимо, заметив это, Нарсу показала на девочку, потом сложила под щекой ладони, наклонила голову и закрыла глаза.
– Мне спать? – повторила её движения Аня. – А ты? – она указала на белькару.
Та помотала головой и кивнула на костёр:
– Ма тирикке ит тэр.
Затем белькара жестами дала понять, что разбудит Аню, чтобы она тоже следила за костром, а сама ляжет спать.
– Хорошо, – согласилась девочка, зевая.
* * *
Разбудила её Нарсу, казалось, всего через час, хотя небо над кронами деревьев уже начало сереть. Аня потёрла глаза, в которые будто песка насыпали, и сонно кивнула, когда белькара указала на костёр. Рядом аккуратной горкой были навалены ветки – знай себе подкидывай. Белькара свернулась клубком по другую сторону костра, и Аня осталась наедине с собой. Тихонько шумел, играя ветками деревьев, ветер, невидимая в сумраке, бурлила на перекатах река. Где-то поскрипывал ствол старого дерева.
Девочка села поближе к костру и обхватила руками колени. Интересно, хватились ли её дома? Она же не разбилась, как Никонов… Не может такого быть. Или может?.. У Ани перехватило дыхание. Но ведь нойта сказала… Так она и Никонову много чего сказала! Неужели Вит и её убила – и соврала? Сон как рукой сняло. Аня лихорадочно вспоминала. Вот она видит Никонова во сне – там было просто зеркало в учительской. Максимум можно порезаться. И потом они с Машкой в коридоре это зеркало видели. И узоры. Нет. Она точно попала в другой мир через то зеркало. Значит, ниоткуда она не падала и не разбивалась. Да и зачем она нойте? Если тоже кого-то позвать, то зачем отправлять за непонятным Сердцем мира?
Немного успокоившись, Аня подкинула в костёр веток. Каких только страстей не напридумываешь, сидя в ночном лесу. «А представляешь, что сейчас думает мама?» – подколол ехидный внутренний голос. Да мама наверняка уже поседела. Ведь прошли целые сутки. И бабушка – у неё вообще плохо с сердцем. И папе сообщили уже… Только Егору, наверное, плевать. Хотя и он погрустит – всё-таки брат. А Машка… интересно, что думает Машка? Она единственная, наверное, догадывается, что случилось. Сердце будто сдавила чья-то рука, в груди заныло. Захотелось плакать – так жалко сейчас стало себя и своих близких.
«Да чего это я? – Аня смахнула навернувшиеся слёзы. – Я вернусь. Надо только принести
